[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
Модератор форума: Hasta, Irkina, julia-sp, АгатА  
Форум » Библиотечная секция "Гет" » Снейджер » "За гранью невозможного" (Автор: Северное Сердце, R, СС/ГГ, романс, макси, закончен)
"За гранью невозможного"
julia-spДата: Воскресенье, 14.08.2011, 09:56 | Сообщение # 1
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
Название: За гранью невозможного
Автор: Северное Сердце
Бета: Amnesia, Kalinka
Рейтинг: R
Пейринг: СС/ГГ
Жанр: Romance
Дисклаймер: Все свое ношу с собой, все чужое только взято во временное пользование и непременно будет возвращено создательнице (хотя не всегда в неизменном виде)
Саммари: По случайному стечению обстоятельств Гермиона становится ученицей Дамблдора и на два года покидает Англию... Как меняется она, ее отношения с людьми и особенно с одним человеком...
Размер: макси
Статус: закончен


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 14.08.2011, 09:58 | Сообщение # 2
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 1. Пролог
      Шестой год обучения «гриффиндорской троицы» подходил к концу. До долгожданных каникул оставалось 8 дней и 2 экзамена (по трансфигурации и арифмантике), но атмосфера, царившая в главном зале во время ужина, мало чем напоминала обычное для летних дней в Хогвартсе радостное предвкушение.
      Вот уже два месяца, как перестали поступать какие-либо сообщения о нападениях со стороны Пожирателей смерти. Последней информацией, полученной от хогвартского двойного шпиона, было то, что Темный лорд намерен покинуть территорию Британии на два года, чтобы собрать под своим началом темную армию, равных которой не было в истории, и с ее помощью раз и навсегда перекроить мир согласно законам истинной силы. Ни у кого из тех немногих, кто был посвящен в подробности планов Лорда, не возникало сомнений, что будущая армия Волдеморта оставит от известного им мира только размытую черную тень, распростертую под ногами повелителя.
      Несмотря на кажущуюся передышку, имеющуюся благодаря отсутствию нападений, в стане Ордена Феникса царили упаднические настроения. Такого поворота событий явно не ожидал никто, и следует признать, что он не сулил ничего хорошего. Силы ордена были серьезно подточены постоянными и довольно точными атаками Пожирателей в течение последних семи месяцев. За это время численность светлых сил сократилась на треть, даже если учитывать довольно существенное пополнение Ордена новыми членами. Да, возможно, у них будет года два для восстановления сил и подготовки к сопротивлению, но использовать это время для создания армии равной по силе армии Темного Лорда... Рассчитывать не приходится. Все попытки привлечь к борьбе любые силы других стран раз за разом с треском проваливались. Потенциальные союзники отказывались вмешиваться во «внутренние конфликты колдовской Британии», и, поскольку их странам открыто ничего не угрожало, предпочитали держаться в стороне.
      Что же касается самой Британии, то здесь дела обстояли не лучше. За последние два года Орден Феникса собрал всех, кто готов был хоть как-то принимать участие в сопротивлении, и рассчитывать в ближайшее время на пополнение можно было лишь за счет некоторых учащихся выпускных классов. А в свете последних событий и наступающего длительного затишья можно предположить, что и те немногие, кто еще мог присоединиться к светлым силам, предпочтут оставаться в стороне, постепенно поверив в окончание странной войны. Уже сейчас заголовки «Ежедневного Пророка» пестрили сообщениями о внезапной безвременной кончине Темного Лорда, его переезде в Южную Америку, а так же версиями о том, что его возрождение и вовсе было полным фарсом. Министерство всеми силами отвоевывало потерянный авторитет, а люди, так уставшие от постоянного страха за своих близких, хоть и не верили ни одной из расхожих версий (слишком часто за последние годы правительство ошибалось в своих заявлениях), но все же вздыхали с облегчением, не находя на первой полосе сообщений о нападениях и гибели людей.
      Жизнь в школе волшебства и чародейства Хогвартс, как всегда протекала немного по иным законам, чем в остальном магическом мире. Здесь, каким-то невероятным образом (о котором подозревали все, но в точности знал только чудаковатый директор неопределенного возраста) распространялись слухи обо всем, что происходит в самой школе и далеко за ее пределами, и, как после выяснялось, слухи оказывались как нельзя ближе к истинному ходу событий. Настоящее время не стало исключением – по школе активно расползались разговоры о том, что теперешнее мирное существование магического мира на самом деле лишь затишье перед бурей. Ученики старших классов проявляли искреннюю заинтересованность в любой практически применимой для будущей борьбы информации, преподаватели в свою очередь активно вносили изменения в учебные планы, ориентируя их все больше на практическую необходимость дать школьникам навыки самозащиты и знания, позволяющие выжить, а не на получение баллов на экзаменах. Конечно, впереди были долгие летние месяцы, за которые о многом можно было позабыть, но сейчас, во время ужина, за столами старших курсов чаще обсуждались последние новости, чем планы на каникулы.
      – Гарри, что с тобой сегодня? Ты за весь день и двух слов не проронил, у тебя что-то случилось? – темноволосый юноша в очках, до этого момента невидящим взглядом уткнувшийся в содержимое собственной тарелки, поднял взгляд на обеспокоенное лицо своей однокурсницы и старосты Гриффиндора Гермионы Грэйнджер.
      – Нет. То есть да... но ничего плохого, – поспешил добавить юноша, заметив в карих глазах подруги зарождающуюся тревогу (она всегда о нем тревожилась больше чем необходимо и опекала, как это могла бы делать, к примеру, старшая сестра, хотя они с Гермионой были одного возраста).
      – Просто Дамблдор сказал, что мне не придется возвращаться к Дурслям на каникулы, так что летом я буду находиться в доме Сириуса.
      – Так это же здорово! – вмешался в разговор высокий рыжий парень со множеством веснушек на широком носу и щеках, только что оторвавшийся от самозабвенного поедания яблочного пирога. – Тебе не придется терпеть издевательства этих магглов, и может, на пару недель сможешь вырваться в Нору, побездельничаем, погоняем с близнецами в квидич.
      – Помолчи, Рон, – оборвала его девушка. – Иногда твоя непосредственность становится просто невыносимой. Неужели ты не понимаешь? Извини, Гарри, тебе, наверно, очень тяжело снова возвращаться в этот дом, после всего, что случилось. Но, в конце концов, это ведь теперь твой дом, и ты со временем привыкнешь. Или тебя еще что-то беспокоит?
      – Не знаю... Меня не покидает чувство, будто после этого переезда все изменится, это глупо, но... Понимаешь, Дамблдор сказал еще, что для меня скоро начнутся специальные занятия, так что летом бездельничать не придется, и меня это больше радует... Но это затишье и начало занятий не простое совпадение, они решили меня подготовить... вот я и думаю, что теперь все будет по другому.
      – Знаешь, мне тоже так кажется, – Гермиона вдруг стала совсем серьезной, и из ее голоса исчезли привычные покровительственные интонации. – В конце концов, мы ведь всегда понимали, что должно произойти, у нас и так было достаточно времени, чтобы к этому подготовиться... Я не хотела вам говорить заранее, пока ничего не решилось, но думаю это не так важно... Я решила сдать седьмой курс экстерном, я и так уже изучила больше половины программы седьмого курса и не вижу смысла терять целый год на просиживание за партой, я хочу делать что-то полезное... для всех нас. Думаю, директор не будет возражать и даст разрешение на досрочную сдачу экзаменов.
      – Но, Герми, как ты можешь, а как же я, ты что, так запросто все бросишь, я ничего для тебя не значу?
      – Рон, я же не говорила, что собираюсь тебя бросить, я даже не уверена, что не буду и дальше находиться в Хогвартсе, ведь мои родители переехали в Австралию, а своего жилья у меня нет, но я не хочу больше быть школьницей, я хочу участвовать в настоящей жизни... И, пожалуйста, не называй меня «Герми», я уже сто раз говорила что мне это не нравится.
      – Если ты считаешь, что ты будешь делать все, что тебе вздумается, даже не посоветовавшись со мной, а я буду со всем мириться и молча дожидаться тебя, как это было почти полгода после каникул, то ты ошибаешься. Я больше не буду таким болваном. Если ты бросишь школу, то нашим отношениям конец.
      Парень просто кипел от злости и последнюю фразу произнес так громко, что даже с соседних столов студенты стали оборачиваться на повздорившую парочку.
      – Рон, ну зачем ты так?
      Глаза Гермионы наполнились слезами, и она дрожащим голосом пыталась еще что-то объяснить, но ее объяснения уже летели в спину вскочившего с места и быстрыми шагами удаляющегося из Большого зала парня.
      – Не переживай, Гермиона, он одумается... это он сгоряча... – пытался успокоить плачущую подругу Гарри. – В конце концов, он не может не понимать, что сейчас на самом деле важно.
      – Гарри, он наш друг, и даже больше для меня, и мы столько всего пережили вместе, но боюсь, что именно этого он не понимает, а когда поймет, уже будет поздно...


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 14.08.2011, 09:59 | Сообщение # 3
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 2. Неожиданный поворот лестницы
      Девушка стояла у зеркала неподвижно уже десять минут, критическим осматривая собственное отражение. Темно-бордовая бархатная мантия, расходящаяся от тонкой талии широкими складками, была идеально разглажена, непослушные каштановые волосы собраны в плотную косу, перевязанную на конце атласной алой лентой, губы, мягко подчеркнутые полупрозрачным блеском, слегка поджаты, а в светло-карих глазах застыла смесь волнения и решительности. Она была готова.
      Гермиона никогда не была легкомысленной, и предпочитала заблаговременно обдумывать все важные решения, особенно если дело касалось такой серьезной темы как обучение. Вот уже несколько месяцев она прокручивала в мыслях возможные варианты, взвешивала все «за» и «против», и, в конце концов, ясно определилась со своими планами на будущее. Казалось, она предусмотрела все, множество раз составив схему предстоящей беседы и даже отрепетировав у зеркала свою речь, но все откладывала и откладывала день разговора, и сейчас, когда пришло время действовать, мысли спутались, ноги предательски подкашивались, а в ушах стоял шум как от морской раковины. «Соберись, Гермиона, ты же гриффиндорка, а гриффиндорки не поддаются беспричинной панике», – пыталась втолковать девушка своему растерянному отражению. – Сейчас или никогда!«.
      Похоже, эти самоувещевания помогли, поскольку она, хоть и не помнила, как сюда добралась, но уже стояла у заветной двери с поднятой рукой, намереваясь постучать. Еще одна секунда, рука касается двери, сердце пропускает один удар, и с другой стороны двери раздается резкое: «Войдите».
      – Мисс Грэйнджер? Могу я поинтересоваться, что вы здесь делаете, вместо того, чтобы паковать вещи? Если я не ошибаюсь, у вашего курса в этом году нет экзамена по зельеварению...
      Северус Снейп сидел за учительским столом, слегка склонившись и не отрывая взгляда от пергамента, лежащего перед ним. Кажущаяся мягкость голоса профессора каким-то невообразимым способом лишь подчеркивало нескрываемое раздражение, сквозящее в его словах.
      – Нет, сэр, не ошибаетесь, – ответила девушка, пытаясь подавить вновь нахлынувшее волнение.
      – В таком случае, зачем вы здесь? – переспросил холодный резкий голос.
      – Я хотела обсудить с вами свои планы дальнейшего обучения, сэр, – выпалила она на одном дыхании.
      – Вы явно что-то путаете, вашим деканом по-прежнему остается профессор МакГонагалл, или вас перераспределили в Слизерин? Это было бы весьма забавно...
      Ну вот, и долгожданный сарказм, но она не должна отвлекаться на язвительные комментарии, у нее есть цель.
      – Нет, сэр, меня не перераспределяли, просто я сдаю последний курс экстерном. Директор уже подписал разрешение, – все силы девушка сконцентрировала на поддержании этого ровного, спокойного тона.
      – Что ж, не удивительно... Но я по-прежнему не понимаю, почему вы пришли с этим ко мне, экзамены у выпускных курсов принимает специальная экзаменационная комиссия, а не преподаватели.
      – Да, профессор, я знаю, директор Дамблдор мне все объяснил. Я пришла совсем не по поводу экзаменов.
      – Так поведайте мне, наконец, зачем потратили уже семь минут моего времени?
      Снейп оторвался от пергамента на столе и бросил уничижительный взгляд на незадачливую студентку, у него совершенно не было желания разбираться с проблемами гриффиндорцев.
      – Я хотела просить вас принять меня в ученицы.
      На мгновение в непроницаемых черных глазах промелькнула тень удивления и даже интереса, но в следующую секунду они снова выражали только холодное безразличие.
      – Это невозможно, мисс Грэйнджер.
      – Но, сэр, я понимаю, что вы не слишком хорошо относитесь к гриффиндорцам и ко мне лично, но, может быть, вы подумаете... Я хотела бы показать вам некоторые наброски возможного плана работы, может вас бы это заинтересовало, – похоже, девушка заранее предполагала такой ответ и не собиралась сдаваться так просто.
      – Мисс Грэйнджер, я понимаю, что на вашем факультете логику, мягко говоря, не жалуют, но что именно в значении слова «невозможно» вам не понятно? Впрочем, можете не отвечать, я и так знаю... Специально для вас поясню: «невозможно» означает, что нет никакого способа выполнения вашей просьбы, в независимости от моего желания или нежелания.
      – Но почему?
      Наверное, задавать подобный вопрос профессору Снейпу было опрометчиво, но девушка, похоже, была искренне расстроена. Гермиона нервно теребила ленточку на кончике косы и кусала нижнюю губу.
      – Думаю, наиболее уместным ответом было бы: «не ваше дело», но поскольку вы и так вскоре узнаете причину, не вижу смысла этого скрывать. Дело в том, что по просьбе директора я уже взял одного ученика, и к моему огромному неудовольствию этим учеником является Поттер. Надеюсь, не стоит вам объяснять, что на обучение двух гриффиндорцев у меня нет ни времени, ни терпения, – открытое разочарование в глазах девушки немного удивило Снейпа, он вовсе не мог предполагать, что Всезнайка захочет учиться у него после всех его язвительных замечаний за шесть лет, да еще и расстроится из-за отказа. – У вас нет причин расстраиваться по этому поводу, мисс Грэйнджер, уверен, профессор МакГонагалл или любой другой из профессоров Хогвартса с радостью согласится вас курировать.
      – Да, конечно, я понимаю... Извините, что отняла у вас время, профессор. Она развернулась и быстро прошла к двери, чтобы успеть выйти, пока на глазах не выступили слезы, и уже в дверях услышала слова профессора.
      – Мисс Грэйнджер? – на секунду в ее сердце встрепенулась надежда, но как только она повернулась, надежда испарилась, – Думаю, это ваше, – на узкой бледной ладони профессора лежала свившаяся как змейка алая ленточка Гермионы. Профессор приблизился к ней и протянул руку с ленточкой. По совершенно непонятной причине в горле у девушки пересохло от усилившегося волнения. Она потянулась, чтобы взять ленточку, и на короткое мгновение ее ладошка накрыла большую теплую ладонь Снейпа, от этого случайного прикосновения сердце пропустило удар, и она нервно сглотнула.
      – С-с... спасибо, профессор, – заикаясь, пролепетала она и выбежала из кабинета.
      Уже на обратном пути в Гриффиндорскую башню Гермиона отчаянно ругала себя за свое поведение (и что это на нее нашло?), за то, что даже не рассматривала всерьез возможности отказа (т.е. она предполагала, что Снейп может отказаться, но в этом случае она надеялась на помощь директора и думала, что он сумеет уговорить зельевара, но вот такого варианта...). Сейчас она уже не могла отказаться от сдачи экзаменов экстерном, потому что все бумаги уже оформлены, и назначен день приезда комиссии, а никакого запасного плана действий у нее не было.
      Она бежала по коридорам, желая как можно быстрее добраться до собственной спальной и никогда оттуда не выходить, ее щеки раскраснелись от бега, а волосы расплелись и растрепались. Состояние полной неопределенности повергло девушку в уныние, которое уже грозило перерасти в панику, когда очередная лестница у нее под ногами резко изменила направление и направила Гермиону в совершенно другой коридор. Решив, что можно и обойти немного, а не дожидаться изменения настроения непредсказуемых лестниц, она пошла по этому коридору и, пройдя около половины пути, остановилась у статуи каменной горгульи. Постояв несколько секунд перед статуей, она тряхнула каштановой копной волос, словно в знак согласия с самой собой, и произнесла пароль. Позже, сидя в своей комнате и все еще не веря в реальность произошедшего, она прокручивала в голове удивительно короткий разговор:
      – Профессор Дамблдор, возьмите меня в ученицы.
      – Хорошо, мисс Грэйнджер.
      – Дело в том, что... Ой... Что правда, вы согласны меня учить?
      – Да, мисс Грэйнджер, правда.
      – Но... вы ведь никогда не брали учеников?
      – Просто раньше меня никто об этом не просил...


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 14.08.2011, 09:59 | Сообщение # 4
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 3. Ученица Дамблдора
     
      28 июня
      Первый день моего ученичества.
      Когда Дамблдор согласился взять меня в ученицы, я думала, что разорвусь от гордости и счастья. До сих пор не могу поверить, что набралась наглости попросить его об этом. Если бы не состояние, которое сейчас мне кажется ничем иным, как помутнением рассудка, мне бы и в голову не пришла подобная идея. Теперь мне приходится признать, что «здравый рассудок» не такая уж полезная вещь и в прошлом был сильно мною переоценен. Это весьма полезное умозаключение позволяет мне принять решение, о котором я думаю весь день, и, честно говоря, это решение меня не радует, наоборот – мне очень страшно, но похоже выбора у меня нет.
      Итак, мое первое решение: «Во время своего ученичества я не буду следовать тому, что подсказывает мне рациональное мышление». Написала, и стало немного легче. Дело в том, что с самого утра меня преследовало чувство, что мне на шею повесили каменную глыбу и сбросили в океан, я задыхалась от безысходности и страха захлебнутся в этой холодной бездне. И я ничуть не преувеличиваю остроту этого чувства. Но все по порядку...
      Утром я пришла в кабинет директора, чтобы наметить план занятий на время каникул. У меня была неделя свободного времени, которую я, конечно же, провела в библиотеке, выискивая информацию и составляя списки того, чему хотела бы научиться. Мне никак не хотелось казаться неподготовленной к этой важной беседе, поэтому я заодно пересматривала все книги по высшей магии, которые попадались на глаза. Но к тому, что меня ожидало, я не могла быть готова даже если бы выучила все содержание Хогвартской библиотеки наизусть. Едва войдя в кабинет, не успев задать ни одного вопроса, я получила от Дамблдора краткие инструкции, которым обязана следовать ближайшие три месяца.
      1. Я должна молчать. Нет, не только на наших занятиях, а вообще... постоянно... все три месяца. Я не должна произнести ни слова (причем на меня не были наложены специальные чары, которые бы мне запретили это делать, я должна сохранять молчание добровольно, без всяких чар). Так же я не могу вести переписку с кем-либо или дневник, или конспекты – ничего. Единственное исключение – этот пергамент, подаренный Дамблдором и зачарованный так, что каждое утро снова становится чистым, и все, что я тут пишу, исчезнет, когда я проснусь завтра. Утром мне хотелось спросить у директора, зачем же что-то записывать, если потом все равно нельзя будет прочесть, но спрашивать о чем-то я не смогу еще долго. Впрочем, ответ на этот вопрос я уже знаю. Я пишу на этом идиотском пергаменте, чтобы не сойти с ума, слишком нереальным мне кажется происходящее, слишком много мыслей и эмоций пытаются вырваться наружу, и я выливаю их на пергамент тоненькими полосами магических чернил... Но, похоже, я отвлеклась от темы.
      2. Я должна приступить к изучению шести новых языков (сейчас я знаю только три: родной английский, французский (довольно хорошо, так как начала изучать его еще в начальной маггловской школе) и основы латыни. А предстоит мне выучить следующие:
     
      Русский
      Итальянский
      Греческий
      Древнеэльфийский
      Вейлийский
      Парселтанг
     
      Больше всего меня удивил последний, не только потому, что я не представляю, зачем он может кому-то понадобиться, а в основном потому, что считала обучение ему невозможным. За все годы учебы мне не встречалось ни одного упоминания о такой возможности или о ком-то, кому это удалось, поэтому я считала, что владение парселтангом – это врожденная способность. Но, как оказалось, для обучения этому языку существует вполне обычный учебник, изданный еще в одиннадцатом веке колдуном-змееустом, и по нему может заниматься любой желающий, просто желающих за это время было не много, и они предпочитали держать свои знания в секрете из-за укоренившегося предубеждения в магическом обществе против змееустов. Да, кстати, Дамблдор подарил мне маленькую изумрудную змейку, чтобы я могла практиковать парселтанг в общении с ней. Сначала я чуть не умерла от страха, увидев ее, а теперь, по прошествии всего нескольких часов, она мне даже начала нравится. Не знаю, выйдет ли из меня змееуст, но Сашу (так ее теперь зовут – в учебнике написано, что змеи легче привыкают к имени, если оно состоит их привычных для них звуков) я оставлю у себя в любом случае. К моему огромному удивлению Косолапсусу она тоже понравилась.
      В замке во время летних каникул очень тихо и спокойно. Сейчас я буквально каждой клеточкой чувствую его надежную защиту, которая ограждает обитателей Хогвартса от всех опасностей внешнего мира. Немного скучаю по Гарри и Рону (с Роном мы так и не успели помириться до его отъезда), даже по родителям... Но зато у меня уйма времени, чтобы готовиться к экзаменам, и все разделы Хогвартской библиотеки в моем полном распоряжении. Я давно мечтала покопаться в Запретной секции без постоянного присмотра со стороны миссис Пинс.
      Хм... Сама не заметила, как настроение из панического медленно перешло в почти приподнято-оптимистическое! Наверное, на способности стирать все записи по утрам магические свойства этого пергамента не заканчиваются. Итак, решения приняты, эмоции выплеснуты, и хотя мне все еще кажется, что я нахожусь среди холодного бушующего океана, камня на шее я уже не чувствую, и еще появилась слабая надежда, что я все же выплыву...
     
     
      17 июля
      Давно ничего не записывала, наверное, потому, что писать было почти не о чем. Уже три дня я полностью предоставлена самой себе. С Дамблдором эти дни виделась только на обеде. Вообще наши «занятия» проходят довольно странно – я прихожу к нему в кабинет, мы пьем чай со сладостями, потом он рассказывает мне разные истории из своей жизни или жизни других волшебников (думаю, некоторые истории он придумал сам), иногда он задает мне вопросы (хотя сам запретил говорить), и я потом долгое время сочиняю разные варианты того, как могла бы ему ответить... Никаких заклинаний, никакой боевой магии, даже теории. Это все похоже на обычные дружеские посиделки, если не брать во внимание, что слово «дружеский» вряд ли можно применять в отношении обычной ученицы и величайшего колдуна современности, но Альбус (он настаивает, чтобы я называла его по имени) похоже и не берет это во внимание. Я никогда не могла бы ожидать от него той степени открытости, откровенности и доверия к себе, которые он демонстрирует во время наших бесед. Он посвящает меня в свои личные воспоминания, планы, идеи... это просто удивительно. Я уже не представляю, как могла жить раньше, не зная этого человека. Именно «человека», потому что как человек Альбус Дамблдор намного глубже, интереснее, мудрее, чем Дамблдор-Величайший-Колдун-Директор-Хогвартса-Любитель-Лимонных-Долек...
      Все-таки в записи собственных мыслей есть нечто очень полезное. Вот сейчас мне пришло в голову, что именно такой способ занятий совершенно не случаен. Похоже, так Альбус хотел показать мне, что в человеке первична его внутренняя суть, характер, душа, а магические способности как бы являются продолжением человека, они словно вытекают из его личных качеств. И, возможно, это может объяснить, почему последние дни у меня нет никаких заданий, похоже, впервые в жизни у меня просто появилась возможность побыть наедине с собой. В замке осталось лишь несколько человек: Альбус – он здесь живет весь год, Хагрид и Филч тоже, еще профессор Снейп (днем он занимается с Гарри на площади Гриммо, но вечером обычно возвращается), иногда появляются профессор МакГонагалл и мадам Помфри. Я много гуляю, погода стоит просто замечательная и по-летнему теплая, особенно мне нравится проводить время на правом берегу озера за холмом, там у самой воды стоит скамейка, на которой приятно отдыхать, почитать или даже подремать. Не знаю, кто ее поставил, но я здесь никого никогда не встречала (хотя после дождя там были чьи-то следы, значит, кто-то к ней все же приходит). Поскольку замок и прилегающая территория огромны, я редко встречаю кого-то кроме как во время обеда, мне не приходится переживать, что я не могу говорить – это совершенно не нужно, ко мне почти никто не обращается, а если обращаются, то в ответ обычно достаточно кивнуть или несогласно покачать головой.
      Вообще я стала замечать, что по выражению лица, взгляду, осанке часто можно больше узнать о человеке и его мыслях, чем из самой долгой и обстоятельной беседы. В разговорах люди часто оперируют незначительными понятиями, прошлыми чувствами и идеями, собственными заблуждениями, а тело человека говорит о настоящем моменте, о состоянии человека, оно не заблуждается, не пытается произвести впечатление умными фразами, оно просто передает то, что есть. Еще я заметила, что, когда перестала говорить, то стала внимательнее относиться ко многим вещам, стала больше наблюдать за окружающим миром: за природой, за людьми, даже за собой... Я в последние дни стала ощущать, каково же это – быть самой собой, ведь никто, кроме меня, не интересуется моей скромной персоной, и я поняла, что сама себя почти не знаю, знаю только, что я не та Гермиона Грэйнджер, которую привыкли видеть во мне окружающие да и я сама тоже... Наверное, этого и добивался Альбус. Того, чтобы я поняла, кто я, чего я хочу, к чему стремлюсь. Да, серьезные вопросики... Но он прав, если сейчас я этого не пойму, то, возможно, потом уже будет поздно. Совсем скоро я покину школу (мое прошлое желание оставаться здесь было продиктовано только детским страхом перед открытым миром, и, когда я это поняла, то решила покинуть школу при первом же случае. Я гриффиндорка, а не какая-то трусиха, и до того, как это произойдет, нужно выбрать свой собственный путь, и лучше выбрать то, что мне действительно близко, понять бы только, что...


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 14.08.2011, 10:00 | Сообщение # 5
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 4. Cognosce te ipsum или основы оклюменции
     
      18 июля
      Есть вообще что-нибудь, что этот человек не знает или не замечает? Не прошло и двух часов с момента последней записи, как Альбус позвал меня в свой кабинет и предложил начать занятия ментальной магией. Поскольку теорию я изучила, еще когда Гарри брал уроки у Снейпа, мы сразу начали практическую часть. Альбус попросил меня мысленно обратиться к нему, получилось почти сразу! Теперь я могу общаться с ним, не нарушая молчания!!! Так странно, когда у тебя в голове звучит чужой голос... Еще я пыталась ставить мысленный блок – это был полный провал (бедный Гарри, как я его сейчас понимаю). Я пыталась выстроить стену, нарисовать мысленно какую-то картинку, представить густой непроглядный туман – все бесполезно, блок не держится и секунды...Тренировалась до поздней ночи пока не стала засыпать стоя...
     
     
      10 августа
      Сегодня снова занимались окклюменцией – полное фиаско... Зато Дамблдор показал мне одно заклинание, которое помогает в изучении языков (а то у меня в голове начинали путаться разные языки, потому что я учу их одновременно), теперь дело пойдет быстрее.
      Ох, ладно, напишу чего вообще взялась за перо... Столкнулась сегодня на лестнице со Снейпом. Точнее я спускалась по лестнице, не глядя под ноги, споткнулась и полетела вниз, думала, переломаю себе все кости, но кто-то меня подхватил. Этим кем-то и оказался Снейп. Какие у него сильные руки (и теплые), подхватил меня, как пушинку... Потом не знаю, что со мной произошло – мне стало так жарко, сердце заколотилось, как бешеное, голова закружилась (не от падения, от его запаха – он восхитительно пахнет хвоей и дикими травами), повисла у него на шее, как ненормальная, он даже предложил отвести меня в больничное крыло, сказал, что у меня шок. Нет, тогда шока не было, шок у меня сейчас...Что со мной? Весь день не могу думать ни о чем, кроме его рук и запаха... А что, если Дамблдор прочитает мои мысли, блок у меня так ни разу и не получился...
     
     
      28 августа
      Как назло, везде натыкаюсь на Снейпа, он чаще стал бывать в замке, скоро начало учебного года, и учителя готовятся к занятиям... Я готовлюсь к экзаменам, комиссия прибудет 25 сентября, меньше чем через месяц я перестану быть ученицей. Занятия по окклюменции Альбус отложил на неопределенный срок, сказал, что во мне должен окрепнуть внутренний стержень... Немного расстроена, я-то считала себя волевым человеком и полагала, что внутренний стержень во мне более чем крепкий. Скоро съедутся ученики, не знаю, как тогда буду себя чувствовать (говорить мне нельзя еще 34 дня, мысленно общаться Альбус позволяет только с ним, все, что касается моего обучения у него, должно быть абсолютной тайной). Что-то я раскисла...
     
     
      7 сентября
      Гарри и Рон, как и все ученики, уже неделю в школе. За это время видела их только дважды и недолго. Рон злится, что я не передумала, что не говорю и не объясняю ничего, что ни разу за лето не написала ему (хотя и сам он не писал). Мне все равно... не потому, что он перестал быть мне дорог, просто я вижу, что сейчас все должно быть именно так. Он должен злиться на меня, чтобы считать виноватой и самому освободиться от чувства вины, тогда он будет свободен от нашей неуклюжей попытки отношений. Когда смогу говорить, извинюсь сама (плевать на гордость, она не стоит того, чтобы терять близких), тогда мы снова будем друзьями, я уверенна.
      Гарри все такой же... рассказывал, что все лето переписывался с Джинни (он влюблен по уши, и это радует) и еще о Снейпе... Он говорит о занятиях с профессором с восторгом в глазах. Рассказать он может немногое, но я чуть не расплакалась, когда он однажды назвал Снейпа по имени (он, конечно, отрицает, что его отношение к ненавистному зельевару хоть немного переменилось, но восторг в его глазах...) Я так счастлива... Мне было бы тяжело снова слышать ненависть к этому человеку в голосе друга. Мне вообще стало тяжело думать об отношении окружающих к нему, это так несправедливо, так неправильно... Неужели человек, так много отдавший для общей борьбы, не заслужил ничего кроме недоверия и презрения? Ох, опять кляксу поставила... что-то я часто в последнее время плачу... и почти всегда, когда думаю о нем.
      Не знаю как, но он, похоже, видит, что мое отношение к нему не такое как у большинства учеников (или просто заметил, что я постоянно наблюдаю за ним, ведь он всегда все замечает, даже если не смотрит прямо... на уроках он всегда видел, что делает каждый из нас, только поэтому за шесть лет никто не покалечился), не важно как, важно, что он видит. Еще за несколько дней до конца каникул он стал со мной здороваться... просто вежливое «Добрый день, мисс Грэйнджер», но это так много для меня... Все кроме Альбуса перестали ко мне обращаться без крайней надобности, будто если я не говорю, то и не слышу, и не вижу, и вообще не совсем существую. А это простое приветствие, словно знак, что он понимает мое одиночество... Конечно, понимает, кто, как не он, может понять, каково это, когда люди вокруг видят тебя, но предпочитают игнорировать твое существование...
      Опять плачу... не из-за себя, мне совсем не обидно, что меня не замечают, только чуть одиноко, но это ненадолго, и я чувствую поддержку Альбуса. Наверно, только Альбус способен понять его, потому он всегда его поддерживает и защищает от любого злого слова... Альбус читает человеческие души, как открытые книги, он всегда знает, как помочь. Директор стал для меня не учителем, а по-настоящему родным человеком, я очень полюбила этого удивительного, доброго и мудрого человека и все, что связанно с ним (я даже лимонные дольки полюбила). И Снейпа... Это трудно понять, а принять еще труднее, но я, кажется, действительно люблю Северуса Снейпа. Если хорошо подумать и быть честной с самой собой, то это даже не неожиданность, я давно восхищалась его умом и талантом к зельеварению, а когда научилась немного понимать людей благодаря наблюдению за ними, то стала восхищаться и его силой, выдержкой, мужеством, достоинством, с которым он несет свою тяжкую ношу... а потом было это падение с лестницы, и круг замкнулся. Конечно, я понимаю, что никаких чувств с его стороны не может быть, и это так очевидно, что почти не расстраивает меня, но мне бы хотелось когда-нибудь заслужить его уважение и, может быть, даже стать его другом... Не сейчас, конечно. Сейчас мне нечем его заинтересовать, я для него лишь ученица, как множество других и не больше, и это справедливое мнение... но я буду работать над собой, буду стремиться достичь максимума во всем, и может когда-нибудь я тоже смогу сделать что-то для него...
     
     
      12 сентября
      Как странно... Мне всегда казалось, что окружающий мир существует совершенно независимо от меня, что, как бы не менялась моя жизнь, вокруг все будет оставаться неизменным. А теперь мне больше так не кажется. Просто я стала замечать, что меняюсь, мои чувства больше не похожи на мои, и мои мысли вовсе не такие, какие могли бы зародиться в моей голове. Но дело даже не в этом, все дело в том, что вместе со мной стали меняться и все те, кого я знала, или думала, что знала... Сначала Рон и Гарри, потом родители, Дамблдор, профессор Снейп... Но до сегодняшнего дня я не связывала их изменения ни между собой, ни со своими собственными изменениями. События этого вечера стали словно недостающим фрагментом в паззле, благодаря которому разрозненные кусочки связываются в одну осмысленную картинку...
      Картинки воспоминаний стали проноситься перед глазами девушки, как окна в вагонах проходящего мимо поезда, и мысленный взгляд зацепился за одно из них и погрузился глубже. Вот она сидит в кресле у камина в своей спальне и играет с Сашей, изумрудная змейка, легко извиваясь, проскальзывает между тонкими девичьими пальчиками (ее пальцы больше не измазаны чернилами – она редко пишет), переползает с одной ладошки на другую. Ощущения от прикосновения ее маленького гибкого тельца к рукам очень приятные, не менее приятные, чем от мягкой густой шерсти Косолапсуса. Раньше Гермионе казалось, что змеи должны быть скользкими и холодными, поэтому она не любила змей, и морщила носик, когда однажды папа на каникулах повел ее в серпентарий. Теперь она знает, что это не так – кожа Саши гладкая, сухая и теплая, а в ее маленьких блестящих черных глазках иногда светится такая удивительная мудрость и понимание, что Гермиона искренне начинает желать, чтобы время бежало быстрее, и, наконец, настал тот момент, когда она сможет попытаться с ней заговорить. Парселтанг она выучит обязательно! Змейка мягко обвивается вокруг левого запястья девушки (это ее любимое место, ей нравиться ощущать тепло человеческого тела и на тонком запястье легко держаться, можно даже спать, завернувшись несколькими колечками), ее изумрудное тельце поблескивает в свете горящего камина, и Гермионе приходит в голову мысль, что зеленый цвет ей нравится гораздо больше, чем красный, которым все обвешано в гриффиндорской башне. И следующая мысль, что она, наверное, могла бы запросто быть слизеринкой и считать холодные мрачные подземелья своим домом, как привыкла считать эту башню. Эти странные, но приятные мысли вызывают у нее внезапное желание прогуляться по Хогвартсу, а именно по его подземельям, что она тут же и делает.
      В бесконечных коридорах подземелий немного холоднее, чем было в башне, но свет горящих факелов окрашивает серый камень хогвартских стен в более теплый рыжеватый оттенок, что создает уютную атмосферу – подземелья совсем не мрачные... А еще здесь более сильное эхо, и звук ее шагов многократно отражаясь от толстых стен, словно прокатывается слегка вперед и тает где-то за очередным поворотом – это приятно, в последнее время она стала уставать от тишины...
      -Так-так... Кто это здесь? Неужто грязнокровка Грэйнджер заблудилась в наших подземельях?
      Драко Малфой появился неизвестно откуда, может, вышел из-за какого-то поворота, а может, так и стоял здесь в коридоре, привалившись одним плечом к каменной стене, а она, увлеченная собственными мыслями, его просто не заметила...
      – И что же интересно ты тут искала? – серые глаза Малфоя слегка прищурились, внимательно вглядываясь в лицо девушки. От этого взгляда по телу Гермионы пробежали мурашки, и она поежилась, как от холода. За шесть лет знакомства с Драко у нее выработалось нечто вроде условного рефлекса на его присутствие. И поскольку оное почти всегда означало неприятности разной степени тяжести, то при его появлении ее тело стало автоматически посылать легкую волну страха, вот и сейчас она явно почувствовала угрозу со стороны Слизеринца. Видимо, Драко это заметил, потому что следующей его фразой было:
      – А куда подевались твои дружки Уизли и Поттер? Не боишься ходить одна по владениям Слизерина?
      Раньше она ответила бы ему что-нибудь резкое, и это придало бы ей храбрости, но сейчас она не могла говорить, и все, что ей оставалось, так это инстинктивно сделать шаг назад, вытягивая перед собой руки в защитном жесте. От этого движения змейка на руке зашевелилась и приподняла свою острую мордочку, пробую воздух на вкус раздвоенным язычком.
      – Что это у тебя, Грэйнджер? Змея? – Гермиона не успела отреагировать, когда Малфой быстрым движением схватил ее за вытянутую левую руку и снял с нее маленькую змейку.
      – С чего это вдруг гриффиндорская грязнокровка решила завести змею? – в холеных руках Драко с его длинными бледными пальцами и идеальным глянцевым маникюром змейка вдруг показалась Гермионе такой маленькой и беззащитной, она по-настоящему испугалась, что Малфой причинит ей вред, просто сожмет одной рукой и раздавит ее Сашу. Она прижала руки к груди и отчаянно замотала головой, словно в немой мольбе не причинять этому крошечному существу боли, а из ее глаз ручьями хлынули слезы. Драко, казалось, был удивлен такой сильной реакцией девушки.
      – Да не реви, дура, ничего я ей не сделаю. Если бы я собирался ей навредить, уже бы давно валялся здесь мертвый. Это же Аниманта, они плохие намерения за версту чуют. А ты что, не знала? Хм... Приятно, что есть что-то, что знаю я, и не знает всезнайка, – руки Драко играли со змейкой, так же как это обычно делала Гермиона, пропуская между пальцами и подставляя то одну, то другую ладонь. Глядя на эту игру, девушка заметно расслабилась и опустила руки.
      – Я в детстве мечтал о такой, но отец не позволил, сказал, что она перекусает всех его гостей. Еще бы... они все такие злюки, вот уж кого не заподозришь в добрых намерениях. А жаль, было бы здорово иметь такого питомца – символ факультета да еще в слизеринских тонах, правда в слизеринской гостиной она бы тоже не прижилась, там, знаешь ли, тоже не добрячки обитают, – он слегка ухмыльнулся собственным мыслям.
      – А знаешь, Грэйнджер, ты можешь быть вполне приятным собеседником, когда молчишь, – теперь он уже по настоящему улыбнулся, хотя в глазах его читалась грусть.
      – Ладно, держи свое чудо, – он протянул руку к ее руке, так чтобы змейка смогла переползти, и кончики его пальцев коснулись ее ладони, отчего по телу Гриффиндоки вдруг пробежал электрический разряд. Гермиона посмотрела в грустные серые глаза Малфоя и поняла, что настоящее чудо – это вот этот самый мальчик, стоящий напротив нее. Печальный слизеринский принц, наследник древнего магического рода, обладатель самой завидной внешности среди всех старшекурсников и невероятного состояния... Вот этот самый одинокий грустный мальчик, который решил поделиться маленькими тайнами своего сердца с немой грязнокровкой, потому что больше ему делиться не с кем. Ей почему-то вспомнилась любимая в детстве книжка Экзюпери про Маленького принца и его капризную розу. Наверное, Драко похож на эту розу, холеный и избалованный, наслаждающийся осознанием своей внешности и положения, кичащийся своими хлипкими шипами и отчаянно нуждающийся в заботе и ласке, но слишком гордый и заносчивый, чтобы о ней попросить. Найдется ли для него его собственный «Маленький принц», который сквозь всю внешнюю мишуру сможет увидеть его уязвимость и защитить своей заботой от холодного ветра... Гермионе вдруг отчаянно захотелось сделать для этого мальчика что-нибудь хорошее, и она подарила ему лучезарную улыбку, вложив в нее все тепло, на которое только было способно ее жаркое сердце. Она улыбнулась ему и сама внезапно почувствовала себя счастливой. Драко минуту стоял, словно пораженный открывшимся ему зрелищем, а потом слегка поморщился, будто улыбка девушки причиняла ему боль, молча развернулся и исчез в лабиринте подземелий...
      Да, именно так. Я Гермиона Грэйнджер, магглорожденная ведьма, Гриффиндорская староста, стояла в холодном коридоре со своей ручной змеей в обществе Драко Малфоя и была счастлива. Впервые за очень долгое время я действительно ощущала полное ничем неомраченное счастье. Я изменилась, и мир вокруг меня изменился, и не смотря ни на что я об этом ничуть не жалею...До завтра, дорогой пергамент, мне пора спать.
      Она положила голову на красную с золотым узором подушку и тут же уснула. А в это же время где-то в подземельях на такой же подушке, только зеленого цвета, лежал красивый светловолосый парень, его глаза были прикрыты, а перед мысленным взором стаяла картина: «Хрупкая девушка с пышными каштановыми волосами и светло-карими глазами, все еще блестящими от слез, улыбающаяся ему самой прекрасной лучезарной улыбкой на свете. Ее лицо светится искренним, неподдельным теплом и счастьем, будто распространяя вокруг себя яркий солнечный свет, свет, который словно лезвие вскрыл старую глубокую рану на его сердце, причиняя жгучую боль, но, напоминая о том, что у него все еще есть сердце, что вопреки стараниям его родителей и друзей оно не превратилось в бесчувственный кусок льда, и раз оно способно болеть, значит способно будет и полюбить». Он прокручивал эту картину в памяти снова и снова. Так он будет поступать еще много лет, в самые тяжелые моменты, а их в его жизни будет очень много, он будет вызывать в памяти образ девушки с солнечной улыбкой, и однажды на краю бездонной пропасти тьмы, готовой подобно вечно-голодному дементору наброситься на него и без остатка поглотить его душу, она убережет его от безвозвратного падения в эту тьму. Но это будет еще совсем не скоро...


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 14.08.2011, 10:00 | Сообщение # 6
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 5. Безмолвные беседы
     
      20 сентября
      Сегодня получился блок. Думала, что буду прыгать от радости, когда он получится, а сейчас не чувствую ничего по этому поводу – это просто результат закономерности. Когда я пришла на занятие, я уже знала, что все получится. Альбус тоже почувствовал и предложил взять образ косвенно связанный с чем-то сильным во мне, и я представила... Представила его, не лицо или голос, чтобы не дать намека на него самого в картине, но представила его запах – хвою и дикие травы, картина сложилась сама собой: Темный сосновый лес до горизонта и широкая поляна, укрытая густой зеленью, и небо... немного хмурое, как перед грозой, бескрайнее небо. И все получилось... блок держится постоянно, мне даже усилий никаких прикладывать не надо, потому что он связан с чем-то сильным и неизменным – с самим стержнем моего существа. Теперь я понимаю, что такое «внутренняя сила», что такое «душа», теперь ничего не страшно.
     
     
      26 сентября
      Сдала все экзамены. Знаю, что скоро закончится важная часть моей жизни, но не жалею об этом... больше ни о чем не жалею. Только хотелось бы хоть раз поговорить с Ним, побыть наедине, но это невозможно... Совсем скоро я покину Хогвартс. Альбус сказал, что позволит мне заниматься делами Ордена, наконец-то я смогу быть полезной по-настоящему. Пару дней назад у нас был тяжелый разговор (мысленно... даже он не произнес ни одного слова вслух). Он спросил, понимаю ли я, кто я на самом деле, и я сказала «да». А потом спросил, готова ли я сделать самый серьезный выбор в своей жизни, и я снова сказала «да». Тогда он сказал, что готов посвятить меня в глубины сильнейшей магии, той, что доступна ему, и даже большей, но у меня есть выбор: 1) я обучаюсь углубленной боевой магии и любой белой и «серой» магии, на какую буду способна, 2) я могу обучаться сильнейшей светлой магии, которая существует, но тогда я долгое время буду беззащитна, поскольку, сделав этот выбор, никогда не смогу использовать ничего из черной магии и многое из того, что считается обычной магией... Альбус рассказывал мне о том, почему сам когда-то выбрал первый вариант, о своем юношеском увлечении темной магией, обо всех плюсах и минусах обоих путей, и объяснил, почему такой выбор делается лишь однажды... Тогда я поняла, что для меня уже давно нет никакого выбора, время, в которое я родилась, сделало этот выбор за меня, и я ничего не изменю, да и если бы могла изменить, ни за что бы не стала... Альбус только качнул головой и посмотрел на меня своими пронизывающими насквозь, ясными, как безоблачное небо, голубыми глазами. Как же я буду скучать по этим глазам, по этим безмолвным беседам... Но не по Альбусу. Альбус вездесущий, он всегда будет рядом.
     
     
      30 сентября
      Сегодня я говорила с ним. По-настоящему я смогу говорить только завтра, и завтра я уеду. Мысленно говорить я могу только с Альбусом, остальные не должны знать... Но сегодня я смогла сказать и услышать больше, чем смела надеяться. Больше никогда не позволю себе считать что-нибудь невозможным.

     
     
      (Двумя часами ранее)
      Солнце медленно приближалось к горизонту, зеркальная гладь озера в мельчайших деталях отражала величественный древний замок с четырьмя стройными башнями и множеством мерцающих светом окон. С другой стороны в озере колыхался такой же древний осенний лес, краски которого в закатных лучах полыхали самыми яркими пламенными оттенками. И где-то между этих потерявших счет своим годам великанов у самой кромки серебряного блюдца озера отражалась крошечная фигурка юной девушки, сидящей на скамейке и разглядывающей этот перевернутый мир с опрокинутым на землю закатным небом. Девушка была неподвижна, как сама вода, и ничто не нарушало глади ее спокойствия, только яркие и удивительно живые карие глаза скользили по плоской картине мира на поверхности озера, словно пытаясь вобрать в себя каждую черточку, каждую краску, и непослушные каштановые кудри, выбившиеся из тугой косы, чуть трепетали на ветру, перешептываясь с ним, сплетаясь на прощание, обещая помнить...
      Когда алый круг солнца зацепился за острый шпиль стройной башни и замер там в нерешительности, на водную гладь из-за спины девушки выплыла темная фигура и остановилась, не достигнув берега на несколько шагов, тогда девичий силуэт беззвучно переместился на дальний край скамейки, освобождая место в отражаемом пейзаже, и его заняла темная фигура. Теперь, когда фигура приблизилась к кромке озера, ее отражение стало отчетливым – мужчина в черном одеянии и черными волосами, развевающимися на ветру, но с тяжелым неподвижным взглядом. Оба человека сидели молча, глядя в собственные отражения, пока солнечный круг не опомнился и не покатился к горизонту, наверстывая упущенное время. Тогда на мгновение показалось, что отражения их взглядов пересеклись и стали внимательнее, глубже... С высокого неба на небо плоское слетел такой же алый, как упавшее солнце, осиновый лист, приземляясь прямо между двух отражений мужчины и девушки, он коснулся гладкой поверхности воды, и по ней разошлись пять кругов, заключая в себя оба отражения. «Берегите себя, мисс Грэйнджер», – бархатным шепотом встрепенулась тишина, и в воде осталось лишь одно отражение.
      Девушка на скамейке отвернулась от воды, сняла с волос шелковую алую ленточку и обвила ее сотнями струй света, вылетающих из тонкого прутика в ее руке. Когда струйки света потухли, она повязала ленточку на край высокой спинки скамейки и снова взглянула на свое отражение в воде. Но из воды на нее смотрела уже совсем другая девушка, у нее были такие же живые карие глаза, но в остальном она была так же непохожа на прошлую, как бескрайнее высокое небо не похоже на очерченное краями озера плоское отражение его малой частицы.
     
      Он сказал «берегите себя», и я впервые пожалела, что не могу закричать, чтобы он тоже берег себя, что это очень важно, что мне очень нужно верить, что он будет в сохранности, но ведь, даже если бы я могла его просить, он бы не стал беречь себя... никогда не берег... И я сделала для него оберег, нужно только, чтобы он к нему прикоснулся. Думаю, это обязательно случится. Теперь я знаю, что это он поставил там скамейку и приходил туда посидеть у озера. Я использовала именно ленточку, потому что она не вызовет опасений, он знает, что ленточка моя, и он уже держал ее в руках однажды... Я прочла все защитные заклинания, какие знала... и еще я написала на ней «до свидания, профессор Снейп»... Конечно, это глупо и сентиментально, и он посмеется над моей выходкой, но это не важно, как не важно и то, что я нарушила запрет на любую форму общения в самый последний день. Есть вещи, на которые не действуют законы, правила и логика. До свидания, Северус, береги себя...


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 21.08.2011, 13:48 | Сообщение # 7
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 6. Встреча в Париже
     
      (Два года спустя)
      На улице Beatitudo, в старой части Парижа, царил прекрасный летний день. Воздух, прогретый полуденным солнцем, был до головокружения пропитан медовым ароматом цветущей липы и манящим запахом домашней выпечки, разносившимся от маленькой частной пекарни синьора Джакомо на углу. Кроме пекарни на этой мощеной серым камнем улочке расположились в основном двухэтажные жилые дома причудливой архитектуры с маленькими уютными двориками, парикмахерская «Semper virens», небольшая комфортабельная гостиница и открытое кафе «Con amore» с десятком маленьких столиков, укрытых от солнца ажурными белыми зонтами, и изящным бронзовым фонтанчиком с левой стороны от входа. В разгар туристического сезона эта улочка казалась оплотом тишины и спокойствия. Ни привычный для больших городов гул транспорта, ни снующие толпы любопытных туристов не нарушали ее веками устоявшегося неторопливого ритма, и только мелодичное журчание воды в бронзовом фонтанчике и веселое щебетание птиц вносили оживление в полудрему июньского полдня.
      Для любого, кто оказался в Париже в это время года, такое место показалось бы идеальным для прогулки или ленча на свежем воздухе. Впрочем, если вы решили в ближайшее время навестить самый романтичный город мира, не спешите отыскивать эту улицу в туристических справочниках, там никогда о ней не упоминалось, как и в самых подробных картах города. Так же нет смысла пытаться найти ее самостоятельно, вряд ли это удастся, если, конечно, вам не посчастливилось родиться волшебником... в противном случае, вы непременно натолкнетесь на чары, отталкивающие магглов и делающие это место недоступным и даже невидимым с любой точки обзора.
      Итак, к полудню кафе «Con amore» было заполнено лишь на половину: за тремя столиками справа сидели супружеская пара с двумя детьми, заканчивающие обедать, двое пожилых женщин, коротающих время за чашечкой кофе, и четверо студентов, обложившихся книгами и конспектами (летняя сессия была в разгаре во всех магических университетах Европы). Слева было занято только два столика. За ближайшим к фонтану сидели трое мужчин, рассматривавших меню и что-то обсуждающих между собой, а за дальним столиком в углу расположился высокий мужчина лет тридцати пяти – сорока, читающий газету. По внешнему виду мужчины можно было бы предположить, что он родом из Италии (черные волосы с синеватым отливом вороного крыла доходили до плеч, выразительные черты лица – крупный нос, жесткий волевой подбородок, тонкие, но красиво очерченные губы с едва заметной сеточкой морщинок в уголках и яркие, абсолютно черные глаза давали явный намек на средиземноморские корни), но чрезмерная для летних месяцев бледность кожи указывала на то, что мужчина последнее время провел не в солнечной Италии или Франции, а в месте с более суровым климатом, скорее всего на севере Англии, поскольку газета в его руках была ничем иным, как английским «Ежедневным Пророком». В то время, как посетители кафе наслаждались ленчем и тихими беседами, сонное спокойствие улочки Beatitudo было нарушено сначала звонким цоканьем металлических каблуков по гладкому камню, а потом раскатом серебристого беззаботного девичьего смеха. Люди за столиками и немногочисленные прохожие, невольно привлеченные этим звуком, оборачивались, чтобы посмотреть на его источник, и так и застывали, глядя в его направлении, позабыв о своих делах. Темноволосый мужчина, поначалу не обративший внимания на звук, но явно удивленный застывшими взглядами окружающих, решил все же взглянуть на предмет всеобщего изумления, и слегка обернулся, незаметно поверх газеты наблюдая за происходящим.
      По направлению к кафе, весело смеясь, шли две молодые девушки. Обе девушки были стройные, светловолосые и загорелые. Одна немного выше ростом, с длинными прямыми волосами платинового оттенка и голубыми глазами, в белом атласном платье на тонких бретельках, плотно облегающем красивую фигуру и серебристых открытых босоножках. Вторая девушка, тоже в белом платье чуть ниже колена, без бретелек и с довольно пышной юбкой была небольшого роста, но из-за высоких каблуков это не было заметно. Ее густые вьющиеся волосы более теплого золотисто-пшеничного цвета, падая на узкие голые плечи, в сочетании с тоненькой фигуркой, создавали впечатление чего-то хрупкого и воздушного. «Вейлы», – подумал мужчина, заметив, что все взгляды по-прежнему неотрывно следуют за приближающимися к кафе красоткам, и решил более не обращать на них внимания. Тем временем подруги остановились у входа, осмотрелись вокруг и через мгновение уже стояли у крайнего столика слева, внимательно глядя на сидящего за ним мужчину.
      – Добрый день, профессор! Вы позволите? – обратилась одна из девушек, присаживаясь за его столик. Рядом с ней села и вторая.
      – Добрый день, – пробормотал профессор Снейп, внимательно вглядываясь в лица девушек, откуда-то знакомых с ним. За секунду до того, как они к нему обратились, Снейп был просто удивлен внезапным интересом к себе со стороны двух вейл, учитывая, что в кафе помимо него находились две куда более подходящие им мужские компании. Но теперь, поняв, что они его знают и подошли не случайно, он насторожился и судорожно пытался вспомнить хоть одну из них. Их лица казались смутно знакомыми, но он вряд ли сможет быстро восстановить в памяти имена либо детали их знакомства. Решив не терять времени попусту, он обратился к голубоглазой девушке с аккуратными классическими чертами лица:
      – Простите мисс, вы...?
      – Флер Делакур, сэр. Я гостила в Хогвартсе четыре года назад, во время Тремудрого Турнира, вы должно быть помните...
      – Да-да, конечно, вы были чемпионом от Шармбатона, насколько я помню, – бархатным голосом произнес Снейп, подумав про себя: «Что ж, в некоторой степени я был прав, в ее роду были вейлы, а кровь вейл по женской линии передается до шестого поколения... вторая вполне возможно полностью вейла». Он не беспокоился по этому поводу, для сильного ментального мага чары вейл не представляют опасности, однако предпочел бы избавиться от их компании как можно быстрее.
      – Мисс Делакур, не хочу показаться невежливым, но у меня назначена встреча в этом кафе, так что я вынужден попросить вас занять другой столик, – эти слова были произнесены таким ледяным тоном, что даже самый малосообразительный человек не решился бы возразить ему. Сейчас, когда он понял, что встреча с мисс Делакур произошла совершенно случайно и никакой опасности не несет, у него не осталось причин терпеть общество этих девиц, которые привлекали слишком много постороннего внимания. К тому же у него на самом деле была назначена важная встреча, и его «коллеги», как выразился Дамблдор, должны были явиться еще пять минут назад. Но тут, к его большому удивлению, в разговор вступила вторая девушка.
      – О нет, неужели Альбус вас не предупредил. Я говорила ему, что идея «сделать вам сюрприз» кажется мне, мягко говоря, не слишком хорошей, вы ведь явно не из тех людей, которым нравятся сюрпризы, но он как всегда поступил по-своему.
      Вот теперь он был по-настоящему шокирован. Похоже, эти вейлы и есть его французские «коллеги», причем одна из них запросто называет величайшего колдуна современности по имени, и без колебаний делает выводы о личных качествах самого Снейпа. Подняв чашечку с кофе и сделав пару глотков, чтобы иметь возможность разглядеть свою собеседницу, но при этом не показать своего интереса и замешательства, он скользнул взглядом по ее лицу, отмечая каждую деталь. Овальное личико, обрамленное светлыми кудрями, чуть заостренный подбородок, небольшие пухлые губы, сложенные бантиком, почти по-детски, аккуратный, чуть вздернутый нос, и под длинными пушистыми ресницами огромные глаза цвета гречишного меда с золотистыми солнечными искорками. Эти глаза он, безусловно, видел много, очень много раз, как и саму девушку. Что ж, она определенно не вейла, хотя от этого увиденное не казалось менее невероятным...
      – Мисс Грэйнджер, не думаю, что вы обладаете достаточными сведениями, чтобы судить о моих личностных пристрастиях.
      В ответ на эту раздраженную реплику он был одарен... теплой улыбкой, отчего одна бровь профессора медленно поползла вверх.
      – Конечно, вы правы, профессор, я довольно мало знаю о вас как о личности, но надеюсь за предстоящие две недели совместной работы восполнить этот пробел. Вы не будете возражать, если, прежде чем приступить к делу, мы тоже закажем кофе?
      Нет, определенно, внешние изменения этой девочки ничто по сравнению с тем, как изменилось ее поведение. Вместо ожидаемого гневного возмущения в ее голосе звучало спокойствие, уважение и даже доброжелательность. Предстоящие две недели обещали быть более чем занимательными.
      После того, как девушки заказали себе кофе Глясе с мороженным и взбитыми сливками, они, не вдаваясь в подробности будущей работы, договорились о двух ближайших встречах, передали Снейпу портключ для перенесения в специально подготовленную квартиру и к месту следующей встречи, а также список необходимых документов и ингредиентов для зелий. Затем вежливо попрощались и аппарировали, оставив профессора наедине с нахлынувшими мыслями.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 21.08.2011, 13:48 | Сообщение # 8
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 7. Бал у посла
      Снейп находился в Париже всего три дня, но такое обозначение времени казалось ему сейчас непростительной насмешкой со стороны настенного календаря. Если бы спросили его, он бы ответил, что торчит здесь уже целую вечность, и его усталость и растущая раздражительность это полностью подтверждали. Он уже трижды порывался отправить Альбусу Дамблдору сову с «вопиллером», который бы как нельзя лучше объяснил директору мнение Снейпа по поводу этой командировки, и в особенности его «коллег», которым он должен был оказать посильную помощь в подготовке французских авроров к возможному нападению Волдеморта и координации совместных действий местного аврората с Орденом Феникса. Это же надо было додуматься поручить такое дело двум девчонкам, да еще поставить самого Снейпа в такое положение, что он без этих девчонок шагу ступить не может, потому что не получил никакой предварительной информации о состоянии дел, и по любому вопросу вынужден консультироваться с одной из них (каким-то образом это всегда оказывается Грэйнджер). Пожалуй, все, что он думает относительно сюрприза в виде Грэйнджер тоже стоило бы вложить в гневно орущий пергамент.
      Останавливало в отправке вопиллера Северуса то, что все эти жалобы даже ему самому казались просто жалкими. По сути девушки справлялись с возложенной на них функцией более чем удачно. Как он понял из коротких устных отчетов самой Грэйнджер – им каким-то невообразимым образом удалось склонить к сотрудничеству с Орденом Феникса не только весь французский аврорат вместе с его начальником месье Форкушем, но и глав еще нескольких влиятельных силовых организаций Франции и Бельгии, и основная заслуга в этом именно ее (т.е. Грэйнджер). Все, что осталось сделать Снейпу, так это согласовать с ними взаимные условия и составить конечные договоренности, что будет несложно, раз все стороны уже активно заинтересованы в сотрудничестве. Приходилось признать, что двадцатилетней девушке удалось сделать то, что до нее не удавалось никому из целой армии видавших виды, прошедших первую войну с Волдемортом опытнейших дипломатов, авроров и членов самого ОФ. И это унизительно... Унизительно, потому что она все сделала правильно, потому что на все предложения Снейпа за прошедшие два дня она отвечала вежливым «это уже сделано» или «да, я уже договорилась об этом», но больше всего – потому что он не мог перестать о ней думать с момента их встречи в кафе.
      Тогда она была восхитительна, безупречная красота, тонкий вкус, идеальные манеры, которым бы позавидовали многие юные аристократки – но это все не было бы проблемой, (Снейпу нередко доводилось общаться с красивыми женщинами, и его это не смущало, поскольку он, несмотря на собственную непривлекательную внешность, всегда чувствовал за собой неоспоримое преимущество в интеллекте, силе, проницательности и т.д... В результате эти женщины могли рассчитывать с его стороны в лучшем случае на снисходительное терпение, в остальных же случаях на холодное презрение.) но Грэйнджер, черт ее подери, вместе с ее хваленым умом и иже с ним... В общем он не мог найти объективной причины, по которой мог бы с легким сердцем начать ее презирать, и это стало печальным приговором невозмутимому Мастеру зелий, который в данный момент с ненавистью смотрел на свое отражение в большом зеркале с позолоченной рамой, и отражение отвечало ему полным кипящей ярости взглядом. Рядом на журнальном столике лежал слегка потрепанный лист дорогого пергамента оливкового оттенка с красиво выписанными строками следующего содержания:
     
      Уважаемый Северус Тобиас Снейп,
      Месье Раймонд Фредерик Дювал, имеет честь пригласить вас на благотворительный бал в честь открытия ежегодного Международного Съезда Книгоиздателей, который состоится 25 июня с 20.00 в поместье Лассот.
      Форма одежды: для джентльменов – парадная мантия
      Для леди – вечернее платье
      С уважением,
      Раймонд Фредерик Дюваль,
      Уполномоченный Посол Франции в Великобритании.

     
      Снейп всеми фибрами своей души ненавидел светские мероприятия любого рода и всячески старался их избегать. Исключением из этого правила были лишь Международный Конгресс Зельеваров, проходивший раз в четыре года, которые он посещал из профессионального любопытства (иногда там все же можно было почерпнуть полезную информацию), и ненавистные праздники в Хогвартсе, которые он вынужден был посещать по настоятельной просьбе Дамблдора. С приглашениями подобными сегодняшнему он поступал довольно просто – сжигал их в камине, не читая. На этот раз, к сожалению, подобный трюк проделать не удастся... Проблема в том, что этот бал не имел никакого отношения ни к злосчастным книгоиздателям, ни к благотворительности, а был затеян лишь для того, чтобы, не привлекая лишнего внимания, собрать всех наиболее высокопоставленных участников будущего негласного союза со всеми вытекающими из этого возможностями, и другого шанса для Снейпа встретится с ними не предполагалось. Поэтому он уже 10 минут ходил из угла в угол, крепко сжимая руки за спиной и периодически заглядывая в безучастное к его тяжелой судьбе зеркало, и весьма изощренно проклинал мисс Грэйнджер, месье Дюваля, достопочтенного директора Хогвартса, изготовителя своей парадной черной мантии, своих родителей, а так же весь род Снейпов, наградивший его своими генами. Он тщетно пытался напомнить себе, что давно и успешно примирился со своим внешним обликом и вот уже лет пятнадцать не испытывал по этому поводу ни малейших переживаний (и надо признать, это было абсолютной правдой), думал о том, что мероприятие по сути официальное, и единственной его целью является возможность личного общения с необходимыми союзниками. Он приводил еще какие-то аргументы в пользу неуместности своих волнений, но стоило ему представить себя в компании мисс Грэйнджер (а именно она должна была его представить послу и другим важным персонам), облаченной в вечернее платье, как он снова впадал в состояние крайнего раздражения. В конце концов, ему пришлось выпить успокоительное зелье, прежде чем покинуть свое временное пристанище и аппарировать к дому мисс Грэйнджер.
      Небольшой одноэтажный домик из желтого ракушняка, окруженный со всех сторон декоративным садиком в японском стиле, стоял на вершине невысокого холма, который плавно спускался к каменистому морскому берегу. Ровно в восемь вечера Снейп в прескверном расположении духа материализовался на пороге этого дома и постучал в широкую деревянную дверь. Через мгновение дверь приоткрылась, и из нее появилась причина всех его сегодняшних переживаний. Первым, что пришло в голову профессору зельеварения при виде вышедшей ему на встречу девушки, был неоспоримый факт скудности его фантазии (он весь день представлял ее в разных вариантах вечернего одеяния, но ни один из них не шел ни в какое сравнение с открывшейся его взгляду картиной). Гермиона была одета в жемчужно-белое атласное платье, плотно обхватывающее ее стройную фигуру и повторяющее каждый ее изгиб. Лишь от уровня коленей платье расходилось мягкими клиньями, отчего силуэт девушки напоминал перевернутый цветок ночной белой лилии. Тонкую открытую шею украшала нить жемчужного ожерелья, а мочки ушей украшали крупные жемчужины в форме капель. Светлые волосы были подобраны в высокую прическу и перехвачены мелкой жемчужной сеточкой, лишь несколько вьющихся прядей спускались по щекам и шее девушки, отчего ее элегантный образ казался более легким и романтичным. Настроение Снейпа в мгновение ока изменилось на весьма приятное, все переживания по поводу собственного вида волшебным образом испарились, возможно, потому, что сам факт существования его физической оболочки в этот момент внушал глубокое сомнение. Сердцебиение замерло, дыхание прекратилось, зато на душе стало легко и светло: «Наверное, так чувствуют себя человек, когда после смерти его душа попадает в рай, и он впервые встречает ангела», – пролетела глупая мысль в безвоздушном пространстве, которое мгновение назад занимал собой раздраженный зельевар.
      – Добрый вечер, профессор! – радостным голосом сказало прекрасное видение в белом.
      Чтобы ответить видению профессор сделал глубокий вдох, мозг благодарно отреагировал на поступление кислорода и заработал в привычном режиме, в первую очередь, развеяв туман перед глазами (принимаемый ранее за спустившиеся с небес облака), затем, идентифицировав находящийся в поле зрения объект, выдал посыл голосовым связкам, которые немного хрипло произнесли:
      – Добрый вечер, мисс Грэйнджер,- звук собственного голоса засвидетельствовал факт материального существования профессора и окончательно вернул его к реальности со всеми ее достоинствами и недостатками.
      – Профессор, прежде чем мы аппарируем, я бы хотела договориться о нескольких деталях предстоящего вечера, – легкая неуверенность прозвучала в голосе Гермионы.
      – Я вас слушаю, мисс Грэйнджер.
      – Поскольку вы не были раньше знакомы ни с кем из приглашенных на сегодняшний бал, то представлять вас необходимым людям придется мне. Думаю, будет разумным представить вас моим бывшим учителем и нынешним другом, так мы избежим излишней предосторожности с их стороны и ненужных вопросов о вашей биографии. Поэтому будет уместным, если вы будете в присутствии других гостей называть меня Гермионой, и, если вы не возражаете, я тоже буду называть вас по имени...
      – Конечно, так будет лучше на сегодня.
      – Общий контур существующих договоренностей вам уже известен, но, если вам понадобиться уточнить какие-то детали найдите меня или Флер, я буду стараться держаться поблизости, на всякий случай, и мне придется подходить к вам иногда, чтобы представить нужных гостей.
      – Хорошо, мисс Грэйнджер. Что-нибудь еще, о чем мне стоит узнать заранее? Необходимость выслушивать инструкции гриффиндорки вернула часть прежнего раздражения, и вопрос прозвучал даже резче, чем Снейп рассчитывал.
      – Нет, пожалуй, это все, с остальным вы вполне разберетесь на месте.
      Гермиона взяла его под руку, и с легким хлопком они аппарировали к поместью Лассот.
      Полтора часа прошло, прежде чем к Снейпу перестали подходить похожие как один люди в парадных мантиях и с дежурными улыбками, пожимающие ему руку (такого количества нежелательных телесных контактов Снейп не испытывал со времен школьных стычек с мародерами), называющие свои имена и должности с самым напыщенным видом (благо память у двойного шпиона отменная) и задающие в основном одни и те же вопросы. Результатом всего этого явилась привычная головная боль и плановый приступ ненависти ко всем окружающим.
      Когда процессия клонов, наконец, истощилась, он нашел свободный маленький столик в углу зала и устроился так, чтобы можно было удобно наблюдать за происходящим, медленно потягивая приятное французское вино из тонкого бокала с высокой ножкой. Справа, недалеко от него, стояли длинные столы со всевозможными закусками и деликатесами, к ним подходили разодетые персоны обоих полов с раскрасневшимися от танцев и выпивки лицами, и едва лица успевали приобрести нормальный цвет, как они тут же спешили обратно на танцпол, расположенный на нижней площадке. Такое расположение позволяло обозревать танцующих с одинаковым удобством как с нижнего, так и с верхнего яруса. Впрочем, смотреть особо было не на что. Мисс Грэйнджер испарилась буквально пятнадцать минут назад, наверняка в компании месье Дюваля, который, похоже, задался целью влить в ее уши как можно больше несусветных глупостей. Надо заметить, что он был не одинок в своем стремлении – многие из тех, с кем она за вечер подходила к Снейпу, чтобы представить, вели себя, мягко говоря, глупо, они без конца пытались шутить и пересказывать нелепые «занимательные» истории. В какой-то момент профессору даже стало жаль эту гриффиндорку, вынужденную выслушивать всякую чушь, но он быстро пришел к выводу, что юная вертихвостка сама виновата в своих неудобствах, поскольку всячески поощряет подобное поведение разными улыбочками и кокетливыми ужимками. А явно неадекватное поведение такого количества мужчин в ее обществе наталкивало на мысль, что мисс Делакур поделилась с ней несколькими небезызвестными вейловскими штучками, от которых ясность рассудка мужского населения в радиусе десятка метров значительно падает. Словно в ответ на его мысли, из толпы выплыл сияющий месье Дюваль под ручку с устало улыбающейся мисс Грэйнджер.
      – О, мистер Снейп, отчего же вы не танцуете? – елейным голоском протянул низкорослый брюнет, крепкого телосложения, но с уже наметившимся пивным пузиком.
      – Немного устал, у меня было много работы на этой неделе, – нейтральным тоном произнес Снейп, решивший пока быть вежливым с послом.
      – Что ж, понимаю...понимаю... А мы с Гермионой сейчас обсуждали подобранный для бала музыкальный репертуар, хотелось бы услышать ваше мнение на этот счет.
      Вот из-за таких пустых разговоров светские мероприятия для Снейпа из малоприятных событий переходили в разряд настоящей пытки. А еще эта небрежная фамильярность, с которой посол произнес ее имя... Но надо держать себя в руках, дипломатические конфликты сейчас ни к чему.
      – Весьма достойная подборка, хотя я отдаю предпочтение живой музыке.
      – Правда? Вот и Гермиона сказала мне то же самое. Но это так странно, разве есть смысл собирать оркестр, когда можно прослушать запись идеального исполнения? К тому же в наше время хорошие музыканты – большая редкость, мало кто берется за овладение этим видом искусства, это несколько старомодно, вы не находите?
      – Дело в том, что для истинных ценителей музыки главным источником наслаждения является ее одухотворенность. Каждый исполнитель вкладывает в музыкальное произведение частичку своей души, позволяя мельчайшим оттенкам своего настроения просачиваться в знакомое звучание, слегка видоизменяя его, делая неповторимым, – бархатный голос и скучающий вид, с которым Снейп произносил свою речь, делали его весьма похожим на типичного аристократа, нежели на замкнутого Мастера Зелий, каким он представал в школе. – Прослушивание записей же, подобно употреблению однообразной пищи – каким бы изысканным не было блюдо, если его подают к столу десять дней подряд, вкусовые рецепторы перестают улавливать его прелесть. А что касается количества людей обучающихся музыке, сомневаюсь, что за последние триста лет в нем произошли хоть какие-то изменения.
      – Хм... Не думаю, что в этом зале отыщется хотя бы пять человек в должной степени владеющих хоть одним музыкальным инструментом, – посол был явно уязвлен прочитанной лекцией еще и на глазах у юной леди и жаждал реванша.
      – Вряд ли ваши подсчеты на проверку окажутся верны.
      – Неужели? – взвизгнул посол, и его глаза превратились в узкие щелочки, – Может, вы сами умеете на чем-нибудь играть? – Снейп достиг уже такой степени раздражения, что с радостью был готов сыграть на выпотрошенных внутренностях посла, и ему стоило огромных усилий тут же не поведать об этом собеседнику.
      – Вполне возможно...
      – Тогда не будете ли вы так любезны, спуститься вниз и продемонстрировать нам свои способности?
      – С удовольствием.
      Тон, которым это было сказано, свидетельствовал об обратном, а взгляд, брошенный профессором на незадачливого коротышку, по концентрации вложенных в него негативных эмоций мог соперничать с любым непростительным заклятием.
      – Пойдемте, Гермиона, вы ведь хотели послушать живую музыку?
      Снейп протянул руку девушке, которая последние пару минут стояла, застыв неподвижно в одном положении с расширившимися от ужаса зрачками.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 21.08.2011, 13:48 | Сообщение # 9
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 8. Мелодия души
      Весь вечер Гермиона боялась, что произойдет нечто, что неотвратимо заставит чашу на весах с подписью «Терпение профессора Северуса Снейпа» опрокинуться и расплескать все то раздражение, которое, к ее удивлению, он так старательно сдерживал уже более трех часов. Даже самой Гермионе сегодня пришлось призвать всю свою сдержанность и благоразумие, чтобы не излить в присутствии какой-нибудь важной подвыпившей персоны собственное отношение к поведению некоторых присутствующих «джентльменов» в общем и этой самой персоны в частности. Главным кандидатом на такое излияние сегодня был месье Дюваль, что только омрачало ее положение, потому что игнорировать внимание хозяина вечера и по совместительству посла Франции было непозволительно, учитывая цель всего этого мероприятия. Когда же месье Дюваль буквально потащил девушку в направлении ее бывшего профессора, ее потаенные страхи стали обретать более четкие очертания, а после рокового вопроса: «отчего же вы не танцуете?», адресованного Снейпу, она практически смирилась с тем, что станет свидетельницей «взрыва ярости» и мелкого дипломатического скандала. То, что взрыва не последовало, настолько удивило Гермиону, что несколько минут она не могла уловить сути беседы мужчин, сознание включилось лишь на вдохновенной речи Снейпа о живой музыке, которая лишила девушку способности воспринимать информацию еще на какое-то время. И как будто этого шока было недостаточно, дальше Гермионе пришлось наблюдать, как посол откровенно провоцирует Снейпа на конфликт, девушка словно издалека наблюдала, как Снейп постепенно закипает, но к ее удивлению продолжает вести сдержанную беседу, смысл которой снова затерялся где-то по пути от ее ушей к сознанию. Так же отстраненно она заметила, что профессор обращается к ней, но, не дожидаясь ответа, по-хозяйски берет ее под руку и шествует к площадке для танцев.
      Едва они достигли цели, и девушка почти приняла факт, что профессор действительно пригласил ее на танец, как музыка, повинуясь движению палочки хозяина бала, стихла, и гости слегка расступились, освобождая широкий круг на паркете. Снейп уверенными шагами прошествовал в центр создавшегося круга, после чего высвободил палочку из правого рукава, сделал несколько пасов в воздухе и перед ним материализовался великолепный белоснежный рояль с вычурной декоративной резьбой и изящный стул из черного дерева с высокой спинкой.
      Мастер Зелий приглашающим жестом предложил Гермионе подойти поближе и, когда девушка встала возле него, положив одну руку на спинку стула, присел на краешек стула и легко откинул крышку рояля, обнажив стройные ряды блестящих черно-белых клавиш. Его кисти вспорхнули в воздухе, тонкие пальцы мягко опустились на отзывчивые клавиши, и пространство вокруг стали заполнять чарующие звуки музыки, медленной и легкой, как невесомо кружащийся снег в свете ночных фонарей. Мужчина сидел на самом краешке стула, его спина была такой же прямой, как высокая спинка позади него, лицо его было неподвижным и непроницаемым, и только черные волосы то слегка спадающие на лицо при почти незаметном наклоне головы, то мягко ложащиеся назад, свидетельствовали о том, что он принимает непосредственное участие в процессе игры. И полной противоположностью этой монументальной неподвижности были его руки, они словно жили своей, отдельной от хозяина жизнью, перемещаясь в пространстве совершенно непостижимым образом, противоречащим всем физическим законам. Они то медленно взлетали, словно обретая невесомость, то обрушивались на узкие клавиши с неправдоподобной силой и тяжестью, то мелькали так быстро, что невозможно было различить их движения, то замирали на мгновение, чтобы вновь легко опустится на черно-белую плоскость. Длинные тонкие пальцы с поразительной ловкостью перебирали ноты, они скользили и переплетались в диковинном танце, хаотично спутывались или проходились по роялю мягкими последовательными волнами, вызывая в памяти образы волнующихся на ветру колосьев ржи или трепещущих крыльев мотылька, порхающего над лугом.
      Это удивительное действо, полное грации и изящества, полностью завладело вниманием Гермионы, заставив померкнуть весь мир за пределами ряда клавиш и порхающих над ними бледных пальцев. Но, если бы она могла видеть все со стороны остальных зрителей, ей бы открылась картина не менее завораживающая: зал, освещенный мерцающим светом сотен свечей, парящих в воздухе над собравшимися в круг людьми, в центре свободного пространства огромный белый рояль, стройный черноволосый мужчина в элегантной черной бархатной мантии, увлеченный игрой настолько, что его глаза иногда сами прикрываются, давая мужчине сосредоточится на слухе и осязании, и позади него очаровательная изящная светловолосая девушка в струящемся белом платье, поглощенная музыкой и не сводящая завороженного взгляда с играющего на рояле мужчины.
      Музыка тем временем из легкой и плавной перешла в порывисто-тревожную, подобно мягкому снегопаду, внезапно превратившемуся в жестокий снежный буран, готовый поглотить и погрузить во тьму и холод все живое. Ноты стали низкими и обрывистыми, они обрушивались на слушателей непрерывным потоком, не позволяя перевести дыхание. И на пике самых тяжелых нот мелодия вновь переломилась, перетекая в печально-зовущую, сжимающую сердце от неведомой тоски и надежды, как сжимает сердце попавшего в ночную метель путника вид одинокого трепещущего огонька на окне, словно специально зажженного среди тьмы для его усталой заблудшей души. Эта мелодия стала столь пронзительно-печальной, пробуждающей самые далекие и трепетные воспоминания, что на глаза слушателей невольно наворачивались слезы, и тогда музыка сменила свои краски в последний раз. Звуки стали чуть приглушенными, а переливы мелодии плавными и скользящими, каждая нотка звучала чисто и отчетливо, как отчетливо ощущается каждая краска ясного морозного утра. И все же в спокойствии и гармонии этой мелодии отдаленным фоном звучала тоска о уже отыгранных нотах и о тысячах мелодий, которые могли бы прозвучать, но навсегда останутся в щелях неподвижно застывших клавиш, потому что музыка не вечна, и каждая сыгранная нота приближает финал, как лучи рассвета неминуемо приближают расставание одинокого путника с теплом его случайного пристанища. Но, покидая это тепло, в своем сердце путник уносит свет одинокого дрожащего огонька, чтобы в будущие холодные ночи греться памятью о нем... так и каждый, кто стал случайным свидетелем рождения этой удивительно прекрасной музыки, распахнувшей на короткие мгновения мир одной человеческой души, унесет с собой легкий след ее боли и надежды, так отчетливо отозвавшейся в сердце с последними нажатиями черно-белых клавиш.
      Эхо последних нот растаяло под высокими сводами зала, тишина сменилась бурными аплодисментами благодарной публики, белый рояль растаял в воздухе, как мираж, а Гермиона все стояла, неподвижно затаив дыхание, словно один единственный вдох мог разрушить то волшебное чувство сопричастности к миру другой души. Никогда еще она не чувствовала так остро соприкосновения с глубинами чувств другого человека, словно чье-то обнаженное сердце было положено хозяином на ее ладонь, и она ощутила его жар, его трепет, каждый удар его отдавался в ее груди сладкой болью и вновь всколыхнувшимся потоком безграничной любви к человеку, способному сотворить такое чудо. В последнее время в Париже она почти убедила себя, что ее школьная любовь к профессору была только плодом ее почти детского воображения и результатом одиночества, ведь она никогда даже не общалась с этим человеком помимо коротких перепалок на уроках, и. когда он приехал, она старалась отогнать от себя былое наваждение, но сейчас... Сейчас она абсолютно отчетливо могла вспомнить за что полюбила этого такого далекого и неприступного человека, вспомнила как глубоко в ней отозвалась музыка его души, когда она в тишине своего молчания научилась слушать не слова, но души людей. Сегодня перед ней вновь распахнулся мир души Северуса Снейпа – суровый и сложный, полный боли и одиночества, но в глубине своей хранящий такую неутолимую жажду жизни, что постигнув ее хочется отдать всю себя, не задумываясь, ничего не требуя в замен, чтобы только увидеть как в его глазах на мгновение отразится радость этой жизни.
      – Гермиона... – позвал ее чужой неприятный голос. – Гермиона, а вы случайно не играете на каком-нибудь инструменте?
      Ей ужасно не хотелось говорить. То, что она испытывала, невозможно было передать словами, она хотела найти глаза Северуса и хотя бы взглядом выразить благодарность ему за подаренное чудо, но он не смотрел на нее, стоя вполоборота к ней, он принимал восхищенные дифирамбы какой-то дамы в синем бархате. А вот месье Дюваль требовал к себе внимания, и нужно было вновь включаться в игру, улыбаться и вести никому не нужные беседы. Что ж, пусть будет так, она сильная и должна сделать все, чтобы кончилась эта проклятая война, она сделает это для него, а чувства подождут... Быть может когда-нибудь...
      – Нет, что вы, я совершенно бездарна во всех видах искусства. Еще в детстве моя мама прилагала неимоверные усилия, чтобы приобщить меня к прекрасному, она была уверенна, что у каждого человека есть талант и нужно только помочь его раскрыть. Она водила меня в кружки рисования, на уроки бальных танцев, вокала и фортепиано, но, к ее глубочайшему разочарованию, никакого таланта я так и не обнаружила. Моя учительница музыки практически сразу сказала, что для обучения игры на фортепиано я слишком неловкая, и у меня слишком короткие пальцы и малоподвижные суставы. Должна сказать, она была абсолютно права на мой счет, талант к музыке – это редкий дар, и простым усердием его не компенсировать.
      – О, я уверен, вы скромничаете, наверняка в вас масса скрытых талантов, – приторно елейным голосом пропел Дюваль.
      – Нет, уверяю вас, все именно так. Лишь немногие люди являются обладателями истинного таланта и часто не одного, а сразу множества. Я согласна с мнением, что одаренные люди обычно проявляют повышенные способности сразу во многих сферах. Я же всего лишь старательная посредственность, как многие другие, мне удавалось достичь приемлемых результатов разве что в учебе, но здесь особо нечем гордиться.
      Дюваль еще какое-то время возражал на этот счет, отпуская множество бессмысленно-банальных комплиментов, потом к беседе присоединился еще один человек, имени которого Гермиона не помнила. Ей было трудно сосредоточится на беседе, и она лишь вежливо кивала и приветливо улыбалась собеседникам (им большего и не требовалось), но взгляд ее блуждал по залу в поисках знакомой темной фигуры. Она находила его в окружении роскошных светских леди, охотно выказывающих неизвестному пианисту свою благосклонность, и высокопоставленных чиновников, пожимавших ему руку, он свободно общался с гостями, спокойный, уверенный, как всегда невозмутимый. Она искала хотя бы случайный его взгляд, но ни разу за оставшийся вечер он не поднял на нее своих черных глаз. Ее собеседники, наконец, оставили ее, чтобы пообщаться с общим знакомым, и едва она расслабилась и собиралась присесть за свободный столик, как прямо за спиной раздался бархатный голос профессора зельеварения, заставивший ее вздрогнуть от неожиданности.
      – Мисс Грэйнджер, вы не будете возражать, если мы покинем это мероприятие?
      – Думаю, самое время. Только нам лучше выйти через задний двор, если вы не хотите потратить еще пару часов на беседы с послом, – притворно обходительным тоном заметила девушка.
      – Благодарю, я вполне насладился его обществом на многие годы вперед.
      Они незаметно выскользнули через черный ход и прямо с заднего двора решили аппарировать. Снейп уже привычным жестом подхватил Гермиону под руку, но от этого простого движения у девушки перехватило дыхание, и сердце заколотилось вдвое быстрее обычного, она зажмурилась (как всегда делала при аппарации) и почувствовала, как сдавливает грудь и невидимый вихрь закручивает ее тело. Мгновенное перемещение длилось уже неоправданно долго, а почва под ногами все не появлялась, и бесконечное кружение все никак не хотело заканчиваться. Внезапно она почувствовала, что рука, за которую она держалась, выскальзывает, она попыталась крепче взяться за рукав мантии, когда услышала голос.
      – Отпустите, мы уже на месте, мисс Грэйнджер.
      Странно, но она все еще не чувствовала почвы под ногами, голова кружилась, а грудь сильно сдавливало. Она попыталась сделать вдох, и в легкие ворвался прохладный соленый морской воздух, чувство реальности стало возвращаться, и она открыла глаза. Они стояли прямо у двери ее дома.
      – Похоже, вам не стоит злоупотреблять спиртным, боюсь предположить, что бы было, если бы вы попробовали аппарировать самостоятельно, – голос, полный презрения, сопровождался таким же взглядом сверху вниз.
      – Я не пью алкоголь, профессор... совсем... Не знаю, что со мной произошло, наверное, просто усталость.
      Она сама не понимала, зачем оправдывается, просто именно сегодня так не хотелось расставаться на таких холодных нотах.
      – Тогда отправляйтесь отдыхать, не смею вас задерживать.
      Он коротко кивнул и уже развернулся, чтобы уйти, когда в спину ему донеслось.
      – Профессор? – он нехотя обернулся. – Это было восхитительно...
      Черная бровь взметнулась вверх, а губы изобразили кривую ухмылку, но девушка, казалось, не заметила этих характерных жестов, ее глаза смотрели куда-то сквозь него.
      – То, как вы играли сегодня, это было восхитительно... самая прекрасная музыка, которую я когда-либо слышала.
      Он хотел съязвить что-нибудь, как делал всегда, когда не находил слов для ответа, но вместо этого лишь еще раз медленно кивнул, подтверждая, что услышал сказанное.
      – Всего доброго, мисс Грэйнджер.
      – До свидания, профессор Снейп.
      И он растворился в воздухе с характерным хлопком.
      Уже очутившись в гостиной своей временной Парижской квартиры, Снейп устало повалился в кресло, а в голове у него снова и снова проносились последние слова девушки. Он и сам не мог понять, почему они так взволновали его, он получил не меньше сотни комплиментов относительно своей игры за вечер, и большинство из них были куда искуснее и лестнее этих нескольких слов, да и в искренности их не было повода сомневаться. Так почему же весь вечер он пропускал похвалы мимо ушей, а от этих нескольких слов его лицо обдало жаром, а сердце пропустило удар? Вообще он сегодня заметил, что эта девчонка странно на него влияет. Впрочем, не только на него, остальные в ее присутствии моментально теряют самообладание, а он тоже хорош, с чего-то решил порисоваться перед публикой, взялся играть на рояле. Как давно он этого не делал в чьем-то присутствии? Последний раз это было на дне рождения его матери, она очень любила, как он играет, это был ее предпоследний день рождения, на последнем он не присутствовал... был на вызове у Темного Лорда... А потом ее не стало, и больше некому было играть... Это точно что-то неладное, наверняка, вейловские штучки, не зря она сдружилась с этой Делакур. «А ты расслабился, Северус. Два года без личного общения с Лордом, и ты уже не способен как следует держать мысленный блок, так что любая вейла способна пробиться сквозь него. Не то, чтобы это влияние было существенным, но раньше сквозь его блок не проникали даже легкие отголоски подобных чар, а ведь Темный Лорд вскоре вернется еще более сильным, и нужно будет выдерживать его проверки, а Волдеморт не какая-нибудь вейла...». После этих рассуждений он решил усилить ежедневные тренировки в ментальной магии и отправился спать, предварительно как всегда уделив внимание очистке сознания. Но сон все не шел, и перед глазами мелькали картины: Гермиона на пороге дома в восхитительном белом одеянии... она же, лучезарно улыбающаяся очередному кавалеру... случайно подслушанная речь о ее «бездарности»... широко распахнутые огромные карие глаза и тихий голос «это было восхитительно... восхитительно...».
      В маленьком домике возле моря Гермиона и не собиралась спать, слишком взволнованная, слишком растерянная, слишком... счастливая? Да, это было похоже на счастье, наконец, осознать свои чувства и тем самым дать им раскрыться, засиять всеми гранями, позволить им наконец по праву заполнить все ее существо. Она сидела на широком диване, все еще в вечернем платье, над широкой каменной чашей снова и снова просматривая собственные воспоминания, в которых снова и снова возникал белоснежный рояль, и ее души касалась волшебная музыка, извлекаемая тонкими бледными пальцами толи из черно-белых клавиш, толи из собственного сердца. Она не чувствовала ничего, кроме бесконечной любви (в том, что она не кончится никогда, не было сомнений), и по ее щекам текли слезы, не слезы печали или даже радости, но слезы от яркого света, который ослеплял непривыкшие глаза, заставляя их проливать соленую влагу, и сейчас этот свет лился изнутри ее самой.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 21.08.2011, 13:49 | Сообщение # 10
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 9. Разговор о вейлах
      В маленькой лаборатории, которую Северус и Гермиона использовали для приготовления необходимых зелий, невозможно было определить время суток, не взглянув на часы, из-за плотно задернутых тяжелых бархатных штор. Это было необходимым условием для подготовки большинства сложных зелий. Попадание солнечных лучей на любом этапе приготовления могло превратить обычное заживляющее зелье в смертельный яд, а для более сложных составов случайные изменения свойств было сложно предугадать, это (а вовсе не замкнутость характеров и нелюдимость большинства известных алхимиков) было причиной, по которой стационарные лаборатории обычно располагались в подвальных помещениях без окон. Вторым немаловажным фактором была более стабильная температура подземелий, так же важная для хранения зелий и ингредиентов, как и для выдержки вин (но виноделов за любовь к подвальным помещениям никто не причислял, к примеру, к вампирам). Такие мысли посетили Гермиону, когда она забрасывала в кипящий котел последнюю порцию толченых листьев Белиморфуса. Дальше зелье Определения личности, которое они и готовили весь день, нужно было оставить кипеть на медленном огне еще 48 минут, после чего останется только процедить и разлить по флаконам.
      Перевернув специальные песочные часы, она отошла от котла и устроилась в мягком широком кресле у окна. Северус стоял у столика напротив и заваривал мятный чай. Это стало негласной традицией – пить мятный чай во время перерывов в работе, хотя они оба больше любили кофе. Снейп еще на заре своей карьеры как Мастера Зелий понял, что кофе или обычный крепкий чай в таких количествах невозможно пить, не опасаясь со временем подорвать здоровье. Идеальным вариантом для здоровья был бы тыквенный или морковный сок, но их он просто терпеть не мог, а вот мятный чай был приемлемым компромиссом, с чем после недолгих раздумий согласилась и Гермиона. Он подал ей небольшую фарфоровую чашку и сам присел на другое кресло слева от нее сразу за низким журнальным столиком. Несколько минут они молча пили чай, затем, тишина была прервана коротким вопросом:
      – Мисс Грэйнджер, вы ведь магглорожденная?
      Этот вопрос повис в воздухе, вырвав ее из приятной задумчивости. Девушка заметно напряглась, но быстро совладав с собой, ответила совершенно спокойным голосом:
      – Конечно, не думаю, что у меня были бы причины скрывать родство с магическими семьями, если бы такое было.
      – Безусловно...- сказал Снейп, от внимания которого не ускользнуло напряжение девушки, возникшее в ответ на его вопрос. Поэтому более мягким голосом он продолжил: – Но я сейчас совсем не об этом, меня больше интересует ваше возможное родство с другими магическими существами...
      – Что вы имеете в виду, профессор? – теперь в глазах девушки читалось явное удивление.
      – С вейлами, например... Я заметил, как легко вы общались с одной из них на приеме, а насколько мне известно, вейлы не вызывают доброго предрасположения у обычных ведьм, скорее наоборот... Кроме того, ваши внешние метаморфозы вызваны не обычными косметическими чарами – это очевидно, их было бы легко распознать... нет, это результат изменений самой магической сущности. Обычно магические свойства проявляются еще в детском возрасте, но чары вейл, скажем так, весьма специфические... и иногда проявляются только по достижению совершеннолетия. Это бы вполне объяснило ваше странное поведение и внезапный отъезд из Хогвартса два года назад.
      – Ах, это... – Гермиона широко улыбнулась и перевела взгляд на Северуса, в ее светло-карих глазах заплескались озорные искорки. – Нет, уверяю вас, в моем роду всегда были только магглы. А что касается вейл, то значительная часть информации об этом народе, как и о многих других, если честно, приблизительна или вовсе ошибочна. Представления о них в магическом мире сложились в основном со слов немногочисленных исследователей-мужчин, и немного благодаря тем вейлам, которые адаптировались для жизни в обществе магов, но, думаю, вы согласитесь, что это никак не раскрыло ни секретов их магии, ни, тем более, сути их внутреннего мира.
      – Хм... Допустим, что вы говорите правду, но ваша осведомленность в этом вопросе явно выходит за рамки школьной программы, думаю, этого вы не станните отрицать? – теперь уже на лице Снейпа появилась саркастичная усмешка, так хорошо знакомая Гермионе со школьных лет.
      – Нет, конечно, не стану. Я не делаю тайн из своих знаний в этой области, и, если вам это может быть интересным, я с удовольствием поделюсь с вами своими наблюдениями.
      Девушка говорила спокойно и вежливо, но легкая улыбка, игравшая на ее губах, и озорные огоньки во взгляде давали намек на двусмысленность этих простых слов. Неужели она с ним флиртует? От такой мысли по телу прошла горячая волна, но он тут же отдернул себя и на всякий случай укрепил мысленный блок, нельзя позволять себе выдавать желаемое за действительное, даже если в ее поведении есть доля кокетства – это лишь следствие ее теперешнего окружения, и никак не связанно с ним самим.
      – Что ж, это было бы весьма... любопытно, – лениво протянул он своим самым бархатным голосом.
      – Сразу после приезда во Францию я остановилась в доме Флер, фактически она была единственным человеком, которого я знала в этой стране. Она помогала мне наладить нужные знакомства, а так же усовершенствовать французский и вейлийский.
      – Вы знаете вейлийский? – брови профессора слегка вздернулись в вопросительном жесте.
      – Да. Так вот, как я говорила, Флер была моим якорем в этой стране, кроме того мы быстро подружились с ее семьей, особенно с Габриэль – это младшая сестра Флер. Тогда меня сильно удивило, что и Флер и Габриэль почти все время проводят в семейном замке, при этом к ним никогда не приходили подруги или друзья. Когда я спросила об этом Флер, она рассказала мне, что, несмотря на более демократичное, чем у нас в Англии, отношение к другим магическим расам, во многом отношение магов к чистокровным вейлам или полукровкам довольно недоброжелательное. У вейл довольно крепки семейные узы, и даже между дальними родственниками сохраняется тесное общение. Они при желании быстро поднимаются по карьерной лестнице в любом виде деятельности, благодаря их природным данным, а внешняя привлекательность далеко не единственное их ценное качество. Вейлы так же обычно одарены блестящим умом, они легко контролируют свои эмоции, если сами того желают, кроме того потенциал магической силы у полукровок превосходит средний уровень магов. Не удивительно, что волшебники и волшебницы испытывают скорее зависть и страх, чем симпатию к этим женщинам и не спешат завязывать с ними дружеские отношения. Поэтому единственный способ для них быть принятыми в общество – это удачное замужество, и способность вейл находить расположение у противоположного пола прекрасно этому способствует. Кстати, эта способность – единственное, что широко известно о магии вейл, а ведь она не менее многообразна чем наша, более того им удалось сохранить в первозданном виде многие мощнейшие ритуалы темной и светлой магии, которые в нашем мире использовались столетия назад и теперь считаются потерянными.
      – О магии вейл вы тоже узнали от мисс Делакур? – в этих словах ясно читалось недоверие.
      – Нет, секреты их магии бережно охраняются и передаются только родственникам или прошедшим посвящение. Через три месяца после приезда в Париж, я по просьбе Ордена вместе с Флер отправилась в Швецию, там, на сегодняшний день, самое крупное вейлийское поселение. Я прожила там около четырех месяцев, после первых двух получила внешнее посвящение, оно позволяет узнать и использовать их ритуалы. Есть еще внутреннее посвящение, при котором передается способность к внешним трансформациям, чарам привлечения и многое другое – такое посвящение преобразовывает саму магическую сущность посвящаемого, обычно его используют для женщин, вышедших замуж за мужчин-вейл, чтобы их детям передавались полные вейлийские способности.
      Северус сидел, глубоко задумавшись, брови слегка сдвинулись, и на лбу четче прорисовалась продольная морщинка, какие возникают, когда человек часто хмурится. В его глазах будто боролись сомнения, смутные догадки и непривычная для этого человека нерешительность. В конце концов, он решил прояснить интересующий его вопрос напрямую.
      – Вы приняли внутреннее посвящение? – его голос был холодным и чуть хриплым.
      Гермиона посмотрела ему прямо в глаза и довольно громко и так же холодно ответила: «Нет». Буквально минуту в комнате стояла тишина, нарушаемая лишь бульканьем котла, а потом уже более мягким голосом девушка продолжила:
      – Как я уже говорила, профессор, я не вейла. Понимаю, почему вам это кажется не совсем убедительным, вы спрашивали про внешние изменения, произошедшие со мной, и вы совершенно правы предполагая, что это следствие изменений магической сущности. Но к истории с вейлами это никакого отношения не имеет, у меня нет причин скрывать какую-то информацию о пребывании среди них, более того будет полезным рассказать вам о договоренностях достигнутых между ними и Орденом Феникса в тот период. А то, что со мной произошло, по времени было значительно раньше, еще до переезда во Францию, ничего более подробного я сказать не могу, потому что тут я связана обетом молчания, по крайней мере, до окончания войны.
      Она говорила это с какой-то долей сожаления, и все ее слова звучали искренне, откровенную ложь Северус бы почувствовал без труда, в этом у него был богатый опыт, а то, что ей есть что скрывать, было ясно и без разъяснений, в конце концов, неизвестно, какие еще миссии возложены на эту девочку Орденом. Дамблдор говорил ему, что она пользуется его полным доверием, как и сам Северус, а уж директор редко ошибается в людях (если ошибается вообще?). Теперь Снейп и сам стал склоняться ко мнению, что ей можно доверять, пусть не полностью, но во многом. Его лицо заметно расслабилось, и морщинка на лбу почти полностью исчезла.
      – Хорошо, мисс Грэйнджер, я приму ваши слова на веру и не стану настаивать на продолжении этой темы. Давайте закончим с нашим зельем, думаю, его самое время отфильтровать, а затем вы посвятите меня в договоренности, о которых упомянули. Если, конечно, вы не слишком спешите, время уже довольно позднее, мне бы не хотелось нарушать ваши планы, – Он поднялся с кресла и посмотрел на Гермиону, ожидая реакции на свои слова. И к своему изумлению, обнаружил, что она чуть не прыгает на месте от радости. Снейп предполагал увидеть облегчение в связи со сменой темы, может, разочарование от того, что ей придется задержаться в его квартире еще как минимум на часа полтора, а уже десять вечера, но что могло ее так внезапно обрадовать, он совершенно не представлял.
      Через пятнадцать минут зелье было разлито по флаконам и сложено в специальном охлажденном шкафу, находиться и дальше в лаборатории было незачем, поэтому Снейп предложил перебраться в более удобную гостиную и поужинать (обедали они еще в два часа дня, и к этому времени оба ощутимо проголодались). В небольшой, залитой светом свечей, гостиной уже был накрыт стол. Северус только попросил эльфа принести еще один прибор для Гермионы, что было исполнено мгновенно. На ужин было овощное рагу, салат с морепродуктами и легкий лимонный пирог – достаточно сытная пища, чтобы восстановить потраченный за день силы, но не слишком тяжелая, чтобы не вызвать бессонницу или ночные кошмары. Это меню было воспринято обоими с одинаковым одобрением, отсутствие мясных блюд очень порадовало Гермиону, она перестала есть мясо еще в школе на пятом курсе, а вот рыбу и морепродукты ела с удовольствием. Северус же предупредил эльфа не готовить мясо после обеда – это была одна из давно заведенных традиций, наподобие мятного чая, только в этом случае причиной была не забота о здоровье, а необходимость для ментального мага каждый вечер перед сном полностью очищать сознание, что значительно легче делать, если желудок не занят перевариванием тяжелой пищи. Поужинав, они устроились на широком диване, чтобы продолжить беседу. Смена обстановки и приятная пища заметно улучшили атмосферу вечера, после напряженного разговора.
      – Не хотите чего-нибудь выпить, может быть, белое вино или что-то покрепче? – предложил Снейп, втайне надеясь, что ничего покрепче девушка не предпочтет. Он не испытывал обычного опьянения даже от очень больших доз алкоголя (это одна из бесценных наработок его как двойного шпиона, без этого качества его бы давно вычислили), но от тяжести в голове на утро было практически невозможно избавиться, а причин для головной боли обычно хватало и без этого...
      – Нет, благодарю, как я уже говорила вчера, я не пью алкоголь, – немного смущенно ответила Гермиона. – Но я бы не отказалась от чашечки кофе со взбитыми сливками и корицей.
      – Что ж, если честно, я бы тоже предпочел кофе.
      Смущение на лице Гермионы вызвало у него легкую улыбку, в этом было что-то от той девчонки, которая всегда краснела, если ей приходилось хоть немного противоречить словам учителя. Девушка тоже улыбнулась в ответ на его слова.
      Он бы не признался в этом никому, но сейчас ощутил что-то вроде легкой зависти к этой девочке, она в таком юном возрасте сумела выстроить именно тот образ жизни, который выбрал бы и он сам, если бы у него была возможность выбирать. И это касалось не только отношения к еде и алкоголю, но и к выбранному ей идеальному балансу между уединением и общением с людьми, она нашла именно то соотношение, при котором не нужно много времени проводить в обществе, но, когда есть желание, всегда можно найти компанию для приятной беседы или развлечения. Он бы, наверное, тоже выбрал такую модель. Конечно, ему не хватало обаяния и приятной внешности, но он мог быть интересным собеседником и умел этим располагать к себе людей, если бы не его двойная жизнь, требовавшая держать на максимальном расстоянии приятных ему людей и наоборот сближаться с самыми неприглядными личностями, да и тень его прошлого никогда не перестанет следовать за ним по пятам – в таких условиях одиночество остается лучшим выбором... Но сейчас, глядя на эту девушку, он на короткое мгновение увидел в ней лучшего себя, такого, каким он мог стать, если бы еще в юности не совершил тех ужасных ошибок, расплачиваться за которые приходиться уже больше двадцати лет. И теперь он почувствовал себя немного виноватым за предшествовавший резкий разговор, не стоило так на нее давить. Эльф принес кофе, и Северус решил воспользоваться этим моментом, чтобы окончательно разрядить атмосферу и продолжить беседу в более спокойном русле.
      – Мисс Грэйнджер, думаю, я должен извиниться за излишнее давление на вас. Просто слишком много совпадений указывали на мои подозрения: ваши метаморфозы, дружба с мисс Делакур, поведение на вчерашнем приеме, я должен был проверить наиболее очевидную версию. Полагаю, что даже вы не станете отрицать, что непосвященному вести дела с вейлами довольно опасно, они умеют плести интриги не хуже слизеринцев.
      Девушка весело рассмеялась, и комната, наполнившаяся звуком ее серебристого смеха, будто ожила – пламя свечей затрепетало, как от легкого ветерка, и его отражение запрыгало по стеклянным и полированным поверхностям мебели.
      – Вы правы, профессор, эти существа с ангельскими личиками иногда само воплощение коварства, – в ее глазах забегали озорные искорки, хотя, возможно, это только отражение трепещущего пламени свечей...- А что касается вчерашнего приема, думаю, вы как никто другой сможете меня понять... – лицо девушки переменилось почти мгновенно, только что на ее месте сидел маленький смеющийся чертенок, а теперь перед Снейпом оказалась молодая женщина, спокойная и сосредоточенная, источающая уверенность и силу, подобно Сфинксу, хранящему секреты бытия и готовому раскрыть их, но только тому, кто сам докажет, что готов их услышать.- Я, как и вы, нахожусь здесь с определенной целью и должна использовать все доступные мне средства, чтобы добиться этой цели как можно быстрее. Все мы понимаем, что время для подготовки практически на исходе, так что приходиться подталкивать нужных людей к принятию решений. Общаясь с вейлами, я действительно многому научилась, и главный урок, вынесенный из этого общения в том, что, если хочешь чего-то добиться, не стоит пытаться под свою цель переделать весь мир, лучше изучить и принять этот мир таким, какой он есть, и найти в нем лазейку, через которую, возможно, найти решение своего вопроса. Так уж получилось, что сегодня наши цели лежат в области политики. А мир политики – это мир мужчин и больших денег. Было бы логично, чтобы возложенные на меня функции выполняло наше Министерство Магии, но на такую роскошь рассчитывать не приходится. В таком случае надо исходить из того, что есть, а есть я – Гермиона Грэйнджер, двадцатилетняя волшебница, магглорожденная – соответственно не имеющая никаких связей в высшем магическом обществе, не обладающая солидным состоянием или надеждой получить наследство... На моей стороне только мой ум и способности, что тоже не мало, но думаю, вы согласитесь, что на то, чтобы получить возможность их продемонстрировать мне пришлось бы потратить лет двадцать, как минимум, проводя исследования, печатая их результаты во всевозможных научных изданиях и добиваясь получения научных степеней, хотя и тогда, допустив к присутствию в этом обществе, меня бы вряд ли стали воспринимать всерьез настолько, чтобы согласовывать с моим мнением решения в области внешней политики. Поскольку у меня нет двадцати лет в запасе, мне остается только один способ, и в этом я действительно действую как вейлы. Я наряжаюсь, веселюсь, шучу, танцую, веду пустые светские беседы, кокетничаю, изображаю из себя душу компании. Результат всего этого – нужные знакомства на высшем уровне и возможность вести переговоры о сотрудничестве и взаимной поддержке с главами французского аврората и еще нескольких влиятельных силовых организаций, и, надеюсь, с вашей помощью нам удастся довести эти переговоры до финальных договоренностей. Так что моя маска «очаровательной вейлы» служит нашей общей цели почти так же эффективно, как ваш образ «всеобщего неуловимого злодея».
      – Мисс Грэйнджер, вы это серьезно? Не то, чтобы ваши выводы были мне непонятны, в ваших словах определенно есть логика, и с большинством из них я бы даже согласился, но просто это звучит настолько не по-гриффиндорски, что я отказываюсь верить своим ушам, – Снейп изобразил одну из лучших своих саркастичных ухмылок.
      – Не по-гриффиндорски? Да уж... Два года назад я бы сочла ваши слова за оскорбление, а сейчас готова принять за комплимент,- девушка посмотрела на него и улыбнулась, хотя улыбка получилась немного усталой.
      – Из моих уст это действительно вполне можно считать комплиментом. С тех пор, как вы покинули школу, мое отношение к «хваленому гриффиндорству» ничуть не изменилось, и готов поспорить, что вряд ли когда-то изменится. Но что вас заставило отступиться от идеалов вашего родного факультета?
      – Ох, неужели это требует объяснений?- сказала Гермиона, улыбаясь уже более беззаботно.
      – Не то что бы... Но я бы с удовольствием послушал ваши доводы, все таки уникальный случай: «гриффиндорка отказывается от исконных качеств своего факультета», второго такого шанса мне может и не представится! – Снейп уже откровенно забавлялся складывающейся беседой.
      – Ну, хорошо, только ради вашего удовольствия, – решила подыграть Гермиона. – Мне надоело пытаться пользоваться гриффиндорскими методами, когда они ни черта не помогают.
      – Не могу не согласиться!
      – А если серьезно, – в ее голосе послышалась легкая дрожь, – То, прожив вдали от Хогвартса всего полгода, я сначала совершенно перестала понимать смысл разделения на колледжи, к примеру, в Шармбатоне такого разделения нет, и атмосфера для учебы в нем мне показалась более благоприятной. Какой смысл в разделении детей по каким-то врожденным качествам на отдельные группы, если обучение по предметам от этого никак не зависит – все факультеты занимаются по одной программе. А для личностного развития не лучше ли было бы, чтобы в более тесном взаимодействии дети могли перенимать друг у друга полезные качества, учиться друг у друга. Какая польза, к примеру, рейвенкловцам в том, что они постоянно находятся вместе? Вряд ли они могут учиться еще больше, чем и так делают, а вот немного жизненной практичности им бы не помешало. Или тот же Гриффиндор – его ученикам без конца внушают, что храбрость – это достойнейшее из качеств, что готовность бороться за высшие идеалы – их главное предназначение. И они с легкостью делят мир на черное и белое, а людей на друзей и врагов, друзьям безоговорочно доверяя свою жизнь, а врагам не прощают ни малейшего проступка... Они без колебаний бросаются под смертельные проклятья ради призрачной высшей цели, так и не успев осознать истинную ценность жизни. Ничего удивительного, что и друзья, и враги часто оказываются вовсе не теми, кем считались, а «высшие цели» на деле оказываются лишь прикрытием для чьих-то интересов, ведь в самом начале никто не потрудился объяснить этим детям, что мир вокруг них довольно сложный, что черное и белое неотделимы друг от друга, что человеческие души хранят в себе и свет, и тьму, и люди склонны меняться под воздействием времени и обстоятельств. А потом я начала злится, потому что поняла – многие прекрасно понимают бессмысленность этого деления, факультеты – всего лишь одна из традиций консервативного магического мира, которые никто не решается разрушить, даже когда их смысл давно утерян, а практическое воздействие из полезного превратилось в весьма опасное. И я не могу не думать о том, что в этой войне многое могло бы сложиться иначе, если бы не это глупое деление и вызванная им вражда. Я не настолько идеалистка, чтобы считать, что войны могло бы не быть, Волдеморт со своей идеей господства все равно нашел бы сторонников, но по крайней мере у многих участников этой войны был бы выбор, какую из сторон принять, – на последней фразе голос девушки, и до того дрожавший от волнения, наполнился глубокой неподдельной болью, так плохо сочетавшейся с ее юным красивым лицом.
      – Похоже, есть смысл нанести двойной визит директору, может хоть вас Альбус послушает... Мои предложения об упразднении факультетов уже давно стали поводом для ежегодных шуток в учительской, – Северус прекрасно понимал и разделял боль этой девушки, но сейчас ему больше всего хотелось стереть с ее лица эту печаль и серьезность, так что будет лучше перевести все в шутку и закончить этот тяжелый разговор.
      – Ох, к сожалению, не послушает, я уже тоже предлагала, – она слегка улыбнулась, – Думаю, мне пора аппарировать к себе, если мы хотим попасть на завтрашнее собрание вовремя.
      Ей не хотелось покидать эту уютную гостиную и этого человека, с которым так легко делиться своими мыслями, потому что именно он может их понять, но было уже далеко за полночь и дольше оставаться здесь было невозможно... Северус тоже не хотел, чтобы она уходила, их сегодняшняя беседа впервые за долгое время заставила его почувствовать, что он не одинок, что кто-то понимает его без слов и доверяет тайны своей души, и этот кто-то прекрасная молодая девушка, которая сидит на диване рядом с ним и искренне улыбается ему. Он с удовольствием отметил, что и сам улыбается, еще в середине разговора он перестал удерживать на лице привычную маску безразличия, не боясь проявить хоть немного эмоций. Откровенность, с которой Гермиона говорила с ним, создала в комнате невидимый ореол интимности, будто в целом мире есть только они вдвоем, и даже время перестало существовать, оставив им самим право решать, когда закончится этот вечер, а после того, как она уйдет, время вернется, и вернутся люди, события и, конечно, эта проклятая война. Но он не может просить ее остаться, не имеет права, по крайней мере не сейчас...
      Они медленно поднялись с дивана и молча подошли к двери (аппарировать можно было только с лестничной клетки). Открывая дверь, Северус взял руку девушки, медленно поднес к губам и поцеловал, ее рука была мягкой и теплой, а кожа пахла ванилью от пирога и чем-то еще неуловимо-сладким, манящим и обещающим неземное блаженство тому, кого коснутся эти руки.
      – До свидания, Гермиона.
      – До завтра, Северус...
      Гермиона вышла и аппарировала к себе домой, где, не раздеваясь, упала на кровать и вскоре уснула, прижимая к губам тот участочек кожи на руке, которого несколько минут назад касались губы Северуса.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 21.08.2011, 13:49 | Сообщение # 11
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 10. Затишье перед бурей
      Был уже вечер, когда они не спеша возвращались на улицу Beatitudo после очередного собрания. Прошедший день оказался долгим и утомительным для обоих. Напряженные споры во время обсуждения стратегии совместных действий французского аврората с Орденом феникса, сегодня достигли своего апогея и временами грозили перейти, если не в дуэль, то в банальное рукоприкладство. Гермионе, как всегда, досталась роль миротворца (одинаково хорошие отношения с обеими сторонами в сочетании с ее внешней хрупкостью и уязвимостью не позволяли никому из присутствующих, за исключением разве что Снейпа, не только вступать в открытый конфликт с этой девушкой, но даже слегка повысить голос в общении с ней). В общем, к концу собрания им удалось достигнуть необходимых компромиссов и прийти к согласию относительно базовой стратегии, оставалось доработать еще некоторые детали, но для их согласования вполне можно было прибегнуть к давно сложившемуся способу переписки, в надежности которой не было сомнений. Необходимости в дальнейших собраниях больше не было, что не могло не радовать Северуса, его отъезд был запланирован на утро послезавтра, и откладывать его не представлялось возможности. Остальные тоже вздохнули с облегчением, несмотря на очевидный прогресс для общего дела, напряжение последних дней всех порядком вымотало.
      Выйдя из тоннеля, служащего «черным выходом» из аврората, Гермиона и Северус решили не аппарировать, а пройтись пешком, чтобы снять нервное напряжение и немного развеять тяжелые мысли. Никто из них не признался бы в том, что самой тяжелой мыслью сейчас было скорое приближение их расставания. За то время, что Северус провел в Париже, они узнали друг друга с совершенно новых сторон, и оказалось, что у них гораздо больше общего, чем кто-то мог предполагать. Еще во время Гермиониной учебы в Хогвартсе Снейп был вынужден заметить, что у девочки острый ум и неутолимая жажда знаний, так хорошо ему известная по собственным студенческим годам, да и несомненный талант к зельям не ускользнул от его внимания (хотя он, конечно, никогда бы не отметил этого вслух). Гермиона же, когда начала понимать, что панический страх, вызываемый фирменными взглядами профессора у всех учеников, на самом деле ничем не подкреплен на практике, стала внимательнее присматриваться к этому загадочному человеку. Чувство страха довольно быстро сменилось уважением к его профессиональным качествам, а позже и восхищением его блестящим умом и эрудицией, уникальным талантом в зельеделии, но больше всего силой характера и неимоверным мужеством, которое требуется для ведения тонкой и опасной игры двойного агента, которая каждый день заставляет балансировать на грани жизни и смерти, без надежды на отдых или освобождение. Тогда она решила стать его ученицей, бессознательно стремясь находиться в его обществе как можно дольше, но этому желанию не суждено было сбыться. Уже перед самым отъездом во Францию она поняла, что любит этого мрачного, одинокого и такого прекрасного мужчину, но не смела надеяться на хоть какое-то ответное внимание с его стороны. Возможно, все происходившее было только к лучшему... Уехав из Хогвартса, она запретила себе придаваться как радостным, так и печальным воспоминаниям и с головой ушла в работу, отдавая всю себя общему делу борьбы с силами зла. Это хоть немного позволяло чувствовать связь с Ним, ведь он сейчас так же отдает все свои силы на алтарь этой борьбы, и, если им удастся победить, если они оба останутся живы... тогда она сможет помечтать о чем-то большем.
      Их первая встреча после Хогвартса была одинаково сложной и волнительной для обоих. Гермиона впервые видела профессора вне стен школы, без привычной черной мантии и взглядов, распугивающих студентов, он был просто мужчиной – мужчиной, которого она любила. Сидеть с ним рядом, видеть его глаза, слушать бархатный голос и вдыхать легкий запах хвои и диких трав, исходящий от его волос – все это с новой силой всколыхнуло возникшие когда-то чувства и заставило сердце сжиматься от нахлынувшей нежности. Северуса же эта встреча повергла в смятение. Когда он понял, что эта девушка, похожая на ангела со своими светлыми кудряшками и розовыми губками, на самом деле та самая невыносимая всезнайка Грейнджер, он чуть не лишился дара речи. А потом она не стала возмущаться в ответ на его колкую реплику, с достоинством и обстоятельностью провела деловую беседу, ни разу не сбившись на незначительные детали, при этом вместо привычного безэмоционального тона докладчика, ее голос звучал очень мягко, и от нее веяло таким теплом, что когда пришло время попрощаться, Северус почувствовал легкий укол сожаления. Весь вечер он думал о том, как сильно она изменилась, в ней не осталось почти ничего от той раздражающей девчонки-школьницы, ее место заняла красивая умная женщина, а ночью ему снились ее глаза с солнечными искорками, теплая улыбка и тоненькая фигурка в белом платье (при этом длинна ее платья во сне неведомым образом сильно уменьшилась...) Следующие несколько дней он предусмотрительно принимал на ночь зелье сна без сновидений.
      Они общались каждый день, вместе обсуждали планы, вели переговоры, варили зелья, делали арифмантические расчеты, искали необходимую информацию и снова обсуждали результаты. Иногда, чтобы отвлечься от тяжелой работы и особо сложных вычислений, они делали маленькие перерывы на еду и отвлеченные беседы, во время которых обнаружилось сходство их литературных и музыкальных вкусов, общая страсть к живописи и маггловской поэзии, приверженность к классике и минимализму в архитектуре, декоре и стиле одежды, и совершенно различные пристрастия в еде и отношение к кулинарии. Эти короткие незначительные беседы давали необходимую разрядку в сгущающейся атмосфере тревожного ожидания, но кроме того дарили молчаливое ощущение тепла и разделенности переживаний, на короткие мгновения развеивая привычный холод одиночества.
      На собраниях как-то само собой получилось, что они вдвоем стали главными генераторами идей, причем, не сговариваясь, всегда действовали единым флангом. Очень быстро обнаружилось, что их взгляды на ситуацию довольно близки, а иногда настолько идентичны, что они с легкостью могли заканчивать друг за друга мысли при общих обсуждениях, чем успешно пользовались во время наиболее тяжелых споров, когда один уставал доказывать охрипшим от криков оппонентам суть необходимости того или иного шага, вместо него вступал другой с новыми силами и аргументами. Так же ловко и незаметно для остальных они стали использовать сильные стороны друг друга. Если разговор становился слишком острым и взаимные нападки из обычных язвительных, переходили в опасно острые, ведущую роль в беседе перехватывала Гермиона, ее мягкая улыбка и женское очарование быстро снимало накал ссоры в преимущественно мужской компании, при этом линия обсуждения оставалась неизменной. Когда же после длительных аргументированных обсуждений беседа начинала идти по кругу, и время принятия решения непозволительно затягивалось, Снейп привычно поднимался с кресла, нацеплял на лицо маску «Грозы подземелий» и начинал нетерпеливо метаться по комнате, резким холодным тоном буквально выплевывая наиболее веские аргументы, с которыми было готово согласиться большинство присутствующих, и, одаривая испепеляющими взглядами тех, кто пытался произнести слова возражения. Они никогда не обсуждали между собой это сложившееся сотрудничество, будто его и вовсе не существовало, никогда не произносили вслух слова обоюдного согласия, не договаривались о взаимной поддержке, и лишь в гуще событий по неуловимым полувзглядам определяли моменты, в которые каждый из них должен вступать в самому себе назначенную роль в их общем безымянном спектакле. С одинаковой настойчивостью отстаивая как свои собственные идеи, так и идеи друг друга, они превратились в непобедимую команду день за днем толкающую обе стороны в направлении необходимых решений, и, наверное, только благодаря такому единству их сил и мыслей им за две недели удалось достичь в договоренностях с французским авроратом большего, чем Ордену Феникса и Министерству Магии за последние десять лет. И где-то в глубине души каждый из них ощущал, что та внутренняя близость, которая возникла между ними за это короткое время, гораздо сильнее и глубже, чем все, что они переживали за свою историю с кем-то другим.
      Сейчас они шли по булыжной мостовой, отмеряя шагами привычный маршрут, а время так же привычно отмеряло секунды, минуты, часы, неумолимо приближая момент расставания. У них в запасе остался лишь завтрашний день, а дальше полная неизвестность... Напряжение последних дней сменилось удовлетворением от проделанной работы, позволяя без угрызений совести придаваться приятным мыслям об отдыхе, неторопливом ужине, а завтра, возможно, совместной экскурсии по городу. С момента приезда Снейпа он покидал свою квартиру только чтобы переместиться в здание аврората или к месту очередной деловой встречи, так что прогулка по городу была бы весьма кстати. Солнце спустилось довольно низко, зависнув над невысокими крышами окрестных домов и покрывая их поверхность сусальным золотом. Жара уже спала, и легкий ветерок приятно остужал разгоряченные лица и с одинаковой лаской перебирал темные пряди волос мужчины и светлые кудряшки девушки. Северус с восхищением наблюдал, как играют лучи заходящего солнца в волосах девушки, придавая им ореол золотистого сияния. Почувствовав на себе пристальный взгляд, Гермиона обернулась к нему лицом и, встретившись взглядом с черными глазами, тепло улыбнулась. Они стояли, глядя друг другу в глаза, когда Гермиона почувствовала нарастающие давление на левом запястье. «Браслет», – пронеслась молниеносная мысль, и уже через секунду девушка вскинула палочку, оглядываясь вокруг. Заметив этот жест, Снейп рефлекторно откинул правый рукав мантии и резким отточенным движением кисти успел достать свою палочку в тот самый момент, когда перед ними образовались семь фигур в черных плащах и серебряных масках.
      Дальше все происходящее стало походить на сумбурный кошмарный сон: проклятья летели в них нескончаемым сплошным потоком, несколько минут им удавалось уворачиваться и отражать атаки, несмотря на численное преимущество противника. Гермионе удалось откинуть одного из нападавших на несколько метров, при падении он выронил палочку, и с него упала серебряная маска, открывая красивое лицо молодого мужчины с серыми глазами и коротко стриженными платиновыми волосами.
      – Драко, чертов идиот, – выругался Северус, увидев лежащего на земле. Он оглушил одного из нападавших и вместе с Гермионой стал постепенно перехватывать инициативу боя у противников. Люди в плащах стали медленно отступать, когда крайний из них со стороны Снейпа заметил, что на безоружного Драко никто не нападает, он схватил его за шиворот, притягивая к себе и измененным металлическим голосом спросил:
      – Он, что твой родственник?
      – Крестный, – с презрением ответил Драко, и это стало роковой ошибкой. Неизвестный схватил его еще крепче и поставил перед собой, прикрываясь им как щитом. Гермиона находилась слишком далеко от этих двоих и пыталась справиться сразу с тремя нападавшими, а Северус похоже специально не посылал проклятия в безоружного крестника, лишь отражая летящие с той стороны разноцветные лучи. Еще через какое-то время двое людей в масках были оглушены и трое оставшихся уже с трудом отбивались. Тогда человек, державший Драко, выкрикнул:
      – Бросай палочку или я убью его, – и, направив палочку на свой живой щит, произнес: «Crucio».
      Удерживаемый сильной рукой, Малфлой на мгновение словно завис в воздухе, скрючившись от боли. Заметив гримасу ужаса, промелькнувшую в это мгновение на лице Снейпа, другой Пожиратель смерти тоже направил палочку на Драко и крикнул: «Sectumsempra», по груди юноши прошелся глубокий порез, из которого хлынула кровь, а удерживающий его мужчина уже бросил в растерзанное тело новую порцию «Crucio». Рука Снейпа дрогнула, и он не смог отразить заклинание, попавшее прямо в голову и на какое-то время лишившее его способности видеть и слышать происходящее. Этого времени хватило, чтобы в него были пущены еще два более мощных проклятья. Отчаянно пытаясь защищать и себя, и Северуса Гермиона как в замедленной съемке видела, как падает на землю бьющийся в судорогах Драко, как два мощных проклятья попадают в Снейпа, слышала свой голос, кричащий: «Северус, НЕТ», но мужчина ее не услышал, он покачнулся, но удержался на ногах, и вдруг сзади раздается «Avada Ke...» и зеленый луч летит в спину ее возлюбленному. Счет времени пошел на доли секунды, она стояла слишком далеко, чтобы успеть закрыть его собой... собрав все свои силы для последнего действия, Гермиона мысленно крикнула ему: «Падай», и, увидев, как его тело опускается на землю рядом с Драко, сама бросилась вниз, хватая одной рукой тело Малфоя, а другой дотянулась до руки Снейпа, зажмурилась, чтобы сосредоточиться, и аппарировала.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 28.08.2011, 12:06 | Сообщение # 12
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 11. Лечение
      Когда ноги снова ощутили под собой твердую поверхность, Гермиона открыла глаза только на секунду, чтобы убедиться, что она перенеслась именно к себе домой, а не в какое-то другое место (что было вполне возможно, ведь ей еще никогда не приходилось аппарировать в такой суматохе, да еще и с двумя спутниками). Но, едва убедившись, что обстановка вокруг соответствует ее гостиной, глаза девушки снова закрылись. Так она стояла в темноте, прислушиваясь к гулкому звуку своего отчаянно бьющегося сердца, боясь открыть глаза и встретиться с реальностью, готовой обрушиться на нее в любое мгновение. Последнее, что она успела заметить там на площади – это истекающее кровью тело Драко и падающего Снейпа. Упал ли он до того, как смертельное проклятье достигло цели или после, она не знала... Так что сейчас в ее комнате оба мужчины могут оказаться либо мертвыми, либо тяжело ранеными и, очевидно, без сознания. Если хоть один из них жив, действовать нужно как можно быстрее. Гермиона сделала глубокий вдох, и страх начал уступать место холодному уму и решимости, лишь в самом дальнем уголке оставляя робкий голос надежды: «Только бы он был жив, только бы был жив...».
      Быстро оглядев окружающую обстановку и несколькими взмахами палочки убрав всю мебель в один угол комнаты, она уложила обоих мужчин на ковер с длинным ворсом, застилавший почти весь пол гостиной (укладывать их удобнее нет времени – сейчас это не важно). Гермиона подняла бледную обмякшую руку Северуса, закатала рукав и попыталась прощупать пульс. Пульс прослушивался довольно четко, хотя ритм был рваным и постоянно сбивающимся. «Живой! Значит, смертельное проклятье не попало в цель, но, прежде чем он упал, в него попало сразу два, какие именно, она тогда не расслышала, но, наверняка, что-то очень темное, раз он в таком состоянии. Нужно попробовать разобраться с помощью думоотвода, это сэкономит драгоценное время, но нужно сначала проверить Драко». Состояние Драко оказалось значительно хуже, он успел потерять много крови, и сейчас пульс еле прослеживался. Она заклинанием очистила рану от запекшейся крови и грязи, а потом нараспев произнесла несколько заживляющих заклинаний, от которых края раны стали затягиваться, образуя широкий рубец. «Теперь влить порцию кровевостанавливающего зелья, но слишком много сразу нельзя, а потом нужно будет подумать над зельем покрепче – обычным восстанавливающим его не удастся поднять на ноги после такого ранения... Теперь думоотвод».
      Чтобы не терять время на поиски, каменная чаша была призвана с помощью Acio и поставлена тут же на ковер. Вытянув на конце палочки короткую серебряную ниточку воспоминаний, Гермиона опустила ее в чашу и тут же окунулась в поток прошедших событий. Сейчас, когда ее сознание не было занято борьбой, открывшаяся ей картина оказалась еще более пугающей, но отвлекаться на эмоции нельзя. Она специально выбрала только короткий кусочек воспоминаний, когда два Пожирателя почти одновременно выкрикивают заклинания. Они прозвучали громко, и девушка с первого раза смогла разобрать слова. Одно из них было широко известным и часто использовалось сторонниками Волдеморта при нападениях – «Еxterioribus», по сути оно лишало человека сил приблизительно на сутки, и для восстановления нельзя было использовать никакие зелья. А вот второе оказалось редким и по настоящему темным. «Меч смерти» медленно и болезненно по капле отбирал жизнь у своей жертвы, кроме того, это заклятие частично распространялось на весь род жертвы, не убивая, но лишая возможности иметь потомство. Против него не было контрзаклятия или зелья, способного остановить его действие. В одной из книг по темной магии приводилось описание ритуала, способного остановить смертельное действие, но не способного препятствовать прекращению рода, ритуал довольно жуткий из самой черной магии с принесением человеческой жертвы... Этот вариант отметался сразу, Гермиона не могла использовать темную магию в любом ее проявлении, у нее бы просто не получилось после принятого эльфийского посвящения, да и она никогда бы не согласилась менять одну человеческую жизнь на другую, хотя свою отдала бы без колебаний...
      «Конечно! Как она сразу об этом не подумала? Отдать частичку себя, чтобы спасти другую жизнь – это вполне возможно. Понадобится провести самый сильный из известных ей ритуалов светлой магии. „Круг очищения“ – о нем она узнала во время обучения у эльфов. И еще нужна добровольная жертва, конечно, не кровь или жизнь, светлая магия не принимает такие жертвы, у нее другие законы... Человек, берущийся сохранить чужую жизнь, обязан взять на себя часть ответственности за нее, разделить со спасаемым его участь. Для этого подойдет предбрачный ритуал вейл, при котором невинная девушка добровольно связывает себя со своим избранником, после чего он становится единственным человеком, с которым она может вступить в брак и иметь детей. Если все пройдет удачно, Северус останется жив и, возможно, даже получится частично снять процесс прекращения рода, полностью это невозможно, но попытаться стоит. Еще одним ценным качеством этого вейлийского ритуала является то, что при нем можно получить редкий ингредиент для мощного целебного зелья, которое может помочь Драко. Это все очень сложно и рискованно, но другой вариант она вряд ли сможет найти».
      Гермиона левитировала Драко в комнату для гостей, напоила еще одной порцией кровевостанавливающего зелья и зельем сна без сновидений – самое лучшее для него сейчас – это сон, так организм сэкономит энергию, пока она не приготовит нужное зелье. Северуса она переместила в свою спальню, уложила на постель и начала подготовку к ритуалам. Первым нужно провести «связующий», без него для «круга очищения» не хватит сил. Светлая магия по форме очень проста, для нее не нужно слишком сложных заклинаний, магических артефактов или опасных зелий, как для темной магии. Сложность заключается в самой ее сути – тут все определяется чистотой намерений и силой любви, без них никакой ритуал не подействует. Во всех вейлийских ритуалах главным действием является дарование песни древним духам, и от того, насколько искренне из сердца дарящего прольется магия стихов, зависит сила его воздействия: если дарящий преследует эгоистичные цели, он только потеряет силы, но не получит результата, если же он готов к самоотречению во имя другой жизни, его дар будет принят, знаком чего будут появившиеся «слезы чистой любви», обладающие сильнейшими целебными свойствами, но не имеющие ничего общего с обычными слезами. Все приготовления к «связующему» ритуалу заключаются в начертании полного названия ритуала на вейлийском на определенных участках тела: для принимающего – на лбу, запястьях и в области солнечного сплетения, для отдающего – на щеках, на левой груди и нижней части живота. Единственным необходимым предметом кроме волшебной палочки, является хрустальная чаша, в которую должны будут упасть «слезы». Закончив с этими простыми приготовлениями, Гермиона приступила к составлению песни (нужно все успеть до полуночи). Слова песни она чертила прямо в воздухе, они вспыхивали огненными буквами и постепенно заполняли пространство между Северусом и ею. Наконец, последняя буква была дописана, и в комнате зазвучал удивительный женский голос, «Такие голоса, наверное, бывают у сирен», – пронеслось в голове у девушки прежде, чем все ее существо заполнила музыка любви – ее любви.
     
      «Все что было – позади,
      Только путь ко мне найди -
      Сердце все поймет.
      Непреклонная судьба,
      Твое имя на губах -
      Молоко и мед.
      Жажда сердца глубока,
      Грозовые облака -
      Небо пенится.
      Опаляет душу зной,
      Пусть прольются надо мной
      Слезы феникса.
      Запоет гроза навзрыд
      И из пепла возродит
      Счастье новых лет.
      Пальцев бархатных следы,
      Как поток живой воды
      По сухой земле.
      Отступается тоска,
      Успокоит боль в висках
      Ветер северный,
      Растворится до утра
      Ароматом диких трав
      Имя Северус.»

     
      Голос в комнате затих, огненные буквы одна за одной погасли, а она все стояла посреди комнаты не в силах пошевелиться и отвлечься от невыразимого, щемящего чувства, до пределов заполнившего все ее существо, и по ее щеке скатилось семь рубиновых кристалликов, с легким звоном они упали на дно хрустальной чаши и словно расплавились в ней, превратившись в мерцающую алую субстанцию. Звон хрустальной чаши вывел Гермиону из полусна. Все прошло удачно... теперь она принадлежит ему, человеку, которого любит больше жизни и с которым неминуемо разделит его судьбу, какой бы она не была, даже если он сам об этом никогда не узнает. Проведенный ритуал несет одностороннюю связь, она теперь навсегда связанна с ним, а он по-прежнему свободен в своем выборе. Но сейчас это совсем не кажется жертвой, она и так знала, что не смогла бы принадлежать никому другому, и, если у нее будет ребенок, то это будет девочка, похожая на него (теперь она знала это точно, заклятие прекращения рода не снимается полностью, и у Северуса может быть только один ребенок, рожденный только в магическом браке, заключенном по всем традициям, и это не может быть мальчик, а поскольку она связала себя с ним, то все эти условия обязательны и для нее). Однако все это будет не важно, если не удастся провести «круг очищения», тогда они оба не доживут и до утра...
      «На всякий случай нужно позаботиться о Драко», – подумала Гермиона. Девушка взяла хрустальный кубок и пошла в лабораторию, чтобы приготовить зелье. Она перелила три капли «слез» в отдельный сосуд, в воздухе они превратились в рубиновые кристаллики, а коснувшись дна флакона, снова расплавились в жидкость – это ей понадобится для ритуала. Еще три капельки нужно добавить в зелье, его основой будет простая родниковая вода, еще розовое масло, цветы папоротника и лунный камень – в общем, ничего сложного, но из-за редкости главного активного ингредиента зелье давно считается забытым. Пока состав настаивается (варить его не нужно, только смешать и дать всем составляющим сплестись в единое целое, на это нужно всего 8 минут), девушка решила присесть на кресло и чуть-чуть отдохнуть, силы ей сегодня еще понадобятся. Она устроилась поудобнее и оглядела лабораторию, ее взгляд упал на последний оставшийся кристаллик в хрустальной чаше, хранить его нет смысла, все магические свойства будут потеряны сразу после полуночи, добавлять в зелья тоже нет смысла, они хранятся не больше десяти часов, тогда ей вспомнилось, что вейлы используют их для специальных амулетов. Она призвала из шкафа с камнями неграненый алмаз, с помощью заклинания поместила «слезу» внутрь него и, наколдовав к нему тоненькую серебряную цепочку, сунула в карман светлых брюк.
      Стоя в центре большого магического круга, внутри которого находилась и кровать с лежащим Северусом, Гермиона еще раз мысленно прошлась по всем пунктам предстоящего ритуала. Пару минут назад она напоила спящего Драко половиной зелья, вторую половину оставила на тумбочке с короткой запиской, на случай неудачного течения ритуала, потом в своей спальне приготовила все необходимые предметы, расположив у ног, и начертила круг. «Круг очищения» – это гораздо более сложный ритуал, чем «связующий» (собственно, самый сложный из известных Гермионе светлых ритуалов), он снимает с человека все следы темной магии, когда-либо наложенной на него. Проблема заключается в том, что процесс очищения крайне болезненный, а в течение следующих суток все ощущения Снейпа автоматически будут передаваться Гермионе, потом это действие прекратится, но ждать до тех пор нельзя, у нее есть время только до полуночи. Придется мириться с болью, что может сильно затруднить процесс ведения «круга», для которого призываются силы трех стихий, и от неконтролируемых разрушений во время ритуала их удерживает только сила и сосредоточенность мага. «Ну что же, ждать больше нечего... пора начинать», – сказала себе девушка и стала читать заклинание.
     
      Закружитесь стихии, как вихрь.
      Призываю всем сердцем, как встарь,
      Для свершения таинств своих
      Воздух, Воду, Огонь на алтарь.

     
      Внутри круга закружился воздушный смерч, а по краю от пола до потолка сплошной стеной встали с внутренней стороны кольцо воды, с наружной – кольцо огня.
     
      Не стелись на дороге беда,
      Где судьбы распростерлась ладонь.
      Забери мои слезы, Вода,
– первая капля «слез чистой любви», брошенная в круг, окрасила кольцо воды в алый цвет.
      Забери мое сердце, Огонь. – вторая капля сделала кольцо огня ярко-фиолетовым.
     
      Светлый круг очищенья приму,
      Отрекаясь от черного зла,
      Круг спасением станет ему,
      Выжигая все скорби дотла.
      Песню вечному Ветру пою,
      Очищение пусть завершит.
– последняя капля, брошенная прямо в воздух, наполнила его серебристым сиянием.
     
      Я себя навсегда отдаю
      За спасение этой души.

     
      Как только последние слова сорвались с губ, три кольца стали быстро сжиматься, пока не слились в один сияющий шар, размером не больше теннисного мячика, переливающийся всеми цветами радуги. Он на мгновение завис над кроватью, а затем с легким свистом вошел прямо в грудь лежащего без сознания мужчины. Его тело поднялось в воздух, паря в метре над кроватью, и в это же мгновение тело Гермионы пронзила резкая боль, будто ей внутрь влили расплавленный металл. Каждая клеточка ее тела была наполнена болью, и в первую минуту она чуть не потеряла сознание, но взгляд, устремленный на Северуса, заставил взять себя в руки и постараться выдержать эти ощущения так долго, как это только будет возможно. Она просто обязана вытерпеть все до конца ради него, потому что прерывать ритуал нельзя ни в коем случае, иначе вырвавшиеся из под контроля стихии просто разнесут ее маленький домик вместе со всеми обитателями... Неизвестно, сколько времени прошло прежде, чем боль начала отступать, и Гермиона снова смогла ясно разглядеть картину происходящего. Тело мужчины медленно опустилось на кровать, и из его груди вылетел шар, только теперь он был раза в три больше в диаметре и матового черного цвета. Шар повисел над ним около минуты, а потом заклубился черным дымом и стал разрастаться, пока не достиг размеров бывшего кольца. Внутри кольца все заволокло густой непроглядной мглой и стало невыносимо жарко и невозможно дышать, это продолжалось всего несколько секунд, затем снова раздался легкий свист и все исчезло.
      Очнулась Гермиона на полу своей спальни от сильного жара и жуткой головной боли, все тело ломило, а в висках стучало так, будто кто-то приставил к ним изнутри отбойный молоток. Когда именно она потеряла сознание, вспомнить не удалось. Сначала девушка испугалась, что что-то в ритуале прошло неправильно, а потом вспомнила, что, если бы что-то пошло не так, она бы уже не очнулась. Эта мысль странным образом придала ей спокойствие и уверенность. Она поднялась, осмотрела Снейпа – у него тоже был сильный жар, и он метался на постели, не приходя в сознание. Гермиона достала из тумбочки возле кровати несколько небольших стеклянных флакончиков (она всегда хранила там запас стандартных медицинских зелий), и выпила сначала жаропонижающее, а затем болеутоляющее и восстанавливающее – ей понадобятся силы, чтобы заботиться о Нем. Ему нельзя принимать никакие зелья до завтрашнего вечера, поэтому она взяла большую миску, развела в ней прохладную воду с уксусом, и, смочив полотенце, стала бережно обтирать им мужчину. В комнате было темно, а перед глазами Гермионы все еще вспыхивали неясные пятна света, и ей было сложно сфокусировать взгляд. Поэтому, действуя скорее на ощупь, она обводила влажным полотенцем сначала бледное осунувшееся лицо Северуса, потом шею, грудь, покрытую капельками выступившего от высокой температуры пота, и в конце руки, судорожно сжимающие скомкавшуюся от постоянных метаний простынь. Так всегда поступала ее мама, когда она была еще совсем маленькой и болела, а еще мама давала ей теплое молоко с медом, и тогда, несмотря на болезнь, Гермиона чувствовала себя очень уютно и почти счастливо. Повторив процедуру с обтиранием, она прошла на кухню и заварила чай из ромашки и мяты, это должно немного успокоить его сон, а еще добавила ложку свежего липового меда, чтобы поддержать силы измученного организма. Так она и провела всю ночь, обтирая его тело и периодически заставляя выпить немного травяного чая с медом. Перед самым рассветом жар спал, и он на несколько минут пришел в сознание. Его тонкие потрескавшиеся губы зашевелились, словно пытаясь что-то сказать, и Гермиона наклонилась ближе, так что смогла почувствовать на щеке его горячее дыхание.
      – Драко? – это был полувопрос-полустон.
      – Жив. Он спит в соседней комнате, думаю, к утру с ним уже все будет в порядке. Не переживай ни о чем... спи... – он попытался поднять взгляд на нее, но веки оказались слишком тяжелыми, глаза медленно закрылись и он опять провалился в сон, на этот раз более глубокий и спокойный.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 28.08.2011, 12:09 | Сообщение # 13
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 12. Как рушатся мосты
      Драко... Гермиона совсем забыла о нем после того, как напоила зельями. Скорее всего, он все еще спит, но нужно проверить, как он и, наверное, пора дать новую порцию зелий.
      Окна в комнате для гостей выходили на восток, и первые лучи восходящего солнца уже проникли сквозь них и придавали немногочисленным предметам обстановки мягкий розоватый оттенок. Кровать, на которой спал Драко, стояла прямо напротив окна, и лицо спящего, залитое теплым утренним солнцем, казалось расслабленным и совсем юным. Гермиона подошла поближе, убрала с тумбочки вчерашнюю записку и достав из кармана пузырек с кровевостанавливающим зельем, положила его рядом с другим пузырьком, приготовленным с вечера. Когда она повернулась к кровати, чтобы проверить состояние юноши, Малфой уже открыл глаза и молча наблюдал за ее действиями. Пульс был ровным, температура не поднималась, и только более бледная, чем обычно, кожа напоминала о перенесенных смертельно опасных ранениях, в общем, чудодейственное зелье сделало свое дело.
      – Пей, – девушка протянула ему оба пузырька.
      – Отравить меня хочешь, Грэйнджер? – Малфой беззлобно улыбнулся и взял сосуды из руки девушки.
      – Я бы не стала тратить на тебя ценный яд, достаточно было просто оставить тебя, так как был. Думаю, ты бы со своими аристократическими генами и десяти минут не протянул.
      – Чего же не оставила?
      – Ну, я так понимаю, я тебе жизнью обязана... Не хотела оставаться в долгу у Малфоев.
      – Догадалась, значит?
      – Как уж тут не догадаешься? Кроме тебя, про Сашу только Дамблдор знает, а он не настолько вездесущ, как о нем говорят. Кстати, как тебе удалось ее предупредить?
      – Хм... Послал впереди себя фантом, напитанный собственными негативными эмоциями, уж такую муть аниманты за версту чуют.
      – Выпей, ты много крови вчера потерял.
      Драко послушно проглотил содержимое обоих сосудов, слегка поморщился и поднялся с кровати.
      – Знаешь, Грэйнджер, а ты неплохая сиделка. После нескольких «Crucio» и распоротого брюха я чувствую себя вполне сносно.
      Он подошел к окну, рядом с которым сейчас стояла Гермиона, уселся на подоконник и растянулся в широкой улыбке.
      – С возвращением, – тихонько сказала девушка, а потом язвительно добавила. – Но больше на такую любезность с моей стороны можешь не рассчитывать, у меня и других дел хватает, кроме как Малфоевскую шкуру латать.
      Они посмотрели друг на друга и весело рассмеялись.
      – А как ты узнал, что со мной будет Снейп?
      – Я не знал. Была информация только, что ты будешь и кто-то сопровождающий, но кто именно, никто не был в курсе.
      – И что же ты собирался делать, если бы я не догадалась, что это ты нас предупредил, и стала вместе с «сопровождающим» сыпать в тебя проклятья? Так бы и валялся там без палочки? Мы же запросто тебя убить могли.
      – Я же Малфой – придумал бы что-нибудь. Да и какая разница, не от вас с крестным, так от «своих» досталось, – он пытался шутить, но взгляд был непривычно мрачным и потухшим.
      – Но, если ты не знал, что там будет Снейп, тогда зачем? Зачем было рисковать жизнью и своим положением среди Пожирателей, ты же все потерял?
      – Не важно... У меня были свои причины.
      Драко спрыгнул с подоконника и оказался спиной к Гермионе. Она подошла ближе, положила руку ему на плечо, ее тихий голос прозвучал так близко, что волоски на шее юноши зашевелились от ее дыхания.
      – Драко, что происходит?
      – Ничего... Ты не поймешь.
      Она приблизилась еще на шаг, обошла вокруг него и, глядя в глаза, почти шепотом попросила:
      – Пожалуйста, скажи мне.
      Ответом на ее просьбу стал легкий поцелуй прохладных губ, робкий и горький. Горький не только от лечебных зелий, вкус которых все еще оставался на губах Драко, но и от горького отчаяния, которое переполняло взгляд больших серых глаз.
      – Мисс Грэйнджер, не хотел вас отрывать от вашего занятия, но мне нужно обсудить с вами несколько вопросов, – холодный резкий голос, как гром среди ясного неба, обрушился на обоих, и они резко отпрыгнули друг от друга. На пороге комнаты, опираясь спиной о дверной косяк, стоял профессор Снейп с привычно сложенными на груди руками. Выглядел он весьма недоброжелательно.
      – Профессор, это... э... это совсем не то... – запинаясь, дрожащим голосом начала девушка, но Снейп не дал ей договорить, оборвав еще более язвительным тоном:
      – Избавьте меня от подробностей своей личной жизни, мисс Грейнжер, она мне совершенно не интересна... – его голос был полон презрения, а в каждом слове сочился яд. – Жду вас в вашей комнате, когда вы... освободитесь.
      Пауза перед последним словом сопровождалась презрительной усмешкой. Не дожидаясь ответа, он развернулся на каблуках и исчез за дверью.
      – Ну вот и еще один благополучно вернувшийся с того света... – Гермиона потерла ладонями виски и с тихим стоном села на ковер, прямо там, где стояла.
      – А будешь знать, как спасать слизенинских гадов вроде нас, – улыбнулся Малфой, Гермиону это почему-то не развеселило. – Ладно, не переживай, он всегда такой, уж тебе-то с Поттером давно пора было привыкнуть.
      – Да, пора было... Извини, Драко, я пойду, наверное... Если проголодаешься, поищи что-нибудь на кухне, будь как дома, только во двор пока лучше не выходи, кто-то мог проследить аппарацию, я еще не успела проверить.
      Малфой согласно кивнул, и она вышла из комнаты.
      «Когда только расстояние между комнатой для гостей и моей спальней стало таким нескончаемо-длинным?», – Гермиона шла в свою спальню, как на расстрел, руки дрожали, а мысли лихорадочно подкидывали ей мрачные картины предстоящего разговора. «Ну почему? Почему все так глупо... почему именно сейчас? Мы же только стали общий язык находить, а теперь... И ведь ничего не станет слушать... я бы и сама не стала...нет смысла оправдываться, не буду спорить, у меня уже нет сил, пусть сам все решит».
      – Как вы себя чувствуете, профессор? – Северус Снейп мерял шагами комнату, когда на пороге появилась Гермиона.
      – Превосходно, мисс Грэйнджер, очень любезно с вашей стороны, что вы поинтересовались, – этот тихий бархатный голос не предвещал ничего хорошего, профессор явно был в ярости. – Только я совершенно не расположен вести светские беседы. Потрудитесь объяснить, что вы здесь устроили? – он повел рукой в сторону, где стояла кровать.
      Эта часть комнаты выглядела так, будто пережила пожар и наводнение одновременно. Потолок над кроватью был черным от копоти, балдахин свисал с нее рваными клочьями, шторы на окне справа от кровати тоже были разорваны и на пол с них стекала вода, но самым впечатляющим в этой картине был четко очерченный круг на полу с полностью выгоревшим ковром, на границе же круга даже каменный пол сильно оплавился, и камни выглядели, как черные оплывшие восковые свечи, нелепо впечатанные в основание дома. Надо сказать, что Гермиона и сама не ожидала того, что увидела – ночью она была полностью сосредоточена на процессе, чтобы отвлекаться на внешние эффекты, а потом нужно было следить за состоянием Северуса... но зато теперь могла полностью оценить масштабы разрушений, все-таки сила стихий – это не детская игрушка.
      – Я... Мне пришлось провести ритуал...
      – Это и без слов очевидно. Какой конкретно ритуал вы здесь проводили?
      – Это... я не могу вам этого сказать, профессор.
      – Ах, не можете... Судя по последствиям, нечто запрещенное из арсенала темнейшей магии.... Что ж, мисс Грэйнджер, должен признать, что в школе недооценил ваши способности, не предполагал, что в вас откроется такой талант к Темным Искусствам, – слова Снейпа были наполнены холодным презрением и, как медленный яд, просачивались в сознание Гермионы, отравляя его болью и отчаянием... Как это несправедливо, что она не может просто рассказать правду, как жестоко было брать с нее обещание скрывать о себе так много, она уже потеряла из-за этого двух лучших друзей, возможность общаться с родителями (за два года она была дома лишь раз – на похоронах отца), а теперь еще и Северус, она теряет его, так и не успев обрести...
      – Вы хоть представляете себе, что могло произойти? Вы все такая же заносчивая всезнайка, думаете, что вам все известно и лезете везде, куда только поведет вас ваше неуемное любопытство, не заботясь о последствиях. Да ритуал подобной разрушительной силы мог оставить от этого места только черную воронку в несколько миль. Я не говорю уже о последствиях для всех вовлеченных в это людей, они непоправимы. Призывая силы такого порядка, человек неотвратимо связывает себя с темными силами, и последствия этой связи преследуют его всю оставшуюся жизнь, от них невозможно избавиться...
      Все эти мысли были слишком близки, слишком болезненны... Он сам когда-то попался на такой крючок, думая, что получит огромную силу, а получил лишь клеймо раба, лишившее его права выбора, оставившее только неизгладимое чувство вины и душевную пустоту... От этих мыслей в голове разлился горячий туман, перед глазами замелькали цветные пятна, и он покачнулся.
      – Профессор... профессор, что с вами? – Гермиона подбежала и подхватила его под руку, давая ощущение опоры. – Вам не стоило вставать с постели, вы еще слишком слабы, вам нужно поесть и восстановить силы.
      – Мисс Грэйнджер, неужели в вашем доме есть все для черномагических ритуалов, но нет банального восстанавливающего зелья? – Снейп уже пришел в себя, вырвал локоть из рук девушки и совершенно не собирался расставаться со своей язвительностью.
      – Вам нельзя зелья... – очень тихо ответила Гермиона.
      – Что значит нельзя?... что вы... а-а... «Еxterioribus»? – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Снейп. Гермиона молча кивнула.
      – Вы расскажете мне, в конце концов, что произошло, или так и будете стоять здесь, как каменная статуя?
      Этот вопрос вернул Гермиону к действительности. Задвинув эмоции куда-то в дальний уголок и решив уделить им внимание, когда появится свободное время, она призвала всю свою решимость и здравое мышление на помощь. Нужно сказать, что это сразу же помогло собраться.
      – Я расскажу вам обо всем, что произошло, но только при условии, что вы вернетесь в постель и поедите.
      Вид у нее был весьма решительный, это вызвало у Снейпа воспоминания о многочисленных визитах к мадам Помфри, непреклонность которой заставляла его в должной степени восстанавливать силы после особо печальных визитов к Темному Лорду и неудачных столкновений с аврорами. Сейчас он действительно был слаб, и хотя ситуация, в которой он не имел нужной информации, жутко раздражала, он решил согласиться поесть и устроился полусидя на постели.
      Гермиона вернулась через десять минут с тарелкой густого дымящегося лукового супа. От распространяемого им аромата желудок Снейпа, не получавший пищи с полудня прошлого дня, благодарно заурчал. Проглотив суп и несколько принесенных к нему булочек, зельевар почувствовал мгновенный прилив сил, и по телу стало растекаться приятное тепло, что, впрочем, никак не сказалось на его настрое.
      – Итак, я весь внимание, мисс Грэйнджер. Поведайте мне наконец, что вчера произошло.
      У Гермионы было достаточно времени, чтобы подумать и понять, что спокойно пересказывать все детали вчерашнего нападения, о которых не знал Снейп, она не сможет, поэтому она просто протянула ему думоотвод, в который вчера поместила воспоминания о последних минутах нападения. Он погрузился в ее воспоминания и потом какое-то время сидел молча, словно обдумывая увиденное.
      – И давно вы владеете легилименцией?
      – Что? – девушка не сразу поняла, откуда взялся такой вопрос.
      – Это ведь вы подали мне мысленный сигнал, когда Нотт послал мне в спину смертельное проклятие? – снова больше утверждение, чем вопрос.
      – Да. Я обучалась легилименции два года назад, – она подошла к окну и, опираясь руками о подоконник, смотрела на открывающийся отсюда вид на море, но, казалось, не видела его...
      – В таком случае, я обязан вам жизнью. Жаль только, у меня вряд ли будет возможность вернуть вам долг... Второе заклятье, посланное вместе с «Еxterioribus», это ведь «Меч Смерти»? – Гермиона молча кивнула, не отрывая взгляд от окна. – Значит, у меня есть около трех дней... непозволительно тратить это время на лежание в постели, пошлите сову Дамблдору, пусть сообщит, где он находится, я думаю, что смогу аппарировать к нему, нужно передать ему имеющуюся информацию до того, как сознание начнет искажаться под воздействием проклятия. Что вы мотаете головой, вы не можете послать сову? Тогда дайте мне пергамент и перо, я сам напишу...
      – В этом нет необходимости, профессор, проклятие снято.
      – Мисс Грэйнджер, это неснимаемое заклятие... или вы хотите сказать, что прибегли к человеческому жертвоприношению? Не думаю, что вы настолько безумны.
      – Нет, это другой ритуал...
      – Мне неизвестно ни одного реального способа снятия «Меча Смерти», но, допустим, вы нашли неизвестный мне способ, следы вашей деятельности вполне могут свидетельствовать о такой вероятности... В любом случае, вы понимаете, что это было полнейшим неоправданным безрассудством?
      – Я... я понимаю, что это было очень опасно, и все могло пойти не так, но вы... вы могли погибнуть, и Драко тоже бы не выжил, и я... я бы не смогла... если бы вы оба умерли у меня на руках... у меня не было выбора... и не было времени, чтобы обратиться за помощью... я сделала то, что смогла... уже нечего было терять... – она говорила сбивчиво, почти шепотом, а ее пальцы крепко сжимали деревянный подоконник, словно это был спасательный круг.
      – Я даже не буду пытаться объяснить, как глупо не ценить собственную жизнь, похоже у гриффиндорцев просто отсутствует определенный участок мозга, отвечающий за инстинкт самосохранения и рациональное мышление... Уверяю вас, моя жизнь уж точно не стоила подобного риска, но в любом случае я уже дважды обязан вам жизнью.
      – Вы ничем мне не обязаны...
      – Не спорьте, мисс Грэйнджер, долг жизни – это не какая-нибудь глупая сентиментальная традиция, в магическом мире ничто не может его отменить, хотя вы не много понимаете в магических традициях...- у Гермионы уже не было сил спорить или откликаться на язвительные замечания, и она просто кивнула. – Прежде чем мы закончим, я хотел бы узнать, чего мне будет стоить это «избавление», к каким силам вы меня привязали?
      – Я ни к чему вас не привязывала, профессор. Вы абсолютно свободны.
      – Не хотелось бы вас разочаровывать, но абсолютно свободным я уже давно не являлся и никогда не буду, – толи в результате общей ослабленности, толи от неожиданной отсрочки смерти, обычно послушный голос подвел его, и сквозь холодное равнодушие просочились нотки глубокой горечи.
      – Ее нет, профессор, – невидящий взгляд девушки был все еще обращен к окну.
      – Кого нет? О ком вы говорите?
      – Никого... метки... она исчезла, – Снейп посмотрел на нее, как на умалишенную, потом (просто, чтобы убедиться, что она бредит) закатал рукав и громко выдохнул от нахлынувших мыслей и чувств.
      – Но как? Это невозможно...
      – Побочный эффект ритуала... она уже не вернется...
      – Оставьте меня одного, – прохрипел он, уже не заботясь о том, как прозвучит его голос, и Гермиона молча, не оглядываясь, покинула комнату, оставляя его наедине с миллионом самых безумных и противоречивых мыслей.
      «Вы абсолютно свободны... абсолютно свободны... свободен?.. свободен...», – одни и те же слова эхом звучали в полуразрушенной комнате. «Невозможно... Двадцать лет... двадцать бесконечно долгих лет рабства, страха, лжи и ненависти, недоверия и холодного отчуждения с обеих сторон... Неужели это все закончилось?.. закончилось... Конечно, не все, еще будет битва с Волдемортом, но это будет общая битва, в которой он наряду со всеми сможет открыто противостоять ему – это то, чего он жаждал последние двадцать лет, но не надеялся получить такой шанс. До этого дня у него был только один вариант – во время битвы обнаружить, какую сторону он поддерживает на самом деле и быть уничтоженным хозяином. Да, он называл его хозяином, потому что ясно чувствовал себя рабом, пусть мятежным, но все равно рабом, и его рабское клеймо не давало об этом забыть ни на минуту, а теперь... Теперь его личная битва, на победу в которой он никогда не рассчитывал, выиграна... и как? Он просто проснулся утром, и маленькая девочка сказала ему: „Вы свободны“.
      Понимала ли она, что на самом деле значат эти слова для него? Конечно, понимала, потому и ушла молча, не споря, не задавая вопросов... она понимает... Девочка... бывшая гриффиндорская староста с чернильными пятнами на пальцах... сегодня она снова была так похожа на того ребенка, каким была в школе – растрепанная, все еще во вчерашней одежде с пятнами грязи и крови, босая на обгоревшем полу, с покусанной нижней губкой (она всегда кусает губы, когда волнуется), маленькая, испуганная... Что ей пришлось пережить за последние сутки? Слишком много для почти ребенка...Вчера она сражалась наравне с ним, быстрая, бесстрашная – настоящая львица... ей одной пришлось вытаскивать их всех из вчерашнего ада, и она вытащила и его, и Драко – одного из Пожирателей, напавших на нее... не оставила, похоже она любит мальчишку, простила даже это... Его самого она дважды спасла от смерти, провела какой-то жуткий ритуал, при котором сама могла погибнуть, а потом оправдывалась, словно ей было неудобно от того, что кто-то обязан ей жизнью, виновато отводила взгляд. Он почти орал на нее, а она только тихонько отвечала на вопросы, ушла, как только попросил... Откуда только в этом маленьком человечке столько силы, столько понимания... Что же мне делать с тобой, девочка? Ничего... Конечно, ничего, он ничего не может ей дать... Нужно просто уйти, оставить ее с Драко (мальчишка тоже к ней не равнодушен, еще со школы... он никогда не говорил, но легилименту ничего не стоит прочитать образ, который постоянно плавает на поверхности чужого сознания – улыбающаяся девочка с растрепанными каштановыми кудрями и слезами на щеках), но сначала нужно с ним поговорить... Если он причинит вред этой девочке, то даже клятва, данная его матери, не остановит его перед тем, чтобы свернуть мальчишке шею...». Тяжелые мысли совершенно вымотали его ослабленное тело, и он провалился в долгий беспокойный сон.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 28.08.2011, 12:09 | Сообщение # 14
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 13. После грозы
      Северус проснулся, когда за окном уже село солнце, и первые вечерние звезды робко проглядывались на темнеющем квадрате неба. Его самочувствие, похоже, пришло в норму, даже более того – в теле ощущалась такая легкость, какой он не замечал за собой со школьных лет. Так же явно о выздоровлении говорило сильное чувство голода. Из кухни доносились громкие голоса, периодически сменявшиеся веселым смехом. «Сущие дети, чему они радуются? Один только сутки назад напал на нас с остальными Пожирателями Смерти, вторая устроила в своем доме оплот черной магии, и теперь оба беззаботно веселятся». Вместе с этими мыслями к Мастеру Зелий вернулась привычная злость на учеников (пусть и бывших), почувствовав себя совершенно комфортно от этого, он решительно шагнул в кухню. Но открывшаяся в первую же секунду картина, заставила его мгновенно потерять уверенность и замереть при входе.
      Маленькая кухонька в бежевых тонах выглядела теплой и уютной от мягкого света нескольких горящих масляных светильников на стенах. В воздухе витал аромат свежей домашней выпечки, от которого у голодного Снейпа слегка закружилась голова. На круглом столике, накрытом белой скатертью, стояли белые кофейные чашечки с блюдцами и фарфоровое блюдо с шоколадными эклерами, которые и источали этот умопомрачительный аромат. А за столиком сидели двое – юноша и девушка, такие похожие, безупречно красивые светловолосые с горящими глазами и счастливыми улыбками. Картинка настолько идиллическая, что даже маггловские рекламщики не решились бы вставлять ее в рекламные ролики, слишком уж красивой была пара, слишком безукоризненной казалась атмосфера и обстановка... Но Снейп лицезрел эту картину не на глупом рекламном плакате, а в реальности и не имел шанса усомниться в подлинности ее существования. Это неожиданно больно полоснуло по сердцу. Для него, никогда не знавшего истинного домашнего уюта, увиденное оказалось ударом ниже пояса, разом всколыхнувшим хранимые в самых потаенных уголках души еще почти детские мечты и самые глубокие разочарования.
      «А чего ты ждал, Северус?, – тихонько прошипел внутренний голос. – Чего вообще ты до сих пор продолжаешь ждать, упрямый осел? Мало тебе доказательств было, что подобное счастье не для тебя? Это все возможно для таких, как они, и никогда для тебя, пора бы смириться. Неужели ты правда мог надеяться, что такая женщина может хоть на секунду тобой заинтересоваться? Да ты должен быть благодарен, что она из Гриффиндора и не бросила тебя подыхать, как паршивую собаку, еще и выхаживала... Он молодой, красивый, богатый аристократ. Ну и что, что Пожиратель, ты и сам-то оттуда же... или забыл? Только на мальчишке и сотой доли твоих грешков не висит. На кой черт тебя вообще на подобные размышления потянуло, уже сколько раз зарекался от таких мыслей? Вывод-то всегда один. Забудь. Сотри. И не забывайся». Что ему всегда блестяще удавалось, так это справляться с эмоциями – наваждение быстро рассеялось, уступая место холодному прагматизму. Сейчас нужно просто поесть, а утром поговорить с Драко и убираться отсюда... у него достаточно дел.
      Гермиона при появлении профессора молча поднялась, подошла к плите и через минуту положила перед ним тарелку ризотто с лососем и сливочным соусом и маленький пузырек из темного стекла с непонятной жидкостью. Он с недоверием покосился на флакончик и вопросительно приподнял бровь.
      – Это обычное восстанавливающее зелье и пара капель снотворного – перед сном уже можно будет принять, если понадобится что-то еще, загляните в тумбочку справа от кровати – там весь стандартный набор. А пока поешьте...
      Он только кивнул, не имея ни малейшего желания о чем-то разговаривать, и принялся за ризотто. Какое-то время все сидели молча. Первым подал голос Драко:
      – Никогда не пробовал такие фантастические эклеры, даже в кондитерской мадам Тюффо они не бывают такими воздушными, – протянул он, довольно уплетая пышное пирожное покрытое темным шоколадом.
      – Может кофе? – предложила девушка. Малфой, жующий пирожное, издал только: «Угу».
      – Профессор, вы будете? – удостоенная кивком, она повернулась к плите, чтобы сварить кофе.
      – Крестный, попробуй, они, правда, потрясающие! – не унимался Драко. Снейп попробовал одно, театрально поморщился, выказывая явное неудовольствие, но все же доел пирожное.
      – Грэйнджер, знал бы, что ты так здорово готовишь, женился бы на тебе, еще пока ты в Хогвартсе была, – пропел блондин таким же беззаботно-веселым тоном, каким они беседовали до появления на кухне зельевара.
      – Не думаю, что ваш отец одобрил бы подобный... кхм... выбор, – от этого резкого, холодного, полного презрения голоса Гермиона содрогнулась. Палочка, с помощью которой она пыталась ускорить приготовление кофе, дрогнула в ее руке и мягкий аромат кофе сменился на слегка пригорелый, но ошеломленная девушка этого не заметила. Она разлила кофе по чашкам и подала на стол.
      – Драко, когда я была в Хогвартсе, то даже яичницу как следует не могла приготовить, – Гермиона всеми силами старалась придать голосу твердость и не позволить пролиться уже подступающим слезам. В общем, у нее вполне получилось сделать вид, что она не обратила внимания на только что брошенную реплику.
      – Вам и сейчас далеко до совершенства в кулинарии, удивляюсь, как вам удается варить зелья, если вы даже кофе нормальный не в состоянии сварить. Этот, – он указал на отставленную после первого глотка чашку, – Совершенно не пригоден к употреблению, – с этими словами Снейп поднялся из-за стола и покинул кухню.
      За окном полыхнула тонкая полоска света, высветившая темное хмурое небо, через несколько мгновений раздался мощный раскатистый грохот, а потом все наполнилось монотонным шелестом дождя. Выпроводив Драко в комнату для гостей и заставив принять его восстанавливающее зелье с парой капель снотворного, Гермиона присела на подоконник, прислонила горячий лоб к прохладному стеклу и впервые за эти безумные сутки дала волю слезам. Они струились по щекам сплошным потоком, словно пытаясь разом вымыть из сердца пережитый страх за жизнь любимого, облегчение, разочарование, боль и обиду от его холодности и резких слов. В этот момент ее захлестнули горечь и отчаяние, и еще страшная усталость от недосыпания и физической утомленности, от постоянного напряжения, одиночества и невозможности взлелеять в своем сердце хоть маленький расточек надежды на нечто лучшее. Гроза продолжалась всю ночь, лишь под утро сменившись мелким моросящим дождиком. Гермиона так и просидела на подоконнике до самого рассвета. Едва рассвело, на кухне появился Снейп, он невнятно поздоровался, сам сварил себе кофе и ушел в комнату, где находился Драко. Они говорили тихо, но по обрывкам фраз можно было понять общую суть беседы. Драко объяснял свою роль в недавнем нападении, разъяснял, как сумел их предупредить. Снейп чем-то пригрозил Драко в случае, если он передаст Пожирателям хоть какую-то информацию о нем, Гермионе или о чем-либо услышанном в этом доме. Малфой клялся, что не вернется к Пожирателям и в чем-то еще. Потом Снейп заговорил совсем тихо, так что не возможно было расслышать ни слова. Еще через минуту послышались шаги, и дверь комнаты распахнулась, чтобы выпустить Снейпа, он уже намеревался выйти из комнаты, но Драко нагнал его на пороге.
      – Стой, крестный... – он бухнулся на колени перед темной фигурой и, уже захлебываясь рыданиями, зашептал. – Прости... прости, прости меня... я такой идиот... прости... Высокий мужчина взял его подмышки и, как ребенка, поднял на ноги и крепко прижал к себе, поглаживая по растрепанным светлым волосам.
      – Успокойся, Драко. Ты же знаешь, я сделаю для тебя все, что смогу, что бы ни случилось...- в его тихом бархатном голосе было столько заботы, нежности, спокойствия, что невозможно было ему не поверить, – Все будет в порядке. Побудь пока здесь, тут ты в относительной безопасности. Потом я свяжусь с тобой, и мы решим, что делать, как только я найду, куда тебя можно переместить. Ну все, все... я должен идти, – он мягко отстранился от уже пришедшего в себя юноши и прошел обратно на кухню.
      Гермиона и не заметила, как под его убаюкивающий голос и ее сердце немного успокоилось, дыхание выровнялось, и на душе немного просветлело. Она взяла с подоконника стопку бумаг, которые нужно было передать в Хогвартс и подала их Снейпу.
      – Это для Дамблдора, тут все, что нужно... – он, не глядя, принял бумаги, уменьшил и сунул в карман обычной черной мантии. – И, профессор, среди Пожирателей все скорее всего считают вас мертвым, даже я тогда не заметила, попал в вас луч или нет, да и «Меч» должен был сделать свое дело, думаю, будет лучше, если все так и будут считать, пока все не кончится, вычислить вас, как раньше, теперь невозможно.
      – Да, я тоже так считаю.
      – И, пожалуйста, не сообщайте никому, что видели меня, даже Гарри.
      – Мисс Грэйнджер, я не имею привычки вести задушевные беседы с вашими дружками... Мне пора.
      – Я провожу вас.
      – Не стоит.
      – И все же...
      Они вышли из дома. Дождь перестал моросить около десяти минут назад. После грозы в воздухе витал свежий запах озона и мокрой травы, смешанный с запахом моря. Небо начало проясняться, сквозь серую пелену туч пробились первые лучи, и прямо над дорогой повисла огромная яркая радуга. Снейп коротко попрощался и растворился в утреннем прохладном воздухе, а Гермиона еще какое-то время стояла на дорожке возле дома, любуясь разноцветной радугой и наслаждаясь ощущением влажного воздуха на обнаженной коже рук и лица. Легкий ветерок трепал ее волосы, успокаивал припухшие от ночных слез веки и разгоряченный лоб, убаюкивал мысли. И наконец от бушевавших всю ночь чувств осталась только легкая печаль и простые мысли: «Когда-то, в прошлой жизни, уезжая из Хогвартса, она только мечтала иметь возможность помочь ему. Теперь это стало реальностью. Он жив. Он свободен. Можно ли мечтать о большем...»
      Следующие две недели были на удивление спокойными. Повторных попыток нападения на Гермиону не было, но на всякий случай количество ее выходов в город по заданиям Ордена сократили почти вдвое, так что она больше времени находилась дома и занималась в основном зельями и арифмантическими расчетами. Все это время она жила вдвоем с Драко, они чудесно ладили, часто смеялись и подшучивали друг над другом, это было почти как с Гарри и Роном в школьные годы. Гермиона не раз успела подумать, как жаль, что они не подружились еще в школе, было бы здорово иметь такого друга, тем более Драко понимал ее лучше, чем многие школьные друзья. Снейп прислал сообщение, в котором скупо сообщал, что пришлет для Драко портключ и что Дамблдор предлагает ему укрытие в Хогвартсе и свое покровительство. Время пролетело незаметно, вскоре и самой Гермионе предстояла поездка в Тоскану как всегда по делам Ордена Феникс, нужно было только дождаться ответа Дамблдора, когда он сможет предоставить ей сопровождающего, все в Ордене были почти постоянно заняты... Несмотря на то, что вопрос с ближайшим будущим Драко был решен наилучшим образом, Гермиону не покидало чувство тревоги за него, он последние дни был непривычно печален и неразговорчив. Сегодня, когда прислали портключ, он ушел в свою комнату и не вышел даже на обед. Время стремительно приближалось к семи, и оставалось всего двадцать минут до его отправки, когда Гермиона постучала в его дверь и, нажав на ручку, приоткрыла ее.
      – Можно к тебе? – обратилась она к юноше, который сейчас стоял к ней спиной и разглядывал туман за окном.
      – Конечно, проходи, – он обернулся, и Гермиона заметила, что его веки слегка припухшие, а обычно серебристо-серые глаза покраснели и казались темнее.
      – Драко, что тебя беспокоит? Ты последние дни сам не свой, ты же знаешь, что можешь мне сказать, я все пойму...
      – Да, я знаю, я очень тебе благодарен за все, что ты сделала для меня, правда. Ты необыкновенная девушка, но сейчас ты не сможешь помочь мне.
      – Я могу попытаться... Или хотя бы выслушать, может тебе станет легче, если ты поделишься.
      – В этот раз может стать только тяжелее... Но ты права, я должен сказать, хотя уже решил этого не делать, но раз ты все равно здесь... – его голос звучал хрипловато и немного дрожал, а в глазах читалась немая тоска и усталость. Она никогда раньше не видела этого веселого и слегка надменного юношу таким.
      – Я люблю тебя, Гермиона, – он посмотрел ей прямо в глаза, и по его лицу скользнула тень боли и отчаяния. – Я полюбил тебя еще в школе на шестом курсе, но ты, конечно, не обращала на меня внимания. Теперь мы сблизились больше, чем я надеялся, но я вижу, что ты не ответишь на мои чувства...
      – Ох, милый Драко, послушай меня... – девушка мягко положила руку ему на плечо. – Это, наверно, прозвучит немного странно, но я уверена, что то, что ты чувствуешь ко мне – это не любовь. Просто ты одинок, а между нами сложились такие теплые доверительные отношения, я тоже к тебе очень привязалась, но эти чувства больше подходят для дружбы, чем для любви. У меня так же было с Роном, мы были очень близки всегда и в какой-то момент стали думать, что любим друг друга, но это было ошибкой. Ты тоже скоро поймешь, что наша симпатия и привязанность не совсем то, что тебе показалось.
      – Но как ты можешь быть так уверенна, говоря о моих чувствах?
      – Драко, я очень много узнала о тебе за то время, что ты провел со мной, и ты не можешь не согласиться, что я научилась понимать тебя почти во всем. Но я знаю один надежный способ узнать наверняка. Подожди минуточку, – она выбежала из комнаты, а через минуту вернулась обратно и протянула ему мутный камушек на серебряной цепочке. – Вот, надень.
      – Но, что это? – спросил юноша, удивленно разглядывая камушек у себя на ладони.
      – Это вейловский талисман со «слезой чистой любви», он ограждает человека от отчаяния и других слишком сильных негативных чувств, смягчая их, а еще он определяет истинную любовь. Если человек, носящий этот талисман, встречает истинную любовь, он начинает светиться. Надень.
      Драко медленно обвил серебряную цепочку вокруг шеи, и, когда камешек упал ему на грудь, соприкасаясь с бледной кожей, он превратился в гладкую и прозрачную слезу, которая, при попадании на нее света, переливалась всеми цветами радуги, отражая их, но сама не светилась.
      – Не светится, – робко и с едва слышным облегчением сказал Драко, расстегивая цепочку.
      – Нет, не снимай, пусть он останется у тебя – это подарок. И, когда ты встретишь свою любовь, то ни за что ее не упустишь. Ты обязательно будешь счастлив, Драко, вот увидишь, и все будет хорошо, я обещаю.
      – Ты просто ангел, Гермиона, ты это знаешь? – девушка только отрицательно покачала головой и смущенно улыбнулась. – Скажи мне, что я могу сделать для тебя, ты же знаешь, я сделаю что угодно.
      – Пообещай, что не вернешься к ним, что бы ни произошло, – она посмотрела на него с той тревогой, что все это время таилась в ее сердце.
      – Гермиона, ты же знаешь, я не вернусь, я все решил еще до этого нападения.
      – Я знаю, но я хочу, чтобы ты пообещал, что не вернешься, даже если тебя попросят Дамблдор и Орден Феникса. Профессор Снейп больше не может быть шпионом, и они, скорее всего, могут обратиться к тебе, но я не хочу, чтобы ты соглашался и должен был разрываться на части и губить себя. Это ужасно, когда кому-то приходиться делать с собой такое, никакая информация того не стоит сейчас, когда и так ясно, что вскоре произойдет. Пообещай, – они смотрели друг на друга, и в глазах обоих блестели слезы тревоги и понимания и такой щемящей сердце теплоты.
      – Обещаю, – очень тихо сказал Драко, на его губах на мгновение зажглась такая знакомая со школы мальчишеская улыбка, и он крепко обнял хрупкую девушку, которая одновременно улыбалась и плакала, прижимаясь к его груди. Так они стояли обнявшись до самого момента отбытия, и отошли друг от друга лишь за секунду до того, как часы пробили семь.
      – Береги себя, Драко, – услышал юноша, когда портключ уже засветился в его ладони, и в этот момент он смог поверить, что все еще может исправиться и быть хорошо, если Она пообещала.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 28.08.2011, 12:11 | Сообщение # 15
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 14. Танго разбитых сердец
      С самого утра настроение Гермионы было хуже некуда. Погода была просто отвратительная, кофе слишком крепкий, а Альбус до сих пор не прислал ей уведомление о сопровождающем на сегодняшний вечер. Через два часа она должна отправиться в Тоскану на встречу с известным и довольно влиятельным в Европе колдуном, при этом являющимся владельцем полукриминального бизнеса по международной торговле редкими магическими артефактами. Нужно сказать, не самый приятный тип. Гермиона уже встречалась с ним однажды, когда вела переговоры с его братом (имеющим широкие связи в более легальных сферах), тогда у нее от одного взгляда на этого человека кожа покрылась мурашками, а браслет до боли сжал запястье. Леонардо Колуччи имел репутацию опасного черного мага, но при этом не находился в подчинении у Темного Лорда и отличался большой нелюбовью (если не сказать нетерпимостью) к его слугам.
      Заведение, в котором предстояла встреча, имело еще более скверную репутацию, чем его хозяин. Клуб «Цвет Ночи» был постоянным местом проведения любительских турниров по бальным танцам (владелец являлся их ярым поклонником) и излюбленным местом отдыха для богатых, но не входящих в аристократические круги, людей, наживших состояние в основном на противозаконных видах бизнеса. Это было последнее место на земле, после жилища Волдеморта, куда бы хотелось отправиться Гермионе, но поскольку у нее были налажены доверительные отношения с Алессандро Колуччи (тот в благодарность за ранее оказанное содействие в одном важном для его бизнеса деле согласился устроить встречу с братом), и она уже была знакома с самим Леонардо, то она оказалась единственным членом Ордена Феникс способным провести эту встречу, не получив в первую же минуту «Аваду» между глаз. Выбора нет, придется идти. Но все равно появляться в месте, кишащем криминальными типами и черными магами, в одиночку она не собиралась. Брать с собой отряд авроров было невозможно по определению, поэтому она попросила Дамблдора выделит ей сопровождающего из Ордена Феникс, кого-нибудь, кто сойдет за ее партнера по танцам и сможет приглядывать за ее спиной, когда она сама не сможет этого делать. Несмотря на простоту требований, найти сопровождающего оказалось проблемой (кто-то попросту был занят на другом задании Ордена, кто-то не умел танцевать, кто-то в прошлом принимал слишком активное участие в препятствовании незаконной контрабанды артефактами...), и Гермиона все еще ожидала письмо от Альбуса с именем сопровождающего. Она была так поглощена собственным нетерпением и раздражением, что внезапный стук в оконное стекло заставил ее вздрогнуть. Маленький совенок впорхнул в комнату, как только створки окна слегка приоткрылись. Письмо было от Альбуса, это заставило девушку занервничать еще больше, директор никогда раньше не посылал к ней сов.
     
      «Дорогая Гермиона,
      Сопровождающий встретит тебя на углу улиц Торино и Пьячетто ровно в девять. Можешь аппарировать прямо туда. В наших задачах никаких изменений. Надеюсь, ты приятно проведешь время.
      Альбус Дамблдор».

     
      Содержание короткого послания лишь уверило Гермиону, что Дамблдор что-то задумал. «Приятно проведешь время»? Куда уж приятнее... Оставшееся время она провела как на иголках, терзаемая дурными предчувствиями, которые не замедлили оправдаться в первую же минуту ее появления на улице Пьячетто.
      – Вы опоздали, – оповестил ее резкий голос Северуса Снейпа.
      «Альбус, за что?», – простонала она мысленно. Снейп был последним человеком на земле, которого ей сейчас хотелось бы видеть. Но вслух она произнесла лишь:
      – Здравствуйте, профессор, – и, как только она обернулась к своему «сопровождающему», до ее ушей донеслось гневное бормотание, сплошь состоящее из отборных итальянских ругательств. И лишь затем:
      – Мисс Грэйнджер... я должен был догадаться, что увижу именно вас, – на лице Снейпа совершенно отчетливо было прописано его отношение к этой встрече.
      – Не стоит так кривиться, профессор, у вас и без того слишком много мимических морщин. И вот уж не замечала раньше за вами привычки сквернословить.
      Нет, она не собиралась с ним ругаться, но и смолчать в таком состоянии была не в силах. Ответом ей было еще более витиеватое ругательство, но на этот раз на русском.
      – Я очень сомневаюсь, что интимная жизнь Альбуса столь разнообразна, как вы только что изволили выразиться, профессор. И параллели, проведенные между директором и столь экзотическими представителями волшебной фауны, весьма сомнительны...
      – Да заткнитесь вы, несносная девчонка, – рявкнул уже взбешенный зельевар, который явно не ожидал, что его речь будет понята.
      – Я так не думаю, профессор, – в тон ему ответила девушка. Может, она все же была настроена на хорошую словесную перепалку, нужно же куда-то сбрасывать напряжение? Так что Снейп со своим несносным характером может оказаться весьма кстати. – Думаю, это вам лучше помолчать. Должна напомнить, что вы здесь исключительно в качестве силовой поддержки, так что предупреждаю – никаких комментариев в чей-либо адрес и никакой самодеятельности. Ваше дело сегодня – только следить за моей спиной, желательно молча.
      – В таком случае вы явно ошиблись в выборе сопровождающего, – насмешливо приподняв бровь, прошелестел Снейп.
      – Это был не мой выбор, меня даже не предупредили. Если бы у меня был выбор, вы были бы последним человеком в списке.
      – То же самое могу сказать о вашей компании, мисс Грэйнджер. И ответьте мне, Мерлина ради, что вы забыли в этом притоне? – Снейп махнул рукой в сторону светящейся вывески клуба. – Впрочем, судя по вашему вульгарному наряду, такое место вполне может быть в вашем вкусе, – на его лице красноречиво отобразилась гримаса отвращения.
      – Да заткнитесь вы, – теперь ее черед злиться. Хотя больше всего сейчас она злилась на себя.
      «Черт, и надо же было именно сегодня так вырядиться? Ну, почему мне так не везет? Черт, черт...», – мысленно ругала себя Гермиона. Не то, чтобы ее наряд можно было назвать вульгарным, но скромностью он явно не отличался. На ней были красные лаковые туфельки на высокой шпильке, алое шелковое платье чуть ниже колена и короткая красная мантия с меховым воротником, в сочетании с игривой прической (с одной стороны волосы были полностью подобраны, и весь водопад пшеничных локонов спускался на второе плечо) впечатление наряд производил неоднозначное...
      «Сумасбродная девчонка, она вообще понимает куда идет? Да ее разорвут на части в этом наряде, не успеет она войти внутрь», – пронеслось в это время в голове у Снейпа.
      Вошли они в «Цвет Ночи» молча, каждый погруженный в свои невеселые мысли.
      – Возьмите мою мантию, – тихонько попросила девушка.
      – Что?
      – Возьмите мою мантию, – уже более требовательно повторила Гермиона. – Или вас нужно учить правилам этикета? – Снейп только фыркнул и принял соскользнувшую с плеч девушки мантию. После чего ему пришлось нервно сглотнуть и поспешно отвести взгляд – спина девушки в этом платье оказалась полностью обнаженной до самой талии. Снимать свою свободную мантию Снейп мгновенно передумал.
      – Вам придется пригласить меня на один танец, – обратилась к нему Гермиона. – Так принято на этих вечерах – первый танец танцуют со своим партнером. После этого можете быть свободны, только приглядывайте иногда за тем, что происходит вокруг.
      Чем дольше Гермиона находилась в этом месте, тем менее уверенно себя чувствовала...
      – С удовольствием, мисс Грэйнджер, – это было произнесено самым мягким обволакивающим голосом из арсенала Снейпа, но этим голосом Гермиону не ввести в заблуждение... «Ох, не к добру этот хитрый прищур черных глаз и зловещая ухмылочка...».
      Гостей в зале собралось довольно много, уже прозвучало два вальса и один фокстрот, а Снейп все стоял с каменным лицом, будто не замечая гневных взглядов девушки. Она уже собиралась напомнить о своей просьбе, когда прозвучали первые аккорды новой мелодии, и Снейп с насмешливо приподнятой бровью протянул ей руку:
      – Вы позволите?
      «Что это за музыка? Танго? Не может быть, мы так не договаривались... Нет, нет...нет», – проносилось в голове гриффиндорки, пока она следовала за партнером к центру зала. Они остановились, одна его рука мягко взяла ее ладонь, а вторая крепко прижалась к обнаженной спине. Горячая ладонь словно обожгла кожу своим прикосновением, посылая волну трепета по всему телу. «Сожгу это проклятое платье, как только вернусь домой», – сердито подумала девушка, когда они начали двигаться в ритме музыки, и ладонь мужчины еще плотнее прижалась к чувствительной мягкой коже. «Не стоило играть с огнем, девочка», – злорадно подумал Снейп, ощутив мелкую дрожь, прошедшую по телу девушки, когда он плотнее прижал ее к себе. «Ase londa amore» прозвучало отовсюду, тяжелые порывистые аккорды увлекли танцующих в бурный водоворот танго. Резкие уверенные шаги, разгоряченные тела. Жесткий и властный, Снейп оказался идеальным партнером для танца, его уверенные движения и сильные руки полностью управляли тонким и податливым телом партнерши, безошибочно направляя каждый ее шаг. Вот он слегка отстраняет ее, и едва она успевает обрести равновесие, сильные руки кружат ее и вновь привлекают к себе. Ее спина оказывается плотно прижатой к груди мужчины, а ее руки обвиты вокруг его шеи, в то время как жгущие через тонкий шелк платья ладони ложатся ей на бедра. Каждой клеточкой своего тела она ощущает его тепло, «Слишком близко... слишком...», – от ощущения близости к его телу внизу живота разливается сладкая волна желания, и с губ слетает еле различимый стон. «Не стоило прижимать ее так крепко, Северус, ты переоцениваешь свою выдержку», – вдыхая сладкий аромат волос девушки и ощущая вжавшееся в него мягкое теплое тело, Снейп с опозданием пожалел, что начал эту игру и поспешил вернуться к обычной танцевальной позиции. «Поздно», – прошептал противный голосок в его голове, кровь уже стучала в висках, сердце бешено колотилось, а дыхание стало рваным и тяжелым.
      Еще несколько танцевальных па, резкий поворот головы и кончики черных волос, словно десяток мягких кисточек, коснулись щеки Гермионы, оставляя за собой шлейф своего неповторимого аромата. «Ах», – вырвалось из груди девушки. «Ну почему от него всегда так приятно пахнет? Сегодня в его волосах кроме хвои и трав затерялся аромат листьев земляники. Наверное, перед отъездом в своей лаборатории готовил восстанавливающее зелье, только он добавляет туда листья земляники. О, мука...», – мысли Гермионы перестали ей подчиняться, и в голове воцарился горячий туман страсти. «Ах», – услышал Снейп, и его шею обожгло горячее дыхание девушки, он бросил короткий взгляд на раскрасневшееся лицо партнерши с диким блеском в глазах, и в этот момент внутри него самого беспощадный огонь желания прорвался через сдерживающие барьеры разума, посылая по телу волны дрожи, он судорожно сглотнул и облизал пересохшие губы. «Да гори все ярким пламенем», – прошипел голосок в его голове, и он снова прижал к себе девушку так тесно, как только возможно, наслаждаясь ее близостью и теплом ее тела. «Да. Да... не отпускай меня, прижми меня к себе и никогда не отпускай. Хочу тебя, хочу прямо сейчас, забери меня куда угодно и сделай своей... Плевать на все, на Орден, на войну, на ритуал... пусть все пропадет, только не отпускай... я ведь даже не думала, даже не мечтала, что смогу кого-то так желать. Не оставляй меня, не отпускай, я сгорю в этом огне без тебя...», – она и сама не могла понять, как сдерживается, чтобы не произносить эти слова вслух, все тело дрожало и горело, а перед глазами все кружилось, только его сильные руки не давали упасть. «Что ты делаешь, чертов идиот? Остановись. Опомнись. Она никогда не будет твоей. Отпусти ее, пока еще можешь, пока не стал срывать с нее одежду прямо здесь... А если уже не могу? Не хочу... все равно что потом, еще хоть одну минуту с ней...Сможешь... должен... отпусти...», – очередной удар сердца оторвался резкой болью, привычной, отрезвляющей... Он резко отстранился, и, проклиная про себя всю свою жизнь, зашагал в другой конец зала. Она только успела почувствовать волну холодного воздуха, пришедшего на смену теплу тела любимого и увидела его удаляющуюся спину. Он снова еле слышно ругался, и единственными цензурными словами в его пламенной речи были «...чертов Альбус...» и «...никогда больше...». А потом начался ее маленький персональный ад...
      Как только Снейп отошел на несколько шагов, чей-то приторно-слащавый голос пригласил ее на танец, и не успела она ответить, как кто-то привлек ее к себе и закружил под мелодию, которой она не слышала... Дальше были чьи-то скользкие от пота руки, запах перегара и табака, похотливые взгляды и кривые улыбочки, она не различала их лиц, не слышала имен, весь мир словно перестал существовать, осталось только отвращение к этому месту, к этим мужчинам, к себе... Снейп наблюдал за ней из темного угла зала, она словно легкий алый мотылек порхала в такт музыке, притягивая к себе восторженные взгляды мужчин и завистливые – женщин, и все его нутро вскипало от яростной ревности, она никогда не будет его... Она не помнила, в какой именно момент к ней подошел Леонардо, и о чем они говорили, знала только, что он согласился на условия, предложенные Орденом. Дальше снова отвратительное марево, пока боковым зрением она не заметила черную фигуру. Она встряхнула головой, отгоняя застилающий взгляд туман, и быстро подошла к нему.
      – Мы уходим.
      – Неужели вы наразвлекались? И как ваши... успехи?
      – Не ваше дело. Впрочем, прекрасно.
      – Неужели кто-то в здравом уме может полагать, что этот тип станет помогать Ордену? Это же бред... он продаст все и всех, если только найдется покупатель.
      – Неужели вы настолько привыкли считать всех идиотами, что неспособны даже допустить, что кто-то, кроме вас, способен ясно мыслить? Нам не нужна его помощь, мы договорились о его невмешательстве, и да – предложили ему выгодные условия за то, что он не встанет на сторону Волдеморта.
      – И он согласился?
      – Да.
      Это стало какой-то странной привычкой – уходить через черный ход с публичных мероприятий... Выйдя из неприметной обшарпанной двери вслед за Снейпом, Гермиона огляделась вокруг. Узкий грязный переулок, освещаемый только слабым светом, исходящим от единственного окна на втором этаже в доме напротив. С одной стороны переулка тупик, заставленный картонными коробками и мусорными баками, с другой стороны через несколько домов, обращенных к переулку глухими облупившимися стенами, был выход на более широкую улицу, с которой доносилось легкое эхо голосов. Выходить на освещенную улицу не хотелось, мрачная атмосфера заброшенности этого места, как нельзя лучше подходила сейчас для бушующих внутри девушки эмоций, прохладный ночной воздух и запах сырости выветривали из головы горячий дурман атмосферы ночного клуба. После нескольких глубоких вдохов чувства Гермионы почти пришли в норму, она посмотрела на Северуса, потом ее взгляд скользнул на слегка помявшийся шелк ее платья, и она расхохоталась громким истеричным смехом, осознав гротескность той картины, которую они сейчас собой представляют, стоя в этом грязном, Богом забытом месте в своих шикарных костюмах с идеально уложенными волосами. Она продолжала хохотать, в то время как гнев и отвращение к самой себе постепенно переполняли все внутри, ее мутило, перед глазами все плыло, и к горлу подкатывала тошнота. Резкая боль вырвала ее из водоворота ощущений, взгляд снова сфокусировался, и она попыталась понять, что только что произошло. Перед ней стоял Снейп, его лицо было каменным, а глаза горели холодным огнем, ее рука инстинктивно потянулась к горящей правой щеке. «Понятно, он дал мне пощечину, чтобы прекратить истерику...». Хорошо, теперь она спокойна... только почему так гадко на душе от этого холодного взгляда, почему так больно?.. Она попыталась взять себя в руки и, немного совладав с эмоциями, смогла посмотреть в глаза Снейпу и даже улыбнуться, хотя улыбка получилась какой-то вымученной.
      – Ты меня презираешь, да? – ее голос был тихим и безжизненным. – Правильно, ты имеешь право...
      Его лицо оставалось каменным, только на мгновение дрогнувший краешек сжатых в тонкую полоску губ дал понять, что он ее услышал. Она молча наблюдала, как Снейп медленно разворачивается в сторону освещенной улицы, как тело его слегка наклоняется вперед, чтобы сдвинуться с места, как он уходит... шаг... еще шаг... И тут резко развернувшись, он, как пантера, одним молниеносным прыжком оказался вплотную прижатым к ней, одна его рука крепко сжала ее плечо, так что пальцы, впивающиеся в мягкую плоть причиняли боль, а вторая зарылась в волосы на затылке и жестко притянула голову девушки к его лицу. Гермиона успела заметить только блеснувшие черные глаза и черные волосы, пропитавшиеся в клубе запахом сигаретного дыма, упавшие на ее лицо, прежде чем сухие обветренные губы увлекли ее в жаркий яростный поцелуй. Он целовал ее жестко, по-собственнически, не спрашивая, не предлагая – требуя... Ее тело с ног до головы накрыло горячей волной, сердце бешено колотилось, и она уже начала задыхаться, когда он так же внезапно отстранился от нее и снова развернулся, чтобы уйти. Полы его мантии взметнулись от резкого разворота, краями слегка задевая ее ноги.
      Это легкое касание вывело ее из забытья, и она успела поймать его правую руку, и сильно дернула, разворачивая к себе лицом. Снейп обернулся, бросив на ее пылающее лицо мимолетный взгляд, и его левая рука согнулась, будто прикрывая лицо от ожидаемой пощечины, но тонкая ручка Гермионы, как маленькая гибкая змейка уже проскользнула под его рукой и мягко обвила шею мужчины, притягивая к себе. Девушка медленно приподнялась на носочки, заглянула ему в глаза и коснулась теплыми влажными губами его губ, сначала легко, будто пробуя на вкус, потом ее губы прижались крепче, подобно ласковым волнам моря, то накатывая и обволакивая теплом, то снова слегка отступая, пока не влились в него со всей отчаянной нежностью, со всей любовью, что так долго искала себе выхода и не находила его... Невозможно сказать, сколько длился этот поцелуй, мгновение или вечность, но когда он закончился, оба отступили друг от друга, одинаково ошеломленные. Снейп взъерошил волосы, и, прижимая ладони к вискам, посмотрел на девушку.
      – Жестокая... – это было не слово, а хриплое рычание загнанного зверя, полное отчаяния.
      Еще несколько секунд они стояли, молча глядя друг на друга, а потом почти одновременно аппарировали с двумя громкими хлопками. Он в свою полупустую лондонскую квартиру, чтобы снять ненавистную парадную мантию, а потом долго стоять под душем, как мантру повторяя мысленный приказ: «Не думать, не думать, не думать ни о чем», – пока тело не почувствует, что вода ужасно холодная... Струи холодной воды – это хорошо... это привычно, это то, что он ощущал много раз возвращаясь с очередного «задания», то что всегда помогало, связывало с привычным материальным миром, поможет и сейчас... А она на каменистый берег, возле своего очередного временного дома. Там, на берегу, где волны с шумом накатывают на камни и разлетаются миллионами соленых брызг, и ветер, несущий с моря запах йода, треплет волосы... там ноги снова почувствуют твердость земной поверхности, а глаза убедятся, что бледная луна не погасла на ночном небе, и звезды не осыпались на землю грудой звенящих разбитых стеклышек, там она сможет убедиться, что все еще может дышать...


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Воскресенье, 28.08.2011, 12:11 | Сообщение # 16
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 15. Возвращение в Хогвартс
      Следующие две недели оказались самыми напряженными из всех, что Гермиона провела во Франции. Из Ордена Феникс каждый день приходили новые задания, причем, иногда нужно было срываться с места в ту же минуту, а иногда давно запланированные встречи внезапно отменялись за пять минут до оговоренного времени. Атмосфера явно накалялась, давая понять, что спокойное время на исходе. А пару дней назад поползли слухи о нападениях (предположительно Пожирателей) сначала в Бельгии, потом в Греции... Сегодня Гермиона получила письмо от Альбуса с просьбой срочно прибыть в Хогвартс и портключом. Она ожидала такого письма всю последнюю неделю, и ее вещи «на всякий случай» были собраны и упакованы, чтобы можно было покинуть ее маленький домик из ракушняка в любой момент. И этот момент настал. Она возвращалась в Англию на родной Туманный Альбион, в самый прекрасный на земле волшебный замок Хогвартс, к своим друзьям и близким. Но сердце ее переполняла тревога и холодная решимость. Скоро, совсем скоро решится судьба ее мира, и она приложит все свои силы, и, если понадобится, не задумываясь, отдаст свою жизнь, чтобы эта судьба оказалась светлой.
      Англия встретила ее мягким перешептыванием пожелтевших осенних листьев Запретного леса и через минуту раскатистым голосом бессменного лесничего:
      – Гермиона, ну наконец-то! Я тута уже часа два тебя поджидаю.
      – Хагрид! Как же я соскучилась! – взвизгнула девушка и радостно бросилась к смущенному полу-великану.
      – Ну ты это... Я так рад, что ты вернулась. Ток там ждут тебя все уже, так что беги пока, а я твои вещи занесу...
      – Угу, спасибо, Хагрид. Поболтаем еще потом...
      В Хогвартсе, казалось, ничего не изменилось за прошедшие два года. Все так же перешептывались и приветственно кивали фигуры на портретах, лестницы с привередливым характером по-прежнему меняли направление по собственному усмотрению, а в многочисленных коридорах суетились ученики в неизменных школьных мантиях со значками четырех факультетов. От осознания этого спокойного постоянства на душе у Гермионы потеплело, в сердце вновь на минутку закралось детское чувство восторга и благоговения перед этими величественными стенами, пропитанными древней магией. Но затем о себе напомнила цель ее визита, заставившая сердце болезненно сжаться от понимания, что сейчас эти стены со своими обитателями находятся в самой большой опасности за всю историю, и желания защитить, укрыть, уберечь этот маленький мир, призванный открывать детям волшебство. За этими мыслями Гермиона и не заметила, как оказалась у каменной горгульи.
      В кабинете директора находилось только три человека: сам Дамблдор, Снейп и Гарри.
      – Альбус, как я счастлива снова видеть вас!
      Пожилой волшебник с длинной белой бородой вышел из-за стола, и девушка подошла и крепко обняла его. У нее не было времени скучать по кому-то из близких ей людей, но сейчас, снова встретив пронзительный взгляд ясных голубых глаз за очками-полумесяцами, она была не в силах сдерживать прилив нежности к этому, такому родному для нее, человеку.
      – С возвращением, девочка моя! – не разрывая объятий, произнес директор. Только он умел произносить простые слова с такой теплотой и любовью, что человек, к которому он обращался, сразу чувствовал себя дома и знал, что ему здесь искренне рады.
      Гарри Поттер наблюдал за этой картиной с неподдельным изумлением, ему еще не приходилось видеть, чтобы кто-то так общался с директором, да и появление его сильно изменившейся подруги заставляло его удивленно разглядывать обнимающихся людей.
      Северус Снейп как всегда выглядел невозмутимым и, казалось, никак не отреагировал на эту сцену, но внутри у него все перевернулось. «Почему? Почему за все время, что он работал у Дамблдора, он никогда вот так по-отечески тепло и открыто не обнял его? Почему эта девушка никогда не могла и подумать о том, чтобы так же искренне радоваться встрече с ним и уж тем более о том, чтобы обнять его? И не важно, что он сам никому не позволял прикасаться к себе, они ведь не спрашивали разрешения друг у друга, чтобы обнять, почему же не могли проигнорировать его привычку держаться в стороне? Два самых дорогих для него человека, которые непостижимым образом сумели занять огромное место в его когда-то опустошенном и закрытом на все замки сердце, такие близкие друг другу и такие недостижимые для него... Снова мир во всех красках показывал ему, что тепло других людей ему недоступно».
      – Гарри! Милый Гарри, как ты изменился! – теперь девушка висела не шее счастливого друга и весело щебетала что-то ласковое ему на ухо.
      – Да уж, кто бы говорил. Тебя вообще не узнать, стала настоящей красавицей, – пролепетал залившийся краской юноша, и Гермиона тоже покраснела от такого комплимента.
      – Здравствуйте, профессор Снейп, – девушка посмотрела на него и слегка улыбнулась.
      «Надо же, она еще помнит о том, что я тоже здесь стою... и на том спасибо», – сердито подумал зельевар, и лишь сдержанно кивнул в ответ. Сердце девушки готово было взвыть от тоски и нестерпимого желания прижаться к нему и не отходить ни на шаг от этого хмурого мужчины. «Ну почему он такой холодный, такой безразличный? Неужели так трудно сказать хоть одно сухое слово приветствия? Словно и не было никогда того поцелуя и его теплых объятий, словно все было только сном...».
      – Пойдемте, – оборвал ее раздумья голос седого волшебника. – Все уже собрались. Мы ждали только тебя, Гермиона.
      Собрание проводилось в большой классной комнате, поскольку ни в одном из учительских кабинетов не поместилось бы столько людей. Здесь были все члены Ордена Феникс, весь преподавательский состав Хогвартса, большинство членов бывшего АД, многие из ее бывших однокурсников и ребят, что учились годом или двумя старше, множество авроров (некоторых из них Гермиона видела впервые)...
      – Я думаю, все мы понимаем главную причину этого собрания, – обратился к присутствующим Дамблдор. И все согласно закивали в ответ. – То, чего мы ждали, вскоре произойдет. Волдеморт вернулся с многочисленной армией и готовится к решающему нападению.
      Дальше директор рассказывал, что Волдеморт вернулся в Британию около месяца назад, что он собирает свою армию под покровом Запретного леса и в ближайшее время планирует нападение на Хогвартс. Именно школа стала его первоочередной целью, потому что нет ничего проще, чем покорить магическую Англию, держа в заложниках детей, даже если Министерство Магии решит оказывать сопротивление (что маловероятно, ведь и дети сотрудников министерства учатся здесь), большинство простых магов самостоятельно свергнет правительство, не желающее защитить их детей. Кроме того, именно в Хогвартсе сейчас сосредоточены наиболее сильные маги, последние полгода школа охраняется двумя отрядами авроров и самим Орденом Феникса так усиленно как никогда, стоит успешно провести нападение на школу и силы сопротивления лишатся половины своих наиболее активных участников во главе с Дамблдором. Ну и, конечно, Гарри Поттер – потеряв защиту дома матери, он почти не покидает здания школы, пришло время разобраться с этим мальчишкой, который путается под ногами у сильнейшего темного мага вот уже двадцать лет... Когда Дамблдор закончил говорить, несколько минут все молчали, а потом в тишине раздался спокойный голос профессора Макгонагл.
      – Сколько у нас времени?
      – Неделя, максимум десять дней...
      Еще около часа обсуждались ближайшие планы по укреплению защиты школы и оповещении их союзников о готовящемся нападении, после чего было решено собраться завтра в это же время, и маги стали расходиться, обсуждая между собой услышанное. «Гермиона, зайди в мой кабинет», – услышала девушка у себя в голове голос директора и проследовала к статуе горгульи. Когда она вошла, там уже сидел Гарри, а через минуту вошел и Снейп, похоже, они тоже получили мысленные просьбы Дамблдора.
      – Гермиона, Северус, – обратился к ним волшебник, сидящий за своим столом. – Вы оба знаете, о той особой работе, что мы с Гарри проделали за эти два года, для того, чтобы после нашей победы Волдеморт не смог вновь возродиться. Нам удалось очень многое, но остается еще один, возможно, самый тяжелый шаг.
      При этих словах Дамблдор бросил подбадривающий взгляд на Гарри, который казался сейчас непривычно бледным.
      – Но разве не все хоркруксы уничтожены? – с тревогой спросила Гермиона. Снейп тоже вопросительно посмотрел на директора.
      – Все, кроме одного. И мы не можем себе позволить поступить с последним так же как с остальными...
      – Но почему? Вы знаете, что это за предмет, и где он находится? – начала сыпать вопросами Гермиона.
      – Мисс Грэйнджер, если бы вы просто помолчали, вместо того, чтобы задавать тысячу вопросов, может директор и смог бы нам что-то рассказать.
      Она вздрогнула от резкого голоса, как от удара.
      – Не будь таким суровым, Северус, ничего удивительного, что девочка волнуется, – Мастер Зелий недовольно хмыкнул. – Да, Гермиона, мы знаем, где последний хоркрукс, он находится здесь в Хогвартсе.
      – И что же это, если мы не можем уничтожить его как остальные? Неужели само здание школы? – предположил Снейп.
      – Нет, это я, – послышался хриплый голос Гарри Поттера.
      – О нет, Гарри, не может быть... – девушка смотрела на друга с надеждой на то, что она ошиблась, что-то неправильно поняла...
      – К сожалению, это так. В тот день, когда Гарри получил свой шрам, к нему прикрепился осколок души Волдеморта, из-за этого у Гарри такая сильная связь с сознанием Темного Лорда и способность говорить на парселтанге, – ответил за него Дамблдор.
      – Какая ирония...- произнес зельевар, но в его голосе читалась не язвительность, а доля растерянности и даже сочувствия.
      – Но, может быть, можно что-то сделать, отделить от Гарри часть души Волдеморта? Вы же не позволите ему погибнуть, Альбус?
      – Ты права, девочка моя, я думаю, есть способ. Для этого я и позвал вас, мне понадобится ваша помощь.
      – Что я должен сделать? – тут же отозвался Снейп.
      – Северус, ты слышал когда-нибудь о зелье экзорцизма ?- спросил директор.
      – Конечно, это зелье изобрел Николас Фламель, оно позволяет извлечь из человека завладевшую им темную сущность. Но его рецепт был известен только Фламелю и нигде не был записан.
      – Верно, мой мальчик. Тебе нужно будет узнать рецепт у Николаса и затем приготовить его для Гарри.
      – Но ведь Николас Фламель умер после того, как был уничтожен Философский камень. Вы же не отправите профессора на тот свет за рецептом? – Гермиона казалась шокированной той простотой, с которой директор говорил обо всем.
      – Видишь ли, Гермиона, Николас не совсем умер.
      – То есть как не совсем умер? Человек может или умереть или быть живым, ну кроме Волдеморта, конечно, он умудрился пятнадцать лет болтаться по свету подобием духа.
      – Хм... – Дамблдор лукаво улыбнулся. – Ты слышала когда-нибудь о Земле Предков?
      – Но ведь это просто миф, – вмешался Снейп.
      – Северус, тебе давно стоило обратить внимание, что все мифы волшебников имеют под собой вполне реальные основы. Это касается и Земли Предков.
      – Значит, она существует? – восхищенно выдохнула девушка.
      – Да она существует, и тебе, Северус, предстоит ее посетить.
      – Как я туда доберусь? У вас есть портключ или что-то в этом роде? – снова безразличным голосом переспросил зельевар.
      – Нет, на Землю Предков и окружающую ее территорию невозможно попасть магическим способом, они тщательно охраняются, и на этих землях действует сильнейшая природная защита от вторжения кого-либо с недобрыми или корыстными целями. Придется совершить долгое и довольно сложное путешествие, – пояснил Дамблдор.
      – Я так понимаю, времени у нас практически нет... Я отправляюсь на рассвете...- Снейп уже был готов закончить обсуждение и отправиться в лабораторию, чтобы собрать все необходимое, когда заметил странный взгляд Дамблдора, обращенный к нему. Обычно так он смотрел прежде чем сообщить дурные вести... – Что-нибудь еще, о чем мне следует знать, директор?
      – Да, Северус. Дело в том, что тебе нельзя будет использовать магию по пути к Земле Предков и обратно, иначе граница тебя не пропустит. А без магии пройти этот путь может только тот, кто уже закончил свой путь здесь. Поэтому тебе понадобится проводник, который поможет найти дорогу туда и вернет тебя обратно.
      – И где же мы найдем проводника до завтрашнего утра? – как же зельевара раздражала манера директора говорить обо всем намеками и выдавать информацию по слову за час.
      – Дело в том, что мы не можем посвящать посторонних людей в тайну Гарри. Никто, кроме присутствующих здесь, не должен ничего знать. Так же мы не можем открывать место расположения Земли Предков, если не хотим быть свидетелями массовых паломничеств людей, мечтающих о бессмертии или завладении древними секретами величайших магов в истории. Поэтому сопровождать тебя должен один из нас, лучше всего подойдет мисс Грэйнджер, – заметив тревожный взгляд Гермионы, Дамблдор мысленно обратился к ней: «Прости, девочка, никто кроме тебя не сможет проделать этот путь до конца» и услышал спокойное: «Я понимаю». Снейп между тем не собирался так просто мириться с ее обществом.
      – Но ведь она магглорожденная, она не может попасть на Землю Предков, неужели нельзя найти кого-то более подходящего на роль проводника, чем магглорожденная ученица? – он постарался вложить в эти слова как можно больше пренебрежения.
      – Ей и не нужно попадать на Землю Предков, она только проведет тебя к ней и вернет обратно, когда ты все закончишь. К тому же Гермиона уже два года как является активным членом Ордена Феникс, если ты не забыл, – и заметив, что Снейп открыл рот для новых возражений, добавил более жестко. – Нет смысла спорить, Северус, другого выбора у нас нет. – Снейп недовольно скривился и вышел из кабинета.
      – Гарри, подготовь пожалуйста то, что я просил, мы с Гермионой спустимся через пятнадцать минут.
      – Хорошо, там почти все готово... – он поднялся с кресла, и минуту оглядываясь в нерешительности, вышел за дверь.
      – Гермиона, я вижу, как тебе тяжело в последнее время, Орден так много взвалил на твои плечи. Но я действительно не могу доверить это никому другому, и вовсе не потому, что мы не можем посвящать никого в секрет Гарри, просто я не знаю никого кроме тебя, кто бы смог оттуда вернуться. От этого будет зависеть все. Гарри наша главная надежда.
      – Альбус, вы же знаете – я сделаю все, что от меня зависит. Это ведь не будет простым путешествием, не так ли? – Дамблдор устало покачал головой. – Расскажите мне все...
      Через пятнадцать минут Гермиона вместе с директором вошли в полупустой класс, где их уже ждал Гарри Поттер в окружении странных предметов, назначение которых девушке было неизвестно. Альбус рассказал ей в общих чертах, что за путешествие ждет ее со Снейпом, и главное, что она поняла из рассказа – что, если им удастся вернуться, это будет невероятной удачей. Сегодня вечером Дамблдор должен наложить на нее заклинание путеводителя, которое позволит найти дорогу и не сбиться на множественные обманные пути, которые затягивают путников в ловушки. Разложив причудливые предметы в форме треугольника, он начал читать длинное заклинание на кельтском, и Гермиона почувствовала, как из ее груди потянулась тонкая мерцающая ниточка, медленно уходящая вдаль. Когда треугольник вспыхнул призрачным голубым светом, эта ниточка словно соединилась с чем-то далеким, и Дамблдор закончил читать заклинание. Оставалось лишь дождаться утра.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Понедельник, 17.10.2011, 06:26 | Сообщение # 17
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 16. Земля Предков
      Утро для Гермионы Грэйнджер началось в пять часов с душераздирающего вопля магического будильника. Обычно она прекрасно обходилась без этого отвратительного устройства, спокойно полагаясь на внутренние часы, но вчера, чтобы уснуть, ей пришлось принять изрядную дозу снотворного зелья, так что на легкое пробуждение нельзя было рассчитывать. Быстро приняв душ и сунув в карман джинсов уменьшенную теплую мантию и забросив на плечо удобный походный рюкзачок, собранный со вчерашнего дня, она направилась в кабинет директора. Как она и предполагала, ее бывший профессор зельеварения уже был там и всем своим видом старательно демонстрировал свое недовольство всем на свете и Гермионой Грэйнджер в частности. На ее приветственное «Доброе утро» он лишь неодобрительно фыркнул. Дамблдор оказался не намного лучшим собеседником, сказав только: «Я уже дал Северусу все необходимые инструкции, лучше аппарировать прямо сейчас, не стоит терять драгоценное время». Уже на выходе из кабинета он мысленно послал каждому пожелание удачи, и Гермиона готова была поспорить, что он не произнес этого вслух только потому, что боялся не сдержать волнения. Поэтому, прежде чем закрыть за собой дверь, она обернулась и, легко улыбаясь старому волшебнику, прошептала: «Все будет хорошо». Последнее, что она увидела, были расслабленно опустившиеся плечи директора, словно он облегченно выдохнул. До границы антиаппарационной зоны они шли молча, лишь выйдя за ее пределы, Снейп впервые за день подал голос.
      – Возьмите меня за руку. Дамблдор дал мне координаты ближайшего к цели места, куда можно аппарировать, дальше нам придется полагаться на ваши способности проводника. – Гермиона дотронулась до его руки и ощутила привычное сдавливание в груди и кружение.
      Когда она почувствовала под ногами мягкую почву и открыла глаза, девушка не смогла сдержать восхищенного вздоха, у нее возникло явное ощущение, что она попала в сказку. Со всех сторон ее окружал непередаваемой красоты осенний лес. Многовековые исполинские деревья с мощными широкими стволами и густой листвой, переливающейся всеми оттенками золота – от бледно-желтого до ярко-оранжевого и красного, словно гигантские живые колонны подпирали ясное пронзительно-синее небо. Сквозь узкие щели в кронах, от уже опавших листьев, просачивались рассеянные лучи утреннего солнца. Они спускались на землю, подобно тонкой сияющей паутинке, сотканной из самого света и легко покачивающейся на ветру в такт мерному колыханию осенней листвы. Лучи то тут, то там проскальзывали в редкие прорехи в листве, заставляя вспыхивать невозможно-яркими красками густой золотой покров на земле, словно демонстрируя случайным путникам свои несметные сокровища. Все здесь казалось живым, дышащим, говорящим на сотне разных языков, но в отличие от Запретного леса, который внушал тягостное чувство тревоги и опасности, этот лес дарил ощущение спокойствия, умиротворения, единства со всем существующим и надежной защиты. Перед глазами мерной чередой менялись величественные дубы, резные пылающие клены, осыпающие землю алыми звездами листьев, могучие стройные кедры... Под ногами в такт их размеренным шагам шуршали опавшие листья, поддерживаемые мягким шелестом листвы в кронах деревьев и разноголосым щебетом птиц. В воздухе смешались ароматы хвои, прелой листвы, желудей, грибов и кедровых шишек. Никогда еще Гермиона не вдыхала обычный воздух с таким упоением, он был настолько чистым и прозрачным, что от каждого вдоха на языке, казалось, оставался его сладковатый вкус.
      Россия. Точнее, это был север России, покрытый бескрайними густыми лесами. Когда-то Виктор Крам рассказывал ей об этой стране с ее удивительной природой и необычными традициями, но тогда его восторг показался ей преувеличенным, сейчас же она сама была просто очарована этими местами. В этом лесу не было ни капли магии, и тем не менее ее не покидало ощущение ожившей сказки – не искусственно сотворенного волшебства, а самого настоящего величайшего чуда первозданной природы. Все здесь дышало свободой и естеством, и душа, словно озорной ребенок, выпущенный на прогулку после долгого сидения взаперти, готова была мчаться неведомо куда наперегонки с ветром, взмыть в синее небо и кувыркаться с клубящимися облаками, кружиться в вихре с падающими листьями. Ощущая небывалую легкость, Гермиона поддалась последнему желанию, и, когда ветер в очередной раз закружил листья воронкой вокруг нее, она сама широко раскинула руки и закружилась вокруг своей оси. Профессор, шедший вслед за девушкой, невольно залюбовался этой картиной: стройная девушка в длинной белой мантии с широкими полами и пушистым меховым воротником, со светлыми кудряшками, разметавшимися на ветру, и сияющими глазами, кружащаяся в золотом вихре, прекрасная и беззаботная. «Только она может так искренне радоваться таким простым мгновениям, зная, что это путешествие вполне может оказаться опасным для ее жизни». От созерцания этой, такой неуместной в данных обстоятельствах и вместе с тем такой жизнеутверждающей картины, у него отлегло от сердца, и напряженно сжатые губы тронула легкая умиротворенная улыбка.
      Так они шли до позднего вечера, направляемые только невидимым компасом внутри Гермионы, подсказывавшим верный путь. Постепенно деревья стали редеть, и к вечеру они вышли на опушку леса. Оба изрядно устали и решили сделать двухчасовую остановку на еду и отдых. Когда бледное солнце незаметно скользнуло за горизонт, на подернутой инеем сухой траве разожгли небольшой костер. Ели молча, каждый погруженный в свои мысли, и, только когда Снейп заварил травяной чай с медом, Гермиона решила к нему обратиться.
      – Отдайте мне вашу палочку, професор, – если бы не твердая решительность в голосе девушки, он бы подумал, что она шутит, а так...
      – Вы с ума сошли, мисс Грэйнджер?
      – Это действительно необходимо. Мы приближаемся к охранным землям, там множество ловушек, в первую очередь иллюзий опасности, которые могут спровоцировать вас на применение магии, тогда вы не пройдете границу Земли Предков. Мы не можем этого допустить, иначе все бесполезно, и придется возвращаться ни с чем. Так что лучше будет, если ваша палочка побудет у меня. – От мысли отдать палочку в чужие руки и остаться безоружным, направляясь неизвестно куда, на край света, все внутри просто кипело от гнева и возмущения. Но и спорить было глупо, Альбус предупреждал, что он не должен пользоваться магией, и лучше правда не иметь соблазна... Тонкая отполированная деревянная поверхность хранила тепло тела хозяина, и, когда палочка легла на ладонь Гермионы, ей стало странно неуютно, словно она грубо нарушила личное пространство этого человека, бесцеремонно вторглась во что-то интимное.
      – Простите... – произнесла она почти шепотом и посмотрела на него, пытаясь понять, услышал ли он. Он безусловно услышал, но его взгляд заставил Гермиону мгновенно опустить глаза. В нем, как жидкое пламя, плескался гнев, и хотя Гермиона понимала, что этот гнев направлен на нее лишь отчасти, она была благодарна, что Снейп не проявляет его никак кроме короткого взгляда. В ее школьные годы он не особо утруждал себя заботой об эмоциональном состоянии учеников и с удовольствием срывался на каждом, кто попадал под руку, девушка все еще помнила холод, пробиравший все тело от жестоких колких слов профессора. Сейчас она видела, каким он может быть, когда его действия подчинены общей цели – сосредоточенным, сдержанным и таким же молчаливым, как она. В сложившихся обстоятельствах невозможно просто беседовать или даже обсуждать то, что предстоит сделать, слишком велико напряжение, слишком мало шансов на успех, поэтому лучше молча идти дальше.
      Когда костер был погашен, стало совсем темно, полная луна освещала голую равнину впереди, а в воздухе кружили редкие снежинки. На открытой местности ветер был сильнее, и стало намного холоднее, чем в лесу. Гермиона наколдовала над Снейпом защитный купол с согревающими чарами внутри, а сама приняла согревающее зелье. Еще через час пути впереди показался каменистый морской берег. Гладкие валуны были покрыты корочкой льда и поблескивали в лунном свете, подобно гигантским перламутровым жемчужинам, высокие волны шипели и пенились, накатывая на берег плотными шеренгами. Снейп остановился, оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, куда же теперь им идти, и когда снова обернулся к морю, застыл в ужасе. Гермиона, не оборачиваясь, шла прямо в море, ледяные волны уже доставали до ее груди, а она и не думала останавливаться.
      – Мисс Грэйнджер, остановитесь...- позвал он, но девушка не оглянулась. – Грэйнджер... Гермиона!
      «Безумная», – подумал он, прежде чем самому ринуться в воду вслед за ней. Опомнился он, лишь когда оказался рядом и, встряхнув ее за плечи, увидел в ответ улыбку. К его огромному удивлению вокруг него не было холодных волн, вместо них, насколько мог охватить взгляд, распростерлась бескрайняя ледяная пустыня. Температура здесь была значительно ниже, а на небе вместо звезд и полной луны лишь непроглядная густая тьма.
      Не дожидаясь его вопроса, Гермиона пояснила:
      – Это охранные земли – запретная территория, последняя преграда перед Землей Предков. Море было просто иллюзией, отпугивающей незнающих. На этих землях многое может казаться не тем, что есть, старайтесь не обращать ни на что внимания и идите как можно ближе ко мне.
      Впрочем, в непроглядной темноте здешней ночи трудно было обращать внимание на что-то кроме скользкой промерзшей почвы под ногами, освещаемой блеклым светом палочки Гермионы. Лишь несколько раз, замечая собственные следы, Северус переспрашивал, зачем они ходят кругами, если в их распоряжении так мало времени, и не заблудилась ли девушка. В ответ получал неизменное: «Это иллюзия», спрашивать еще о чем-то не хотелось. Несмотря на защитный согревающий купол, при каждом глубоком вдохе воздух обжигал горло колючим холодом, и каждое произнесенное слово причиняло дискомфорт. Сколько времени они шли в тишине, сложно было бы определить, часы здесь не работали, а само время подчинялось иным законам и казалось одновременно и бесконечно длительным, и незаметно промелькнувшим. В одно ничем не примечательное мгновение Гермиона резко остановилась.
      – Мы пришли. Дальше вы сами, вам нужно будет пройти совсем немного вон туда... – и указывая рукой направление, добавила только. – Вот ваша палочка и... удачи, профессор.
      – Ждите меня послезавтра утром, самое позднее к вечеру того же дня. Если к тому времени я не вернусь, возвращайтесь самостоятельно, – с этими словами он развернулся и ушел в заданном ею направлении.
      Он не стал спорить с Гермионой по поводу направления, но почему нужно идти именно сюда и как может быть, что пройти нужно «совсем немного», а до самого горизонта со всех сторон тянется только неизменный серый пейзаж, он не представлял. Возможно, девчонка просто заблудилась, тогда им вряд ли удастся отсюда вернуться. Но сделав всего пару шагов, Северус ощутил знакомое покалывание невидимых иголочек по всему телу, какое бывает в местах повышенной концентрации магической энергии. А еще через два шага ему пришлось зажмуриться, потому что в глаза хлынул внезапный поток ярких красок и солнечного света. Несколько раз моргнув, чтобы глаза адаптировались к перемене освещения, он поднял взгляд на окружающий пейзаж и затаил дыхание. Это было похоже...
      Нет, это было определенно не похоже ни на что, что он когда-либо видел или мог себе представлять. Это было невообразимо. Перед его глазами мелькали похожие на пряничные – резные деревянные домики с пушистыми шапками снега, величественные замки с каменными стенами, увитыми плющом и диковинными цветами, простые невысокие домики с черепичными крышами и маленькими двориками, усыпанными осенней листвой... Для этого места не существовало времен года, все они мирно сосуществовали, превращая передний край пейзажа в разноцветное лоскутное покрывало. Однако эта сезонная эклектика была пустяком в сравнении с более отдаленной частью пейзажа, на которой соседствовали леса и луга, горы, холмы и равнины, моря и реки ... Совершенно невозможно, чтобы относительно небольшое пространство могло вместить все это, и тем не менее, похоже само пространство здесь было лишь условным обозначением – холстом для художника-фантазера, задавшегося целью на одной картине уместить всю красоту известного ему мира. Венчало эту фантастичную картину высокое синее небо, расчерченное множеством радуг, расцветка которых вовсе не ограничивалась привычной семицветной гаммой. От разнообразия пестрых красок глаза Снейпа даже заслезились с непривычки, и он обернулся назад, чтобы отвести взгляд на нейтральный серый пейзаж, однако его там не оказалось, со всех сторон его окружали разнообразные яркие пейзажи и причудливые домики.
      Наверное, предстань все это великолепие перед глазами ребенка, он бы тут же взялся исследовать каждый уголок яркого мира с нескрываемым восторгом, но ни на восторг, ни даже на любопытство у профессора зельеварения не было времени. Снейп прикрыл глаза и подумал, что в этом диковинном хаосе будет невообразимо сложно отыскать что-то определенное, а ему нужно как можно скорее поговорить с Николасом Фламелем. Он уже готов был признаться, что откровенно растерян и не представляет, куда двигаться дальше, но, открыв глаза, обнаружил, что стоит на широкой мощенной камнем дорожке без ответвлений. Он мог поклясться, что минуту назад стоял на траве, но решил двигаться по этой дороге – хоть какая-то определенность... Довольно скоро эта дорожка вывела его к открытым воротам, за которыми простирался цветущий вишневый сад и миниатюрный замок, из-за своих размеров выглядящий не величественным, а словно игрушечным. В глубине сада на скамейке сидела пожилая женщина хрупкого телосложения с абсолютно белыми седыми волосами. Поколебавшись минуту у ворот, Снейп все же решил войти и спросить ее, возможно, она сможет подсказать, где найти Фламеля. Подходя ближе и вглядываясь в черты лица женщины, он отметил, что ее лицо кажется смутно знакомым, когда она оторвала взгляд от книги и неожиданно расплылась в широкой теплой улыбке.
      – Северус, какой приятный сюрприз! Не ожидала увидеть тебя здесь. Пойдем в дом, Ник будет просто счастлив твоему визиту, – конечно, теперь он вспомнил, где видел эту женщину – миссис Розмари Фламель, жена Николаса Фламеля, величайшего алхимика, с которым Снейпу посчастливилось несколько раз совместно работать над исследованиями.
      Миссис Фламель была умной и невероятно доброй женщиной, с почти материнским теплом относившейся к Северусу, хотя виделись они лишь несколько раз и почти мельком. Но даже те короткие минутки, когда она нарушала напряженную тишину лаборатории Фламеля, занося мужу и его такому же одержимому работай коллеге поднос с чаем и сэндвичами, весело ворча на обоих за то, что они снова не поднялись к обеду, оставили в душе Северуса теплый отпечаток.
      – Здравствуй, Розмари. Ты как всегда само очарование! Проводишь меня к Николасу?
      – Конечно, Северус, пойдем. Ник как всегда в своей лаборатории, ты же его знаешь, за шестьсот лет так и не наигрался со своими склянками, – она весело рассмеялась и повела Снейпа в дом. – А ты, наверно, как всегда по важному делу? – женщина лукаво улыбнулась.
      – Ох, от тебя ничего не утаишь. Мне очень нужно одно из его эксклюзивных зелий, собственно за этим я сюда и направился, это очень важно.
      – Понимаю... Значит ты не насовсем? Знаешь, мало кому хочется покидать это место, но тебя ведь и уговаривать нет смысла, правда, все равно не останешься? – в ее глазах отразилась легкая грусть, смешенная с пониманием. – Ты совсем, как он... Никогда не сидишь на месте, все воюешь, меняешь мир, изобретаешь... Всегда полон идей и планов, но слишком увлечен, чтобы найти время для отдыха, для себя. Мальчишки...
      – Ладно тебе, Розмари, ты же знаешь, если бы не эта увлеченность, он бы не был собой. А для меня работа – единственное, что приносит радость.
      – Ох, молодой ты еще, сам не знаешь, что такое радость... – Северус только скептически хмыкнул в ответ на эти слова.
      Николас Фламель, как и говорила Розмари, находился в своей лаборатории, окруженный диковинными колбами, соединенными стеклянными трубками, с разноцветными булькающими, шипящими, нагревающимися и охлаждаемыми жидкостями. В общих чертах лаборатория очень напоминала ту, что раньше была в подвале старого дома Фламелей. Сам Фламель аккуратно взбалтывал пробирку с соком мандрагоры и, полностью поглощенный процессом, не обратил никакого внимания на неожиданное вторжение, пока жена не окликнула его.
      – Ник, бросай свою мандрагору, третий день с ней возишься, смотри, кто к нам пожаловал, – седой мужчина с длинной белой бородой с неохотой оторвал взгляд от пробирки, но счастливо просиял, заметив неожиданного гостя.
      – Северус, иди скорее сюда, смотри, как ведет себя сок мандрагоры в сочетании с охлажденной драконьей кровью, это просто невероятно... – и оба мужчины погрузились в жаркое обсуждение необычного эффекта. Розмари только глубоко вздохнула и отправилась готовить чай с сэндвичами для двух неутомимых искателей...


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Понедельник, 17.10.2011, 06:26 | Сообщение # 18
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 17. Царство Снежных Драконов
      Прошло всего восемь часов с тех пор, как Северус перешел на Землю Предков, но эти часы оказались для Гермионы настоящей медленной пыткой. К середине дня ветер усилился, и ей пришлось сесть на промерзшую землю, чтобы ее не сдуло, как бумажную птичку, которую она только что выпустила из своей палочки. Оказалось, что терпеть постоянный пронизывающий холод – это не самое сложное в суровом мире ледяной пустыни, еще сложнее было не потерять ощущение времени и пространства, когда вокруг со всех сторон только серое полотно покрытой льдом земли, сливающейся на горизонте с таким же свинцово-серым небом. Уже через полчаса, проведенных здесь в одиночестве, Гермиона начала ощущать, что реальность медленно ускользает от нее, и ее неумолимо клонит в сон, а стоит только провалиться в сон, как ледяное царство сомкнет свои объятья на беззащитном крошечном теле и уже никогда не отпустит. Тогда, чтобы отвлечь внимание от монотонных серых красок, девушка попыталась наколдовать желтых птичек, таких же, как она когда-то сотворила на уроке у профессора Флитвика, но первая птичка, едва вылетев из кончика палочки и сделав пару взмахов солнечными крылышками, замерла в воздухе и через мгновение упала замертво. «Finite inkantatem», – прошептали бледные потрескавшиеся губы, и замершая неподвижная птичка исчезла.
      Еще через какое-то время Гермиона вспомнила, как они с Гарри и Роном на уроках обменивались записками, складывая пергамент в форме бумажных птичек и пуская их друг другу. Это воспоминание немножко приподняло настроение девушке, и она наколдовала яркую бумажную птичку. Легкая алая фигурка сделала несколько широких кругов вокруг места, где сидела Гермиона, потом порыв ветра подхватил ее и понес куда-то к размытой линии горизонта, то подбрасывая высоко в небеса, то опуская так низко, что ее бумажные крылышки почти касались ледяной поверхности земли. Девушка наблюдала за этой игрой до тех пор, пока ветер не отнес ее творение так далеко, что оно превратилось в маленькую красную точку и вскоре совсем потерялось из вида. Тогда из палочки была выпущена еще одна бумажная птичка, на этот раз фиолетовая, когда и она исчезла из вида, ей вслед была пущена лиловая – она кружила над серым миром, как яркий осколочек другой реальности, оставшейся где-то далеко...
      – Красиво! – по-русски произнес тихий голос за спиной.
      Гермиона обернулась и несколько раз удивленно моргнула, будто пытаясь прогнать наваждение. Рядом с ней стояла девочка лет 10-ти – 12-ти, с широко распахнутыми васильковыми глазами и длинными каштановыми волосами, собранными в плотную косу. Вся одежда девочки представляла собой простую льняную рубашку с серебряной вышивкой и такую же белую льняную юбку до пола, подпоясанную серебряным шнурком, ноги девочки были босыми.
      – Спасибо, – коротко ответила Гермиона, все еще не пришедшая в себя от удивления.
      – А ты еще что-нибудь можешь сделать? Дракона, например? – спросила девочка, не отрывая взгляда от Гермиониной волшебной палочки.
      – Могу. Дай руку, – девочка доверчиво протянула маленькую ладошку, и на ней появился бумажный дракончик, больше всего походивший на норвежского зубцеспина.
      – Здорово! А почему у него только одна голова?
      – Ну, у таких драконов всегда одна голова.
      – Правда? Я таких не видела... – задумчиво произнес тонкий голосок.
      – А откуда ты здесь? – наконец решила поинтересоваться Гермиона, убедившись, что странная гостья не является плодом ее фантазии.
      – Ниоткуда, – просто ответила девочка. – То есть я всегда здесь была, я тут живу.
      – А где твои родители?
      – Мама ушла на Землю Предков прошлой весной, когда Шамана ранили, – казалось, девочку совсем не беспокоило то, что ее мамы нет рядом, и Гермиона решила, что можно еще немножко ее порасспросить.
      – Шаман – это твой папа?
      – Нет, мой папа живет в большом городе – это далеко отсюда. Я была у него в гостях один раз на Рождество, а он сюда добраться не может, ему бы здесь было слишком холодно.
      – Как тебя зовут?
      – Варя, – ответила девчушка, и в ее васильковых глазах забегали веселые искорки. – А тебя?
      – Меня Гермиона.
      – Хм, у тебя странное имя, я такого не слышала.
      – Да, оно довольно редкое, но ты можешь называть меня Мия, так проще. Варя, ты здесь одна?
      – Нет, с братьями, они от меня далеко не могут.
      – А где твои братья сейчас?
      – Богатырь где-то летает, а Ветер тут со мной. Хочешь, я тебя с ними познакомлю?
      Гермиона не успела ничего ответить, как девочка уже вскочила с места, сунула в рот два пальчика и громко свистнула. От громкого свиста у Гермионы заложило уши, она подняла глаза и замерла в изумлении. Перед ней, словно из ниоткуда, возникли два огромных белых дракона с тремя головами. Она бы никогда не рискнула находиться в такой близости с обычными драконами, но при виде этих существ не испытала ни капли страха, наоборот от их присутствия по телу разлилось тепло, а в сердце воцарился покой и умиротворение. Эти ощущения немного напоминали то, что Гермиона почувствовала, когда на уроке ухода за магическими существами Хагрид показывал им единорогов, но эти существа были окутаны гораздо более мощной аурой светлой магии.
      – Снежные драконы! – восхищенно выдохнула девушка. Она читала о них в какой-то из книг, но там было написано, что этот вид исчез более тысячи лет назад, и предложенное описание их было весьма туманным. Сейчас же перед ней, словно гигантские снежные изваяния, стояли самые фантастические и прекрасные существа на земле. Их мелкая чешуя перемежалась с тонкими ворсинками шерсти и слегка поблескивала на мощных мускулистых телах животных, кожистые крылья сейчас были сложены, но даже так казались огромными, а на трех длинных шеях красовались гордо приподнятые головы. Из ноздрей средней головы при дыхании выплывали серые облака (наверное, из-за завесы этих облаков она их сначала не заметила), а из голов по краям при каждом выдохе сыпались легкие белые снежинки.
      – Ветер, Богатырь, познакомьтесь – это Мия! – радостно прощебетала Варя, указывая на Гермиону. – Мия, это Ветер – теперь она повела маленькой ладошкой в сторону более крупного дракона, у которого глаза были такого же синего цвета, как у Вари. – А это Богатырь! – девочка подошла к дракону с более узкими мордами и глазами цвета бирюзы, он наклонил к ней одну из голов, и она ласково потрепала его по холке.
      – Шасхита саффа хашши (Что она делает на нашей земле?), – прошептал первый дракон, и звук его голоса был подобен шелесту ветра гонящего поземку.
      – Я сопровождала своего друга на Землю Предков и теперь жду его возвращения, – ответила Гермиона на парселтанге.
      – О, ты знаешь язык драконов? – удивленно пролепетала Варя.
      – Выходит, что знаю. Вообще-то я учила этот язык, чтобы говорить со змеями, а драконы, которых я видела раньше, не говорят на этом языке, не знаю, умеют ли они вообще говорить...
      – А я никогда не говорила со змеями. У нас тут змеи не живут, а зимой, когда мы с Ветром и Богатырем можем летать на другие земли, змеи всегда спят, – казалось, это расстраивало девочку, и Гермиона захотела ее чем-то порадовать.
      – Варя, хочешь, я познакомлю тебя со своей змеей? – дождавшись робкого кивка, Гермиона коснулась палочкой браслета на левой руке, и он превратился в небольшую изумрудную змейку.
      – Это Саша, если хочешь, можешь взять ее на руки – она очень добрая, – девушка протянула руку с обвившейся змейкой ближе к Варе.
      Шесть пар внимательных глаз неотрывно следили за каждым ее движением. Варя постояла минуту в нерешительности, а потом протянула ладошки и приняла змейку из рук Гермионы. Саша скользнула в маленькие ручки, устроилась между тонкими пальчиками и тихонько прошелестела что-то, отчего девочка залилась звонким радостным смехом. В играх с Сашей они провели еще около часа, а когда начало темнеть, Варя передала ее назад Гермионе, и тихонько спросила.
      – Мия, а когда должен вернуться твой друг?
      – Послезавтра утром.
      – Хорошо, тогда завтра я еще приду с братишками. Нам пора уходить, ночью им здесь опасно оставаться, – от этих слов внутри у Гермионы все похолодело, что за опасности могут ожидать ее ночью посреди ледяной пустыни, если даже эти величественные существа опасаются оставаться здесь. Но спрашивать девочку она не стала, ей совсем не хотелось, чтобы этот удивительный ребенок волновался, в конце концов, она опытная колдунья и может себя защитить.
      – До завтра, Мия! – Варя помахала ей ручкой, вскочила на шею Ветру и через мгновение они оба растаяли в темнеющем небе.
      – Если хочешь, чтобы твой друг вернулся, тебе нельзя спать, – это был голос Богатыря, Гермиона и не заметила, что он все еще был рядом. – Каждый, кто ступает на Землю Предков, принадлежит ей. Проведя ночь на священной земле, человек забывает обо всем, что связывало его с остальным миром. Единственный способ удержать воспоминания, это если кто-то будет непрерывно звать его с момента, когда небо почернеет, и до самого рассвета. Если тебе не хватит сил, ты можешь позвать кого-то из своих ушедших предков, но только на одну ночь.
      – Мои предки не были волшебниками...
      – Тогда тебе одной придется звать его, если не продержишься до рассвета, не жди его, отправляйся назад с самого утра, иначе и сама здесь пропадешь.
      – Я не могу вернуться без него, если ничего не выйдет, на моей земле погибнет много людей. Это наш единственный шанс все исправить, я должна выдержать, – голос девушки дрожал от волнения и нахлынувших переживаний.
      – Удачи тебе, храбрая Мия, – прошипел дракон всеми тремя головами, распахнул огромные белые крылья и нырнул в уже почти черное небо.
      Как только Богатырь исчез, пронизывающий холод снова окутал Гермиону. По крайней мере, сейчас вокруг нее не было затуманивающего разум серого марева, наступала обычная ночь, такая же, как в Англии или любом другом месте, черная холодная зимняя ночь. И теперь у нее было дело, которое не позволит поддаться желанию провалиться в вечный сон – нужно звать Его.
      «Северус, ты слышишь?.. Тебе никак нельзя оставаться там, нельзя забывать... Мы обязательно должны вернуться и напоить Гарри этим чудесным зельем Николаса Фламеля, а потом раз и навсегда избавиться от этого ящероподобного монстра, который не дает людям нормально жить уже столько лет...», – Гермиона шептала эти слова, сидя на холодной земле и устремив взгляд в непроглядную тьму ночи... «У нас обязательно все получиться, слышишь, Северус?.. Только вернись... Не оставляй меня одну в этой холодной пустыне, я ведь не смогу уйти без тебя и ступить на Землю Предков сейчас не смогу... придется остаться здесь среди серых льдов навсегда...». Ее голос охрип от морозного воздуха, а тело сотрясала дрожь... «И тогда у Гарри не останется шансов выжить, а слуги Волдеморта придут в Хогвартс... Этого нельзя допустить, Северус, Поэтому ты не должен забывать...». Шепот становился все тише, губы девушки сильно потрескались и на них выступили капельки крови... «Ты нужен мне... Ты нужен всем нам... возвращайся, Северус...». Кровь на губах запеклась, мешая им шевелиться, и Гермионе приходилось облизывать и кусать их, чтобы по-прежнему продолжать звать... «Возвращайся, Северус...». Она уже не пыталась согреться, казалось, холод проник в нее до самых костей, а все силы уходили на то, чтобы шевелить губами... «Северус... Северус... Северус...». Она сидела неподвижно, и повторяющиеся слова, вырывавшиеся из ее горла, сливались в своем звучании с шелестом ветра, гонящего по ледяной земле колючие снежинки, которые цеплялись за ее одежду, волосы... Даже длинные ресницы девушки были покрыты мелкими снежинками, и только взгляд карих глаз отчаянно цеплялся за темноту, в надежде разглядеть в ней первые светлые лучики, возвещающие приход нового дня...
     
     
      ***
      В лаборатории Фламеля до поздней ночи кипела работа. Уникальное изобретение алхимика – зелье экзорцизма оказалось весьма сложным по составу и включало в себя 137 различных ингредиентов. Многие составляющие были крайне редкими, а некоторые и вовсе считались давно исчезнувшими. Подготовка ингредиентов заняла около четырнадцати часов, несмотря на то, что работали они втроем (Розмари тоже не смогла удержаться и не принять участие в столь увлекательном процессе, все-таки быть женой величайшего алхимика несколько сотен лет и не увлечься его работой просто невозможно). Они очищали, резали, секли, отпаривали, толкли, выдавливали сок или наоборот высушивали... Северус не переставал удивляться тому, что у них под рукой оказывались все без исключения необходимые компоненты, хотя некоторые (например, Кализия душистая или Золотой ус) использовались только в этом зелье, а самому Николасу вряд ли могло понадобиться варить его здесь. Когда любопытство на мгновение возобладало над всеми другими чувствами, Северус наконец решился спросить об этом хозяина лаборатории.
      – Николас, есть хоть что-нибудь, чего нельзя найти в твоей лаборатории, тебе наверняка приходилось многократно расширять пространство шкафов, чтобы хранить все эти сокровища?
      – Это не совсем корректный вопрос, Северус... – начал было объяснения седобородый мужчина, так что Снейп, почувствовав неловкость за неуместный приступ любопытства, поспешил ретироваться.
      – Извини, конечно, ты не обязан отвечать...
      – Нет-нет, Северус, дело вовсе не в секретах. Просто моя лаборатория тут вовсе не причем. Понимаешь, сама Земля Предков так устроена, что каждый ее житель при необходимости может получить абсолютно все, для этого достаточно лишь мысленно сформировать задачу. Именно поэтому лишь немногих она впускает в свои границы, только тех, кто не воспользуется ее безграничными дарами во вред. Все здесь должно служить созиданию и умножению магических сил и знаний, которые в случае острой необходимости могут послужить спасением для большого мира. Это колыбель древних знаний, в которой ни одна крупица никогда не была утеряна. И нет никаких ограничений для тех, кто заботится о ее пополнении своими трудами. Идеальная магия – здесь возможно все, что ты в состоянии помыслить.
      – Хм... Пожалуй, это объясняет внешнюю эклектику этих земель, как иначе можно было бы воплотить мысли каждого? – он улыбнулся старшему коллеге, но еще долго не мог прийти в себя, представляя фантастические возможности этого оплота сильнейшей древней и современной магии.
      К двум часам ночи подготовка ингредиентов была завершена, и изрядно уставшие зельевары отправились спать. Для сна оставалось не так уж много времени, с первыми лучами рассвета нужно было начинать варить зелье. Всю ночь Северусу снился Хогвартс, Гарри Поттер и одна юная гриффиндорка, которая нежно звала его по имени...
     
     
      ***
      Рассвет был уже много часов назад, но его заметили только ее занемевшие искусанные губы, он послужил им сигналом, что уже можно перестать шептать беззвучные фразы. Но утро настало только, когда чуткий слух уловил легкий шелест неторопливых шагов, мягких и невесомых, как первый снег, а потом откуда-то из глубины борющегося за каждый новый удар сердца стало расплываться тепло, постепенно заполняя каждую клеточку изможденного тела. Когда тепло дотянулось до кончиков пальцев, вызывая приятное покалывание, Гермиона смогла поднять взгляд и улыбнуться приближающимся фигурам двух белоснежных гигантов и девочки со смеющимся васильковым взглядом.
      – Здравствуй, Мия! – радостно защебетал девичий голосок. – Богатырь сказал, что ты могла уже уйти, но я так рада, что ты еще осталась, здесь редко бывают гости.
      – Я тоже рада, что смогла остаться... – искренне ответила Гермиона, не узнавая собственного низкого охрипшего голоса.
      – А Саше не было холодно ночью? – немного встревожено спросила Варя.
      – Нет, я превратила ее в браслет, когда ты ушла, так она не чувствует холода. Хочешь поиграть с ней?
      – Хочу, – из кончика палочки вылетела золотая искра, и через мгновение изумрудная змейка уже извивалась в детских ладошках. – А зачем ты взяла ее с собой сюда? Ей нравится путешествовать?
      – Не знаю, она никогда не говорила... но я всегда беру ее с собой, куда бы не отправлялась. Она необычная змея, это аниманта, они умеют чувствовать плохие намерения людей и предупреждать об опасности, Саша таким образам уже не раз спасала мне жизнь.
      – Правда? Здорово! Шаман тоже чувствовал опасность, и всегда предупреждал нас с мамой. Богатырь и Ветер тоже смогут, но они еще маленькие, им нужно научиться.
      – Шаман был драконом твоей мамы?
      – Да, он ее брат, он вместе с ней ушел на Землю Предков, когда его ранили.
      – Но как же его смогли ранить, почему он не почувствовал опасность?
      – Он почувствовал, но пошел, чтобы защитить маму... Тогда к нам на землю пришло много людей, и все они заблудились, с ними было двое детей, и мама хотела им помочь найти дорогу назад. Шаман говорил ей, что там недобрый человек, но она все равно пошла, и Шаман пошел с ней, они друг без друга не могут, как я с Ветром, у нас одна кровь. А потом Шаман вернулся раненый, сказал, что тот человек хотел заставить маму провести его на Землю Предков, но земля не всех пропускает, только немногих, остальные теряются и остаются здесь. Мы с мамой обычно не вмешиваемся, и земля решает сама, но там были дети, и мама решила помочь. Когда Шамана ранили, он уже не мог летать, и мама увела его на священную землю, а мы остались тут и ночью прячемся в пещерах, пока братики не научатся различать сердца людей.
      – Ты грустишь из-за мамы? – после рассказа девочки Гермиона вдруг ощутила себя на много лет или даже жизней старше. Было тому виной пришедшее понимание того, насколько беззащитными являются эти величественные, неустрашимые, полные древней силы существа – Снежные Драконы, или проведенная в черном плену холода ночь, показавшаяся вечностью, или это было влияние близости священной Земли Предков, сложно понять... но в ней проснулось желание окружить эту маленькую девочку настоящей материнской заботой, которой ей самой так не хватало в первые годы в Хогвартсе, когда ее внезапно вырвали из тепла родительского дома и оставили одну в чужом и непонятном мире магов.
      – Нет, из-за мамы я не грущу, у нее же все хорошо, и с ней Шаман, так что я не беспокоюсь. Она иногда приходит ко мне, в ночи, когда северное сияние, она может говорить со мной и братьями. Но я иногда грущу из-за того человека... – синие глаза Вари перестали весело искриться и стали не по-детски серьезными.
      – Почему?
      – Это очень плохо, если причинить вред Снежным Драконам... С самими драконами ничего не будет, они Хранители духа воздуха, и, если с ними что-то случается, они просто становятся снегом и потом снова перерождаются в драконов, а душа человека, повредившего Снежному Дракону, становится тяжелой и больше не может оторваться от земли. Это очень грустно, когда душа не может летать, а люди не знают этого и совершают зло и больше никогда не могут летать... Я грущу, потому что не могу ему помочь... он так и будет всегда ходит по этой земле совсем один, есть еще другие, которые остались здесь раньше, но они тоже всегда одни, так решила земля, за то, что они хотели повредить ее крыльям.
      Сердце Гермионы сжалось от смешанных чувств. Воистину эта земля выбрала для себя идеальную хранительницу, это непостижимое сочетание бесстрастной вековой мудрости и чистого детского сердца, преисполненного любви к этой суровой земле и ее странникам. Ей вдруг стало больно от мысли, что она больше никогда не увидит этих светлых детских глаз, никогда не услышит рассказов о Снежных Драконах, и страшно от того, что чей-то злой умысел сможет оставить рану на огромном беззащитном детском сердце.
      – Варя, как ты думаешь, твои братья не станут возражать, если Саша останется у тебя? Она так долго путешествовала со мной, и было бы здорово, если бы у нее появился постоянный дом, и можно было ее больше не превращать, и ей будет с кем пообщаться. А еще пока Ветер и Богатырь не научаться чувствовать людей, она бы могла вас предупреждать об опасности, и вам не надо было бы прятаться.
      Девочка немного нахмурила бровки и посмотрела на Гермиону.
      – А кто же будет оберегать тебя, Мия? У тебя же нет драконов.
      – Не переживай, зато у меня есть друзья, которые могут меня защитить, и волшебная палочка, – Гермиона улыбнулась и подмигнула Варе, и та ответила ей лучезарной улыбкой, а потом быстро обернулась к своим крылатым стражам и что-то быстро зашептала. Ветер подал ей знак одной головой, чтобы она подошла поближе, когда девочка послушалась, он низко наклонил к ней свои головы и долго о чем-то шипел ей на ушко. Как только он закончил, Варя обвила его шею, и когда она отстранилась, в ее руке блеснул непонятный предмет, а в глазах полыхало голубое пламя.
      – Братья разрешили мне оставить змейку, она им тоже нравится! – сказала девочка, счастливо улыбаясь, – А еще Ветер разрешил отдать тебе это, – она потянулась тоненькими ручками к шее Гермионы, и на ней повисло ожерелье из сверкающей чешуи Снежного Дракона и с прозрачным кристаллом в форме драконьего зуба в центре. – Это амулет хранительницы, с ним ты всегда сможешь найти дорогу к Земле Предков, если решишь вернуться, а еще ты сможешь увидеть нас зимой, если мы будем пролетать над твоей землей. Вспоминай нас, когда идет снег, Мия.
      – Я никогда вас не забуду.
      – Нам пора, до свиданья, и удачи тебе и твоему другу.
      – Спасибо тебе, Варюша, и вам Ветер и Богатырь, берегите сестренку.
      Шесть возвышающихся в темнеющем небе голов кивнули ей в ответ и развернулись в ожидании своей маленькой спутницы. Варя еще раз улыбнулась, помахала ручкой и пошла к братьям. А Гермиона заворожено наблюдала, как тоненькая фигурка в льняной сорочке и с длинной тугой косой бесшумно ступает по самой суровой на этом свете земле, и ее босые ножки не оставляют следов на снежном покрывале, как она ловко взбирается на спину Ветру, как раскрываются две пары огромных белых крыльев и как растворяются в небе величественные силуэты непостижимо-прекрасных существ – Снежных Драконов. С их исчезновением вернулся пронизывающий холод, но на душе у девушки было невероятно светло. «Прощайте», – шепнула она уже безразлично-пустому сумеречному небу.
      Когда ледяная пустыня полностью погрузилась во тьму, Гермиона уже сидела на земле, прижимая колени к груди и шепча в растрепанные волосы просьбы о возвращении своего спутника. Этой ночью ветер значительно усилился и словно плетью хлестал незащищенную кожу лица, пробирался тонкими жалящими щупальцами за ворот и в рукава зимней мантии, вырывал дыхание из легких, не давая возможности произнести ни слова, не наглотавшись взметнувшихся в воздух кристалликов снега. Борясь с ледяным ветром и собственными голосовыми связками, она вскоре совершенно выбилась из сил и ясно почувствовала, что не сумеет продержаться до утра. В голове отчаянно стучали мысли о Гарри, о Хогвартсе, о родителях, о Снейпе... «По крайней мере, с ним ничего не случится, он просто навсегда останется на Земле Предков и просто забудет все, что осталось за ее пределами, может так даже лучше – для него не будет ни ужасов войны, ни чувства вины за прошлые ошибки, ни Волдеморта... зато он сможет поговорить с матерью, Дамблдор говорил, что он так и не успел с ней попрощаться, прежде чем она умерла...», – мысленно успокаивала сама себя Гермиона.
      «Если тебе не хватит сил, ты можешь позвать кого-то из своих ушедших предков...», – словно эхом прокатился в ослабевшем сознании голос Богатыря...
      Конечно, может ничего не получится, но терять уже совершенно нечего, у нее нет шансов самой выбраться из этого царства льда. Гермиона открыла пекущие от ветра и усталости глаза и со всей оставшейся силой произнесла в темноту: «Эйлин Изабелла Снейп, я Гермиона Джейн Грэйнджер прошу оказать мне помощь в счет уплаты долга жизни твоего сына Северуса Тобиаса Снейпа». Какое-то время она в надежде вслушивалась в тишину, нарушаемую лишь порывами ветра, и пыталась разглядеть хоть приблизительные очертания окружающего пространства, когда прямо перед ней темнота зашевелилась, словно живая, и из нее вышла высокая темноволосая женщина в бесформенной светлой мантии, ее фигура слегка светилась, как отражение лунного света на снегу.
      – Ты звала меня, девочка? – ее голос был тихим и холодным.
      – Да, – голосовые связки Гермионы совсем перестали слушаться, и глаза все еще не могли поверить, что сидящая рядом женщина – не иллюзия ее усталого сознания.
      – Что я могу для тебя сделать?
      – Ваш сын Северус отправился на Землю Предков, и нужно помочь ему вернуться, у меня, боюсь, уже не хватит сил, чтобы звать его...
      – Отдыхай, дитя, я позову...
      Светящаяся женщина протянула к Гермионе руку и погладила по волосам. Прикосновение ее пальцев было таким же холодным, как морозного воздуха, но оно дарило ощущение покоя и защищенности, и Гермиона, повинуясь усталости, прикрыла глаза... Сквозь полудрему она слышала, как Эйлин звала своего сына, иногда некоторые обрывки ее фраз вырисовывались в воображении девушки в картины, о которых мать напоминала своему единственному ребенку. В большинстве своем это были картины его детства, немного из происшествий в школе и почти ничего из его взрослой жизни. Из того немногого, что она сумела разобрать, можно было понять, что Эйлин не слишком хорошо знала его и никогда не была по-настоящему близка со своим сыном. Северус был загадкой даже для своей матери, слишком много всего скрывалось в этом человеке, слишком мало он добровольно открывал для окружающих людей, пусть даже самых близких. Сама Эйлин вызывала у Гермионы ассоциации со сказочной Снежной королевой отчасти из-за серебристого свечения, исходящего от ее фигуры, отчасти из-за ее манеры держаться и говорить. Суровая и властная, она чем-то напоминала самого Северуса, и совсем не была похожа на простых добродушных родителей Гермионы. Постепенно Гермиона перестала прислушиваться к холодному голосу женщины, погружаясь в собственные мысли и воспоминания. Спустя неопределимое количество времени ее вывело из задумчивости прикосновение холодных пальцев.
      – Мое время истекло, девочка, дальше ты сама...- женщина поднялась с земли, и ее непроницаемо-черные глаза в последний раз встретились с глазами девушки. – Передай ему, что я ни в чем его не виню.
      Она исчезла так же легко как появилась, просто растворившись в густой черноте ночи, оставив Гермиону гадать, как долго она здесь пробыла, была ли вообще, и как скоро наступит рассвет? Одновременно с этими мыслями губы привычно нашептывали имя, которым вполне могли бы звать эту странную заснеженную землю – «Северус».


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Понедельник, 17.10.2011, 06:27 | Сообщение # 19
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 18. Обратный путь
      Северус проснулся непривычно поздно, часы над камином показывали без четверти девять, и за окном уже ярко светило солнце. Возможно, сказалась вчерашняя усталость (они с Фламелями работали над зельем с рассвета и до полуночи, не прерываясь ни на минуту, и к концу работы были совершенно измотаны), а, возможно, все дело в том, что он вторую ночь провел без кошмаров. Сегодня ему впервые за много лет снилась мама и дом в Тупике Прядильщиков. Странный, но очень реалистичный сон – он видел картины своего детства, но словно со стороны, чужими глазами...
      Зелье сейчас настаивалось и окончательно должно было быть готово к одиннадцати. Снейпу осталось провести на Земле Предков последние два часа, а потом назад – в мир, где его ждет нескончаемая борьба с самим собой, призраки прошлого, война, Волдеморт... Удивительно, но за короткие два дня он так сильно привык к этому месту, что временами ему казалось будто он всегда жил здесь, и ничего за пределами этой земли не существует... Если бы не эти сны, он бы, наверное, вообще не вспоминал ни о Хогвартсе, ни о людях которые там остались, все это казалось бесконечно далеким и чужим. Все, кроме Гермионы, которая в конце сегодняшнего странного сна снова звала его по имени, и только из-за нее он готов был вернуться в тот далекий сложный мир. До недавнего времени все, что держало его в том мире – это чувство долга и желание искупить свои прошлые ошибки, но сейчас у него появилась настоящая веская причина, чтобы жить – причина с глазами цвета гречишного меда. И пусть он никогда не будет ей нужен, он привык быть ненужным, но он сможет быть полезным, завершив начатое много лет назад дело. Столько лет он ходил по острию меча судьбы, лавировал между двух огней, старался сохранять свою жизнь, чтобы однажды отдать ее не дешевле, чем за победу. У него нет будущего при любом исходе, он потерял право на будущее двадцать с лишним лет назад, но это не важно, ведь, если они победят, будущее будет у нее... Тогда будет не жалко потраченных лет, не больно за допущенные ошибки, не страшно, что все было зря...Его никчемная жизнь – жалкая цена за возможность ее счастья, и он заплатит эту цену, не торгуясь, без колебаний и сожалений.
      До самого времени ухода Северус был молчалив и мрачен. На все вопросы Розмари, заданные в попытке увлечь его беседой, он лишь коротко кивал или отрицательно качал головой. Только дождавшись готовности зелья и уже прощаясь, он позволил себе улыбнуться заботливой женщине и сказать слова благодарности обоим супругам. Провожая его до границы Земли Предков, Розмари и Николас Фламели немного загрустили о том, что Северус так скоро их покидает, но эта тоска бесследно растаяла, как только он пересек границу, как тают в сердце каждого находящегося здесь все тревоги и заботы о давно покинутом и таком далеком «большом мире»...
      Резкий контраст между граничащими землями просто поразил Снейпа. В первую минуту после того как он вернулся на охранные земли, ему казалось, что он просто потерялся между мирами – вокруг не было ничего кроме ледяного серого тумана. Постепенно глаза стали привыкать к монотонности пейзажа, и окружающий туман начал приобретать очертания обледеневшей земли и тяжелого свинцового неба. Холодный воздух обжигал открытые участки кожи, да и сквозь плотную одежду холод проник за считанные минуты, пробирая до костей. По пути сюда Северус находился под защитным куполом и даже предположить не мог, насколько убийственным был здешний промерзший воздух. Только сейчас он осознал, что Гермиона должна была провести в этих нестерпимых условиях двое суток, от этой мысли горло сдавил страх того, что могло через несколько мгновений предстать перед его глазами, но заставив себя не думать о худшем, он направился туда, где должна была его ждать Гермиона.
      Сначала ему показалось, что вокруг до самого горизонта никого нет, и он с долей облегчения решил, что девушка ушла, решила вернуться раньше, но тут его внимание привлекло небольшое светлое пятно на фоне серого пейзажа. Приглядевшись, он понял, что это и есть Гермиона. Девушка неподвижно сидела на мерзлой земле, прижимая колени к груди и опустив голову на колени, лицо полностью скрывала завеса спутавшихся и залепленных снегом волос. Двумя шагами он подскочил к сжавшейся фигурке и опустился рядом, убирая волосы с лица девушки. Она была белой как снег, глаза закрыты, а на ресницах налеплены снежинки, но губы девушки шевелились, она была жива. Снейп наклонился, чтобы прислушаться, и различил всего одно повторяемое слово: «Северус, Северус, Северус...». Она звала его по имени, совсем как в его снах, и тут он вспомнил, что еще слышал о Земле Предков, считавшейся легендой – каждый, ступивший на Землю Предков навсегда забывает обо всем, что осталось за ее пределами, если только... «Не может быть... не может быть, чтобы она знала и пошла на это. И Альбус, как он мог отправить девочку почти на верную гибель? Как только она выдержала?», – мысли в голове Снейпа смешались, и к горлу подкатил горький ком.
      – Мисс Грэйнджер? Мисс Грэйнджер, очнитесь... – он встряхнул девушку за плечи и попробовал поставить ее на ноги, но она не реагировала, продолжая почти беззвучно шептать его имя. – Ну же, девочка, приди в себя, я здесь, я с тобой, все закончилось, я здесь, я вернулся.
      Он отчаянно прижал к себе хрупкое тельце, растирая ладонями плечи и спину девушки, в попытке согреть ее, разбудить от этого оцепенения. Похоже, она услышала его, потому что на мгновение замолчала, а потом на выдохе произнесла:
      – Вернулся! – Снейп отстранился от нее и увидел направленный на себя взгляд распахнутых янтарных глаз, взгляд полный изумления и... счастья. От этого взгляда в груди мужчины болезненно защемило, и он поспешил отойти еще на шаг.
      – Мисс Грэйнджер, как вы себя чувствуете?
      – Все в порядке... Со мной все в порядке, профессор. Вам, наверное, холодно? – спросила она, заметив, как Снейп дрожит. Ее голос был неузнаваемо хриплым, очевидно, что она уже была сильно простужена. – Вот, выпейте.
      Она протянула ему флакончик с темно-зеленой жидкостью.
      «Мне, наверно, холодно... Да как она может думать о том, что мне холодно, после того, как двое суток провела в этом ледяном аду?», – Снейпу хотелось накричать на нее, отругать за безрассудство, за то, что она согласилась на это безумное путешествие, за то, что снова подвергала опасности свою жизнь ради спасения Поттера... Он был просто не в силах видеть ее бледное изможденное лицо и посиневшие от холода искусанные губы.
      – Вы с ума сошли, почему вы сами не приняли согревающее зелье, если оно у вас было? Выпейте немедленно, – девушка только смущенно улыбнулась самыми краешками губ.
      – Пейте, у меня есть еще одно, – прошептала она, доставая из кармана такой же флакончик, и послушно проглотила темную жидкость. Снейпу ничего не оставалось, как повторить ее жест.
      Обратный путь оказался гораздо тяжелее. Поднялся сильный ветер, почти сбивающий путников с ног, и идти приходилось очень медленно. Действие согревающего зелья быстро закончилось, и пронизывающий холод сковывал мышцы. Гермиона, и без того уставшая и изможденная, вскоре вымоталась окончательно и несколько раз падала, сбиваемая очередным порывом ветра. Снейп взял ее под руку, поддерживая и помогая идти, но даже так она не смогла идти долго, и постепенно ее ноги стали подгибаться от усталости. Они решили остановиться передохнуть. Девушка без сил опустилась на землю, Северус сел так, чтобы закрывать ее от ветра, но спустя короткое время понял, что, если они не будут двигаться, то просто замерзнут здесь. Попытка сотворить согревающие чары ни к чему не привела – тот, кто покинул Землю Предков не может пользоваться магией в охранных землях, можно было и не пытаться... Он снова взглянул на мертвенно-бледную девушку, и его стало затоплять отчаяние. Мужчина уже мысленно приготовился к медленной смерти, когда воздух перед ним странно встрепенулся, и из него показалось громадное трехголовое существо. Инстинкты сработали молниеносно, и прежде чем он успел подумать, тело уже подскочило с земли, а в руке оказался зажат серебряный кинжал. Существо немного приблизилось, и он уже приготовился нанести удар, когда неожиданно руку, зажимавшую кинжал, отдернула Гермиона.
      – Нет, профессор, не надо. Он не причинит нам вреда, поверьте. Опустите кинжал, вы его пугаете.
      Как ни странно, но Снейп действительно почувствовал, что от существа не исходит угрозы для них, наоборот, от него повеяло теплом и спокойствием. Мужчина опустил руку и отступил на несколько шагов назад. Он уже хотел попросить девушку держаться за его спиной, но к своему изумлению увидел, что та вплотную приблизилась к трехголовой громаде, и потом услышал странное шипение. Сначала шипение исходило от существа, а потом такое же шипение послышалось от Гермионы, и Снейп пораженно понял, что они разговаривают. Когда шипение прекратилось, девушка снова обратилась к нему.
      – Пойдемте, профессор, он поможет нам добраться до леса.
      Приблизившись, Северус смог лучше рассмотреть трехголового зверя и понял, что это дракон, только какой-то неизвестной ему породы. Вблизи он выглядел менее угрожающим и даже красивым. Когда они подошли совсем близко, дракон покорно опустил головы с длинными мощными шеями, и Гермиона ловко взобралась на него верхом, Снейпу ничего не оставалось, как последовать за ней, в конце концов, выбор невелик – либо дракон, либо медленная смерть среди этих льдов. Как только оба путника умостились на широкой белой спине, дракон раскрыл громадные кожистые крылья и взмыл высоко в небо. От дракона исходили мощные волны тепла, и очень скоро путникам удалось согреться. Снейп заметил, что отогревшаяся девушка почти засыпает и вот-вот может соскользнуть со спины животного, нужно было как-то отвлечь ее от подступающего сна, и он решился спросить то, о чем думал с начала их столь необычного перемещения.
      – Каким образом вам удалось говорить с драконом? Не предполагал, что они способны понимать людей, до вас еще никому не удавалось изъясняться с этими тварями.
      – Я с обычными драконами тоже вряд ли общий язык найду, профессор. Это Снежные Драконы – хранители этих земель, и они говорят на парселтанге, я сама очень удивилась, когда услышала.
      – Значит парселтанг... Хм, – он недовольно хмыкнул и через какое-то время тихонько побурчал себе под нос что-то вроде «всезнайка», а потом совсем тихо «просто невероятно».
      Вскоре внизу на горизонте появился край леса, за прошедшие дни здесь успел выпасть снег, и ветви деревьев были припорошены белым пухом. Дракон пролетел еще совсем немного, и, когда заснеженный пейзаж на горизонте стал сменяться огненно-рыжим, он начал медленно опускаться и приземлился на небольшую открытую поляну. Снейп быстро спрыгнул на землю и потянулся, чтобы помочь спуститься Гермионе , но девушка не спешила покидать своего гигантского спасителя. Она поглаживала его блестящую серебристо-белую шею, прислушиваясь к его шипению, и, казалось, что-то нашептывала в ответ животному.
     
      - Дальше мне нельзя, Мия, я должен оставить тебя здесь.
      -Спасибо... Спасибо тебе, Богатырь... Спасибо тебе.
      – Ты позаботилась о нашей сестре... Мы не забудем. Прощай, Мия.
      – До свидания, Богатырь, может, увидимся когда-нибудь зимой... если Рождество будет снежным...

     
      Едва она соскользнула со спины дракона, как тот расправил крылья и вскоре исчез за облаками. Нужно было снова идти... Даже Северус заметил, что вместе с драконом исчезло ощущение тепла и прилива сил, снова вернулась усталость и изможденность, а девушку, едва державшуюся на ногах, похоже покидали последние силы, но она продолжала идти, опираясь на его руку. Несмотря на ее старания, вскоре Снейп почувствовал, что девушка обессилено оседает на землю. Он мягко опустил ее, помогая сесть, Гермиона притянула его голову чуть ближе и севшим голосом зашептала ему на ухо:
      – Не позволяйте мне уснуть... Мне нельзя сейчас засыпать, иначе вы не сможете отсюда выйти.
      – Мисс Грэйнджер, это безумие, вы все равно не можете идти и показывать дорогу, вам лучше отдохнуть, а потом мы придумаем, как отсюда выбраться, – но девушка только отчаянно затрясла головой, а потом пристально посмотрела ему в глаза и прошептала:
      – Уберите стену.
      – Что? – ему показалось, что девушка бредит, но взгляд ее был осмысленным, и в нем ясно читалась решительность.
      – Уберите стену, я покажу дорогу, – Снейп почувствовал мягкое прикосновение внутри сознания и понял, что Гермиона просит его снять мысленный блок. Он опустил внешний барьер защиты и сразу ощутил, как в него хлынули чужие мысли, точнее один устойчивый мысле-образ – светящаяся голубоватая нить, тянущаяся через лес.
      – Идите, я смогу передавать вам путь, пока вы не выйдете из антиаппарационной зоны. Уже немного осталось, для вас чуть больше двух часов пути. Идите...
      – Да за кого вы меня принимаете? – вскипел зельевар, но, взглянув на обескровленное бледное лицо девушки, просто молча подхватил ее на руки и пошел по направлению нити.
      – Только не позволяйте мне уснуть, – бесцветным голосом повторила Гермиона, больше никто не сказал ни слова.
      Путь с девушкой на руках занял около трех с половиной часов. Хотя Гермиона оказалась неправдоподобно легкой, к концу пути профессор сам почти валился с ног от усталости, но не позволял себе остановиться ни на минуту. У девушки был сильный жар, и, похоже, все ее силы уходили на поддержание ментальной связи с ним, неизвестно, сколько еще она сможет продержаться, а вылечить ее в этом абсолютно не волшебном лесу без возможности использовать магию он не сможет. Мысль о том, что любое промедление может оказаться губительным для его бесценной ноши, заставляла тело превозмогать усталость и выжимать из него предельно возможные усилия. В какое-то мгновение он вдруг почувствовал, что они пришли. Ничего в окружающем пейзаже не изменилось, но ощущение текущей внутри него силы, ясно дало понять, что он снова может использовать магию. Никогда еще, даже в раннем детстве, когда впервые осознал, что он волшебник, он так сильно не радовался этой способности.
      – Мы пришли, потерпите еще немного, – обратился он к девушке. В ответ она только слабо улыбнулась самыми краешками губ, потом пушистые ресницы чуть затрепетали, глаза закатились, и маленькое тельце безвольно обвисло в его руках.
      Снейп с ужасом наблюдал, как она теряет сознание. Тонкие пальцы Мастера зелий метнулись к запястью девушки, чтобы нащупать пульс. В первую секунду показалось, что его совсем нет, только сдавив сильнее, он смог ощутить слабую прерывистую пульсацию.
      «Ну что же ты, потерпи совсем немножко... еще чуть-чуть... ну же... не оставляй меня сейчас, пожалуйста не оставляй... ты же сильная девочка... всегда была сильной... потерпи...», – он сбивчиво шептал просьбы на ушко потерявшей сознание девушке, прижимая ее к себе и покрывая поцелуями бледное в бисеринках пота личико. Всего через мгновение они уже были на границе антиаппарационной зоны Хогвартса. Он почти бежал, напрочь забыв про усталость после долгого пути. Сейчас он мог использовать магию и левитировать девушку в замок, но даже мысль о том, чтобы отстранить ее от себя, выпустить из крепких объятий, призванных защитить это хрупкое тельце от страданий, передать свое тепло, свою энергию, казалась невыносимой...


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Понедельник, 17.10.2011, 06:27 | Сообщение # 20
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 19. В больничном крыле
      В больничном крыле было пусто и пахло накрахмаленными простынями и лекарственными травами. «Теперь все будет хорошо, слышишь? Поппи позаботится о тебе», – шептал Снейп, укладывая находящуюся без сознания девушку на одну из кроватей.
      – Поппи, – громко позвал он, – Где только черти носят эту женщину, когда она нужна здесь, – пробурчал он, обращаясь непонятно к кому. – Поппи!
      Колдоведьма появилась из незаметной дверцы в конце комнаты, и, не глядя на Северуса, сразу поспешила к лежащей на кровати девушке. Быстро проведя палочкой вдоль ее тела, она покачала головой и, прошептав себе под нос «бедная девочка», унеслась обратно за незаметную дверь. Через мгновение она появилась с десятком разных бутылочек с зельями.
      – Северус, не стой там, приподыми девочке голову, чтобы я могла дать ей лекарства, – голос Помфри отвлек Северуса от тяжелых размышлений. Он бережно приподнял голову Гермионы, аккуратно массируя горло, чтобы она могла проглотить зелья, которые мадам Помфри вливала в приоткрытые губы девушки.
      – Теперь нужно немного подождать, чтобы увидеть подействуют ли зелья. Северус, кто с ней это сделал? Никогда раньше такого не видела.
      – С ней ничего не делали, Поппи, это просто истощение.
      – Но это невозможно. Человек не может сам довести себя до такой степени истощения физической и магической энергии, в определенный момент срабатывает защитный механизм, и организм человека отключается от всех энергозатратных процессов, погружаясь в сон, либо теряя сознание, а ее словно выпили досуха, – колдоведьма была всерьез обеспокоенна, не было никакой гарантии, что девушка восстановится после такой потери энергии.
      – А она смогла продержаться в сознании все это время... – Северус, неотрываясь, смотрел на лежащую на больничкой койке Гермиону, будто боялся, что стоит ему отвернуться, и случится непоправимое.
      – Северус, тебе тоже нужно отдохнуть, иди, я присмотрю за девочкой, – получив в ответ лишь отрицательное покачивание головой, женщина не стала настаивать, было очевидно, что он не уйдет, потому через пару минут она просто вручила ему два флакончика с восстанавливающим зельем. Он проглотил жидкость, не глядя и не ощущая неприятного горьковатого вкуса.
      Спустя два часа состояние девушки так и не улучшилось. Мадам Помфри не отходила от ее кровати и казалась очень обеспокоенной.
      – Северус, я просто в растерянности, – обратилась она к зельевару. – Она совсем не сопротивляется, зелья не действуют, я не знаю, что еще могу для нее сделать... Тут обычные средства не помогут.
      Дважды объяснять ему не было необходимости, через мгновение он уже вылетел из больничного крыла и, ничего не замечая на пути, мчался в подземелья.
      Ему было известно средство, способное помочь Гермионе. Плевать, что это запрещено, он не позволит ей просто умереть, сейчас Азкобан со свитой дементоров не внушали ему ни капли страха. Он сделает все необходимое, чего бы потом ему это ни стоило. «Порошок рога норвала, три капли экстракта тысячелистника, цветы клевера...», – руки привычно выполняли работу, не позволяя тревожным мыслям ни на секунду нарушить их точные движения. Его рука не дрогнет, только тяжелый вздох вырывается из груди, и работа кипит в своем обычном размеренном ритме, не важно, что ему хочется заставить время лететь с удвоенной скоростью... «Серце дракона, шалфей предсказателей, человеческая кровь...». Серебряный кинжал с широкой рукоятью блеснул в руке, и тонкое лезвие уверенно опустилось на запятстье, рассекая плоть, высвобождая горячую алую жидкость, уже стекающую по стенкам массивного кубка. Теперь только ждать...
      Мадам Помфри по-прежнему сидела у кровати Гермионы, нервно теребя подол мантии. Когда в палату ворвался Снейп, на ее лице появился проблеск надежды, сменившийся обеспокоенным выражением, как только она увидела, что за зелье он принес.
      – Северус, ты уверен? Это же запрещено, к тому же последствия могут быть непредсказуемыми, так многое зависит от крови, никогда не знаешь, как она себя поведет... Чья она?
      – Да сговорились вы сегодня что ли? – вскипел мужчина. – Поппи, сколько лет я работаю в этой школе и варю эти чертовы зелья? Неужели ты думаешь, что я не способен сделать все как нужно? Или ты тоже думаешь, что я такое чудовище, что подсуну в зелье чью-то кровь, чтобы она ее убила? Разве не ясно, что она и так умрет, если мы не поторопимся? Снейп метался по комнате, как разъяренный зверь, и колдоведьма инстинктивно вжала голову в плечи, словно пытаясь защититься от обрушившегося на нее гнева. Заметив этот жест, зельевар осекся на последнем слове и более спокойным тоном добавил:
      – Кровь моя, можешь не беспокоиться, она поведет себя как надо.
      – Но, Северус, как же...? Ты же знаешь, чем это может для тебя обернуться? – сейчас Поппи выглядела не обеспокоенной, но изумленной. Использование человеческой крови в зельях и ритуалах было запрещено во многом потому, что передавая свою кровь, человек начинал против своей воли ощущать привязанность к тому, кому она была передана, если кровь передавалась добровольно. Проявлялась эта привязанность по-разному, от почти незаметной тяги вплоть до непреодолимой потребности защищать другого, словно самого себя, если ему грозила опасность. А для слабого человека привязанность, замешанная на крови, могла перерасти в болезненную одержимость. Поэтому обычно кровь использовали в родовой магии, между родственниками, которые и так были связанны общей кровью, тем самым только укрепляя семейные узы и защиту рода. Либо в ритуалах Темной магии, в которых жертву впоследствии убивали, потому что кровь, взятая насильно, могла послужить возникновению противоположной связи, когда человек, получивший ее, не мог причинить вред своей жертве как бы ни старался.
      – Господи, женщина, сейчас не время заботиться о моем душевном покое, – проговорил он, раздраженно закатывая глаза.
      Будто ему было чего опасаться?... Да он привязан к этой маленькой женщине так сильно, что никакая магия неспособна на это повлиять. Чего стоят несколько капель крови, когда он готов отдать ей свою душу, лишь бы она смогла дышать ровнее, лишь бы открыла глаза, лишь бы жила... Он и так слишком долго себя обманывал, притворяясь, что заботиться о ней так же, как о Поттере, просто пытается помочь, потому что это его долг. Потом списывал все на банальное влечение, довод был не слишком убедительным (он прекрасно знал, что никогда не был легко увлекающимся, и так же хорошо помнил, что ни разу не позволял своему физическому влечению вырасти даже в малейшую привязанность), но на какое-то время за неимением лучших объяснений работал и такой. Сейчас же, когда он может навсегда ее потерять, обманывать себя больше не получается, слишком знакомой кажется эта боль в груди. Он уже однажды пережил такую боль – боль от потери любимой женщины... И не важно, что та женщина никогда ему не принадлежала, как никогда не будет принадлежать Гермиона, он просто не сможет еще раз пережить всепоглощающую немую пустоту, которая превратила его душу в пустыню после смерти Лили. Он пойдет на все, чтобы Гермиона жила, потому что любит... любит так, как никогда и никого не любил, даже ту, которую потерял. Потому что способность любить у неуклюжего подростка, каким он был в старших классах, и того человека, каким он стал пройдя через ошибки и раскаяния, боль и искупление, несопоставимы. В юности невозможность быть с любимой казалась ему самой страшной пыткой, сейчас он знает – есть вещи гораздо более страшные, он испытывал многие из них неоднократно. Но мысль о потере той единственной, что смогла возродить его сердце, снова заставив его биться чаще в томительном ожидании ее появления, в надежде на один короткий взгляд, обращенный к нему, на легкую улыбку... Как мало нужно человеку, у которого нет ничего, которому нечего терять, кроме крошечной глупой надежды на невозможное.
      – Успокойся, это зелье ничего не изменит, – обреченно выдохнул зельевар.
      – Ах, Северус... Неужели ты и Гермиона...? – было заметно, что женщина просто сгорает от любопытства.
      – Не говори глупостей, Поппи, что может быть у меня с ней? Посмотри на меня, разве я похож на человека, каким она могла бы заинтересоваться? Нет, только я... всегда только я...
      Северус и сам не знал, почему говорит все это. Просто сейчас он был уязвим как никогда, было просто невыносимо держать в себе эти новые, приносящие и боль, и радость, чувства. Он никогда не смог бы сказать о них Гермионе... Зачем? Чтобы встретить в ее глазах отвращение или, в лучшем случае, жалость? Нет, ей незачем знать... А Поппи просто оказалась вблизи, и она, даже если не поймет, все равно не осудит, не одарит презрительным взглядом в момент, когда он оказался настолько слаб. И она не выдаст его тайны, хотя в Хогвартсе за ней давно закрепилась репутация первой сплетницы, он может не беспокоиться, его она не выдаст. Снейп мог бы припомнить сотни раз, когда он вваливался в больничное крыло полуживой, и Поппи молча выхаживала его, ворчала и ругалась, но ставила на ноги. Часто, находясь в бреду, он выбалтывал ей жуткие подробности встреч Пожирателей, ничего секретного (даже на пороге смерти никто не смог бы вытянуть из его запертого на семь замков сознания хоть крупицу секретной информации), но и этого было бы достаточно, чтобы вызвать против него открытое ополчение преподавательского состава или Совета попечителей. Мадам Помфри ни разу после этих бессознательных исповедей не одарила его косым взглядом, не выдала ни одной его тайны, чаще всего, никто даже не знал, что он вообще посещал больничное крыло.
      – Помоги лучше, нет времени на пустую болтовню... – сказал он, застывшей на месте, колдоведьме. Женщина перевела изумленный взгляд с Северуса на девушку, лежавшую на постели, и тут же захлопотала над своей пациенткой.
      Как только стало видно, что зелье подействовало, и белые щеки девушки начали розоветь, Снейп поспешил скрыться в своих подземельях. Он встречался с Дамблдором, присутствовал на собраниях Ордена Феникс, но не появлялся в Большом зале на завтрак или обед и больничное крыло предпочитал обходить стороной, словно избегал встреч с колдоведьмой после того, как лько поп слабости наговорил лишнего. За двое с лишним суток, что Гермиона провела в больничной палате, Снейп появился там лишь однажды, когда ему передали, что девушка пришла в сознание. Тогда между ними состоялся короткий, но тяжелый разговор.
      – Как вы себя чувствуете, мисс Грэйнджер? – сдержанно поинтересовался он, усаживаясь в кресло рядом с ее постелью. Было видно, что девушка еще очень слаба, темные круги под глазами и все еще неестественно бледная кожа свидетельствовали о недавнем истощении.
      – Со мной все в порядке. Нет, правда, я чувствую себя значительно лучше, – поспешила она добавить, заметив скептический взгляд Северуса.
      – А что с Гарри, он принял зелье? Я бы уже сама пошла к нему, но мадам Помфри пообещала привязать меня веревками к кровати, если я только попытаюсь подняться, – она даже рассмеялась, хотя было заметно, что каждое слово дается ей с трудом.
      – Не вздумайте геройствовать, мадам Помфри еле удалось привести вас в порядок, не превращайте ее труды в бесполезное занятие собственной нетерпеливостью. С вашим бесценным Поттером все в порядке, если такое слово как «порядок» вообще применимо к вашему другу. Он, как всегда, умудрился выйти сухим из воды, та часть души Лорда, что находилась в нем, уничтожена. Мне порой кажется, что хитроумный план Темного Лорда по обретению бессмертия стал дала появления Северуса, чтобы выразить свою благодарность, дать понять, как она ценит его заботу.
      – Мадам Помфри рассказала, что вы меня практически с того света вытянули. Спасибо вам, если бы не ваше зелье... – она собиралась сказать еще �орд об этом даже не догадывается.
      – Я никогда не думала об этом с такой стороны, но, наверно, вы правы.
      – Естественно, – снисходительно кивнул Снейп.
      Весть о том, что с Гарри все хорошо, очень порадовала Гермиону, но было еще кое-что, что она хотела обсудить с Северусом. Мадам Помфри рассказала ей, что именно зелье Снейпа спасло ее (хотя на попытки Гермионы узнать, что именно это было за зелье, колдоведьма только сказала, что зелье запрещенное, и за его приготовление можно попасть в Азкабан), и она с момента пробужде�лг полностью оплачен, и вы мне более ничем не обязаны, – ей удалось заставить свой голос звучать почти так же холодно и официально, как только что говорил Снейп.
      – И каким это образом, позвольте поинтересоваться? – теперь она явно его задела, э�то-то, но Снейп резко оборвал ее.
      – Не стоит, мисс Грэйнджер, это моя прямая обязанность варить зелья для больничного крыла.
      – Да, но это ведь не обычное зелье, и вы рисковали...
      – Это не имеет значения, – снова официальным тоном перебил он. – Как вы помните, я дважды обязан вам жизнью, а я не люблю оставаться в долгу.
      – Вот как... – Последние слова зельевара заставили Гермиону вспыхнуть от возмущения. «Значит все дело в долге жизни?... Ладно...». В таком случае вам, безусловно, будет приятно узнать, что ваш долг полностью оплачен, и вы мне более ничем не обязаны, – ей удалось заставить свой голос звучать почти так же холодно и официально, как только что говорил Снейп.
      – И каким это образом, позвольте поинтересоваться? – теперь она явно его задела, это было ясно по язвительным интонациям в вопросе.
      «Невыносимый человек... Ну почему он не мог просто принять благодарность за мое спасение, я же ничего такого не сказала, простое спасибо?», – подумала Гермиона. Она не знала, на кого сейчас больше злится – на себя или на Северуса. «И что теперь делать? Я же совсем не так хотела ему рассказать обо всем... Умница, Гермиона, вместо того, чтобы нормально поговорить, умудрилась с ним поругаться...». Пристальный взгляд Снейпа и вопросительно приподнятая бровь заставили ее прекратить мысленное самобичевание. Она сделала глубокий вдох и, глядя ему в глаза, стараясь передать голосом как можно больше тепла и благодарности, начала говорить.
      – Когда я ждала вас там, в охранных землях, на вторую ночь я почувствовала, что не смогу справиться сама и, поскольку все мои предки магглы, я решилась просить о поддержке ваших. Я призвала силу вашей матери, и она откликнулась из-за долга жизни. Если бы ни она, я бы не продержалась ту ночь, – к концу фразы она говорила почти шепотом. Ей отчего-то стало больно и стыдно за то, что она сейчас говорит. Не за то, что тогда она не смогла справиться сама, нет, это было совершенно естественно просить о помощи в той ситуации. Но сейчас, сидя в теплой постели, глядя в непроницаемые черные глаза Северуса, она чувствовала себя, словно вор, пробравшийся в чужое жилище среди ночи, пока хозяева спали. Уже в который раз она без разрешения вторгалась в личное пространство человека, который так ревностно оберегал тайны своего сердца, а она снова взломала замок в хранилище его тайн и сейчас признается в этом.
      Северус поднялся с кресла и молча направился к выходу, на полпути он остановился и, отрешенно глядя словно сквозь нее, переспросил:
      – Значит, вы видели ее?... – при этих словах тонкие губы чуть передернулись, но этот едва заметный жест до неузнаваемости изменил так хорошо изученное Гермионой лицо. В это мгновение она готова была поклясться, что впервые видит этого пугающе изможденного человека.
      – Да... – она опустила глаза, чтобы не видеть его реакцию на то, что должна была сказать дальше, и в комнате сразу послышались удаляющиеся шаги. – Профессор? – окликнула она уходящего мужчину. Снейп остановился, но не обернулся к ней, так что ей пришлось обращаться к его неестественно прямой напряженной спине. – Она просила передать вам кое-что. Думаю, для нее было важно, чтобы вы это услышали. Она сказала: «Передай ему, что я ни в чем его не виню».
      – Это все?
      – Да, – ответила Гермиона, и он все так же, не оборачиваясь, прошагал до конца комнаты и скрылся за дверью, оставив после себя звенящую тишину в безликих стерильных палатах больничного крыла. Не в силах выдерживать эту тяжелую тишину, девушка откинулась на подушку и мгновенно провалилась в долгий тревожный сон.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Понедельник, 17.10.2011, 06:28 | Сообщение # 21
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 20. Собрание Ордена Феникс
      В коридорах древнего замка Хогвартс было абсолютно пусто. Несмотря на то, что до отбоя оставалось еще около получаса, после ужина всех учеников попросили пройти в гостиные факультетов и не покидать их. Никто из учеников не посмел ослушаться указаний – слишком суровым был голос обычно беззаботного директора. Замок будто вымер, ни звуки шагов, ни детских голосов и веселого смеха не тревожили его напряженной тишины. Внезапно лишенный своих обычных радостей, сам замок, казалось, своими стенами прислушивается к очагам человеческого присутствия и особенно к громким голосам в одном из кабинетов. Здесь несколько минут назад началось очередное собрание Ордена Феникс.
      Гермиона тихонько приоткрыла массивную дубовую дверь и проскользнула внутрь. После двух с половиной суток, проведенных в больничном крыле в почти полной изоляции, ей не терпелось узнать обо всем, что происходит в школе и за ее пределами. Поэтому она без разрешения мадам Помфри сбежала из больничного крыла и сразу же отправилась сюда. Несмотря на то, что собрание едва началось, несколько людей уже ожесточенно спорили на повышенных тонах, так что появление девушки осталось незамеченным. Воспользовавшись этим, она тихонько прошла за спинами собравшихся к дальнему углу, где был свободный стул, она все еще была слишком слаба, чтобы простоять на ногах несколько часов. Достигнув цели, Гермиона окинула взглядом лица собравшихся в поисках друзей. Рон стоял у противоположной стены и о чем-то болтал с Дином Томасом, явно не обращая внимания на суть разыгравшегося спора. Недалеко слева от него сидел Дамблдор, он выглядел уставшим и непривычно хмурил брови. Гарри тихонько стоял в противоположном углу, словно тоже не желая привлекать к себе лишнее внимание. Рядом с ним была Джинни, она мягко обнимала его за талию, а ее рыженькая головка лежала на плече любимого. Взгляд Гермионы еще какое-то время скользил по присутствующим, выискивая среди них одинокую темную фигуру, и в какой-то момент она уже решила, что Северус не пришел на собрание, но тут ее внимание привлекло тихое женское хихиканье, так неуместно звучавшее на фоне жестких словесных баталий.
      Гермиона обернулась на источник раздражающего звука, и ее сердце провалилось в глухую пустоту. Справа от входа стоял Он, бледный, как всегда с немного неопрятными волосами, в неизменной черной мантии с бесчисленными пуговицами, она бы сразу его заметила, если бы не... В висках застучала кровь, а щеки девушки обдало жаром – под руку с Северусом, плотно прижимаясь к его локтю и жадно заглядывая в его бесстрастное лицо, стояла хихикавшая минуту назад шатенка. Гермиона видела эту женщину лишь раз до сегодняшнего дня, но сразу ее узнала – это была та самая француженка в синем бархатном платье, что не сводила глаз с Северуса на приеме у Дюваля. Девушка сама не заметила, как ее руки сжались, и острые ноготки впились в мягкую кожу ладоней. «Да как ей не стыдно, так откровенно вешаться на почти незнакомого мужчину на глазах у всех?», – мысленно возмутилась Гермиона. «А с чего ты взяла, что они почти незнакомы, ведь с их первой встречи прошло не мало времени, и все это время они могли поддерживать очень „тесные“ отношения?», – подбросил идею голос рассудка. «Но как он может?», – робко подала голос обида. «Да как все нормальные мужчины. А ты думала, он вечно будет один? Ты просто идиотка, Гермиона Грэйнджер, на что ты вообще рассчитывала? То, что ты видишь – абсолютно естественно», – справедливость доводов разума ничуть не утешала, в груди болезненно защемило, и на глаза стали наворачиваться предательские слезы, но в эту секунду она почувствовала прикосновение теплой ладони к своему плечу.
      – Привет, красавица. Выбралась, наконец, из своего заточения? А то я уже начал думать, что ты прячешься от меня.
      – Драко! – прошептала она, буквально бросившись на шею парню. Малфой довольно улыбнулся и тоже обнял девушку.
      – Ладно – ладно, я уже верю, что ты не пряталась. – Гермиона отстранилась от юноши, и они оба тихонько рассмеялись. – Ну как ты? Я слышал, ты чуть к праотцам не отправилась? Ни на минуту нельзя одну оставить, то в ловушку Пожирателей угодит, то пропадает неизвестно где, а потом возвращается еле живая. Что ты скажешь в свое оправдание? – Драко притворно-сердито прищурил глаза.
      – Ох, Драко, как хорошо, что ты здесь, – вместо ответа, произнесла Гермиона. – Когда ты вернулся?
      – Позавчера вечером. Гостил у родственничков в Бельгии, заодно разузнал кое-что для Дамблдора. Не смотри на меня так, – поймав встревоженный взгляд девушки, начал Драко. – Я не возвращался к Пожирателям, как и обещал. Слово Малфоев еще чего-то стоит. – Он вздернул подбородок, и на его лице появилось, так хорошо знакомое Гермионе, надменное выражение.
      – Я вовсе не думала, что ты можешь нарушить обещание, я просто волновалась за тебя... с тех пор, как ты уехал, о тебе не было никаких вестей. Хоть Альбус и взял тебя под защиту, ты же понимаешь, в такое время никто не в безопасности.
      – Прости, я тоже за тебя переживал. Это просто привычка защищаться от всех подряд, сама понимаешь, мне не слишком тут рады, столько всего наслушался за это время. – Драко снова мягко положил руку на плечо девушки и устало улыбнулся.
      – Я понимаю, они привыкнут со временем... если у нас вообще будет время... – она поежилась от собственных слов и поспешила сменить тему. – Драко, ты вообще знаешь, что сейчас происходит? Я не была на собраниях уже шесть дней и никак не могу вникнуть в суть происходящего. – Она вопросительно приподняла глаза на стоящего рядом парня.
      – Собственно, ты почти ничего не пропустила. Лорд со своей свитой взял школу в кольцо, так что мы уже четыре дня в осадном положении, но нападений пока не было. Сюда попасть по-прежнему можно, а вот любые перемещения отсюда прослеживаются, и безопасно покинуть школу невозможно. Все без конца спорят, что делать с учениками: оставлять в школе или эвакуировать, будто сейчас есть выбор?
      – Много их там? – Гермиона кивнула в сторону окна, давая понять, что спрашивает не об учениках.
      – Не думаю, что кто-то считал, но ты же понимаешь, если Темный Лорд хотел собрать армию, превышающую по своей мощи все ранее существовавшие, он бы не стал мелочиться. Их просто тьма.
      – Тем лучше! Если они все здесь, не будет потом необходимости их искать. – Она задорно подмигнула Драко, и тот немного расслабился под ее озорным взглядом.
      В это время голоса спорщиков в центре зала перешли на крик.
      – Да вы вообще понимаете, что если дети останутся здесь, мы все обречены? – сорвавшимся голосом прохрипел один из авроров – лысоватый мужчина лет шестидесяти с выразительными серыми глазами. Гермиона знала его довольно хорошо, это был Джозеф Стоукс, двое его внуков учились на четвертом и шестом курсах Рейвенкло.
      – У нас нет выбора, мы не можем обеспечить достаточную охрану для их перемещения и защиты. Поймите вы, наконец, нас и так несопоставимо мало, мы не можем себе позволить распылять силы на два объекта, а Тот-Кого-Нельзя-Называть может запросто отправить половину своей армии вслед за детьми, и тогда нам незачем будет вообще браться за палочки, все будет кончено раньше, чем дети доберутся до места назначения, – кричал один из относительно новых членов ОФ, его имени Гермиона не помнила.
      – Но мы не можем оставить их здесь, это место запросто могут в ближайшие дни сравнять с землей, одних великанов будет достаточно, чтобы камня на камне не осталось. Вы предлагаете похоронить детей под завалами?
      – Я ничего не предлагаю, только озвучиваю очевидное – я не вижу выбора, здесь у них есть хоть какой-то шанс выжить, если стены удержатся.
      – Простите, что вмешиваюсь, но возможно есть еще какой-то способ перемещения, который не отслеживается? – Гермионе не хотелось встревать в горячие споры, но ответ на этот вопрос мог бы прояснить многое.
      – Мисс Грэйнджер, вы вообще слушали, о чем говорилось здесь последние полтора часа? – раздался до боли знакомый голос Северуса Снейпа. – Аппарация, каминная сеть, портключи – все отслеживается, вслед каждому покинувшему Хогвартс отсылается двое из армии Лорда. Протянуть подземный тоннель под всем запретным лесом не хватит времени, остается разве что взять детей за руки и в открытую провести их мимо колонн нечисти, в надежде на то, что их не заметят или пощадят. Хватит тешить себя пустыми надеждами, в вашем возрасте пора перестать верить в сказки, где в последний момент происходит неожиданное чудо.
      Каждое его слово словно взрывалось в притихшем зале, ему по-прежнему удавалось завладеть абсолютным вниманием публики, стоило ему только начать говорить, и не важно, кто был перед ним, несмышленые первокурсники или бывалые авроры. По спине Гермионы пробежали мурашки от его колючего взгляда, а где-то внутри закипала волна ярости, ей вдруг нестерпимо захотелось уколоть его, заставить себя чувствовать так же неуютно, как сейчас чувствовала она.
      – Знаете, профессор, я не верю в чудеса, но, глядя на вас, начинаю верить в переселение душ, – безразлично бросила она.
      – Отчего же, позвольте поинтересоваться? – прошипел он так, что стало ясно – лучше бы ей просто замолчать. Но Гермиона молчать не собиралась.
      – Знаете, говорят, глаза – зеркало души, а ваш взгляд уж больно напоминает Василиска из Тайной комнаты, вот я и подумала, не перевоплотился ли он в вас после смерти. А еще вы так мастерски шипите... – задумчиво протянула она.
      Женщина, стоявшая справа от Гермионы покраснела и закашлялась, пытаясь сдержать смех, многие в зале хихикали, даже не пытаясь сдержаться. Всеобщее внимание сейчас было приковано к кипящему от ярости Мастеру зелий, но ожидаемого потока проклятий в сторону девушки не последовало. Он лишь пристально посмотрел на нее и, бросив раздраженное: «Я не намерен выслушивать ваши дерзости», вылетел из зала. Шатенка, которая недавно цеплялась за локоть Северуса, попыталась бросить в сторону наглой девушки возмущенный взгляд, но встретившись с испепеляющим взглядом самой Гермионы, видимо, передумала и поспешила к двери вслед за Снейпом.
      Дальше собрание проходило относительно спокойно, но Гермиона так и не смогла заставить себя сосредоточиться на обсуждаемых вопросах, ее щеки продолжали гореть, а в висках стучала кровь, заглушая своим шумом, доносящиеся словно издалека, голоса выступающих. Под конец собрания вернулся Снейп, уверенный и невозмутимый с привычной непроницаемой маской на лице.
      Вскоре большинство участников собрания разошлись, и в кабинете осталось только четверо, но зато горячие споры относительно главного вопроса возобновились.
      – Мы не можем оставить детей здесь, даже такая сильная защита Хогвартса как сейчас не выдержит долгой атаки многочисленной темной армии, а если защита падет, мы не сможем драться, когда любое из проклятий может случайно угодить в ребенка или обрушить стену на учеников. – Гарри за последние два года обрел большую уверенность в себе, и в его голосе сейчас звучали металлические нотки.
      – Поттер, мы уже тысячу раз обсуждали это... Мы не можем эвакуировать такое количество детей незаметно, у нас нет на это ни времени, ни какой-либо хоть отдаленно реальной возможности. Если оставлять их под защитой стен замка и сотни опытных боевых магов опасно, то перенести их в место, где такой защиты не будет – это обречь их, да и нас всех, на быстрый конец войны, как вы понимаете не с нашей победой, потому что именно на это и рассчитывает Волдеморт – повернуть против нас нашу наибольшую слабость. – Несмотря на неизменное обращение «Поттер», Снейп обращался к Гарри без прежней снисходительности и сарказма, это был просто спор двух давних оппонентов.
      – Северус прав, Гарри – дети наше самое уязвимое место сейчас. Мы не можем оставить их в замке, на который вот-вот нападет самая многочисленная темная армия за всю историю, и не можем переместить их, оставив без защиты замка, которая сейчас является лучшим, чем мы располагаем. – Дамблдор, казалось, впервые за весь день обозначил свое присутствие. Сейчас на усталом лице мага как никогда отчетливо проступали отметины его истинного возраста, под глазами залегли темные круги, а глубокие прорези морщин вокруг губ делали выражение лица более жестким.
      – Не можем оставить и не можем переместить... – бубнила себе под нос Гермиона, глядя рассеянным взглядом куда-то за окно, – Я... я сейчас... – неожиданно вскрикнула она и выбежала из зала.
      – Гермиона, стой, куда ты? – попытался остановить ее Гарри, но она даже не обернулась. -Да что это с ней сегодня?
      – Я вообще не понимаю, для чего необходимо ее присутствие, вы бы еще этого рыжего Уизли позвали, он, безусловно, продемонстрировал бы нам свой гений военной стратегии, как и эта...
      – Ну-ну, Северус, не суди о ней строго, иногда неопытность в чем-то позволяет человеку привнести свежий взгляд на ситуацию, который не доступен людям в мельчайших подробностях изучившим предмет обсуждения, – примирительно заметил директор.
      – Очень сомневаюсь...
      – Где ты была, Гермиона? – протараторил Гарри, когда запыхавшаяся и раскрасневшаяся девушка снова показалась в дверях кабинета.
      – Я была на кухне, говорила с домовыми эльфами, – ответила она, пытаясь отдышаться, словно после длительного бега.
      – О, безусловно, забота об этих несчастных угнетенных существах сейчас главное, что может нас тревожить, – наигранно мягким голосом заметил зельевар.
      – Да помолчите вы... – рявкнула Гермиона, не обращая внимания на реакцию Снейпа. – Альбус, мы перенесем его!
      – Мисс Грэйнджер, кого еще вы собрались переносить? Может, объясните, что за светлая идея посетила вас, пока вы бегали на кухню к своим любимым домашним эльфам? – Гермиона посмотрела на вопросительно изогнутую бровь профессора и тяжело вздохнула.
      – Объясню, если вы прекратите перебивать меня своими язвительными замечаниями. Мы перенесем Хогвартс вместе с детьми и всеми защитными барьерами в безопасное место, а сами останемся здесь и встретим Волдеморта.
      – Вы с ума сошли, это невозможно, – тут же последовала полная негодования реплика Снейпа.
      – Почему же, Северус, давайте послушаем, что предлагает Гермиона. У тебя ведь уже есть план? – на лице Дамблдора впервые за день расплылась довольная улыбка.
      – В общих чертах... Альбус, мы можем провести «Перфекциум», вы же понимаете, у нас может получиться, эльфы дали свое согласие, они будут связующими. Мы перенесем Хогвартс, куда – можем продумать вместе, а здесь возведем только антиаппарационный щит и оптическую иллюзию, в конце концов, стены нам не нужны, они будут только помехой, а иллюзия продержится достаточно долго, чтобы вовлечь в битву остальные силы так, что они уже не смогут просто отступить. А дальше... дальше будем молиться и стараться не погибнуть раньше, чем этот мерзкий ящер наконец исчезнет с лица земли. – Гарри не сдержал короткий смешок, когда услышал, как его подруга назвала Волдеморта.
      – Отлично, девочка, отлично! Ты ведь сможешь провести ритуал?
      – Но, Альбус, я думала, что вы...
      – Нет, девочка моя, ты же знаешь условия, будет лучше, если именно ты будешь «лучом».
      – Вы действительно способны это сделать, мисс Грэйнджер? – выходя из задумчивости, переспросил Снейп. От язвительного тона не осталось и следа, сейчас он был спокоен и сосредоточен.
      – Да, профессор, думаю, да.
      – Тогда предлагаю переносить его на Соколиный остров, он много лет пустует и там подходящая почва, чтобы переместить замок с подземельями.
      – Простите, я один здесь ничего не понимаю? Что вы собираетесь делать? Каким образом можно перенести куда-то громадный замок, да еще и с кучей людей? – Гарри с любопытством вглядывался своими огромными зелеными глазами в лицо подруги, которая явно недоговаривала о многом, когда рассказывала ему, чем занималась последние два года...
      – Гарри, ты же знаешь, что эльфы могут аппарировать внутри Хогвартса и переносить с собой людей и предметы, – начала пояснять Гермиона таким же учительским тоном, каким когда-то объясняла ему с Роном домашние задания. – Так вот, мы воспользуемся эльфийской магией, действующей по такому же принципу, только гораздо более мощной, и перенесем Хогвартс на Соколиный остров. Волдеморт не сможет отследить это перемещение, потому что эльфов они не отслеживают, и нам даже не нужно будет снимать антиаппарационный барьер.
      – Ничего себе! – пораженно выдохнул Гарри. Снейп смерил его снисходительным взглядом и выразительно фыркнул.
      – Если мы все решили, думаю, нам всем не помешает отдохнуть. Завтра с утра оповестим остальных и начнем подготовку, действовать придется быстро, желательно, чтобы к вечеру мы уже все закончили. А сейчас всем спокойной ночи. – Гарри и Гермиона пожелали директору спокойной ночи в ответ, Снейп вышел из кабинета, ни с кем не попрощавшись.
      После двух суток проведенных в одиночестве в ледяной пустыне и еще двух в пустом больничном крыле, Гермионе ужасно не хотелось возвращаться в оглушающую пустоту своей комнаты. Она любила уединение, но за последнее время в ее жизни было так много уединенности, что это стало походить на настоящее тоскливое одиночество. Она шла пустыми коридорами Хогвартса, и стены родной школы, пропитанные многочисленными счастливыми воспоминаниями ее детства, впервые не грели ее сердце, а казались обычными безучастно-холодными камнями. Сейчас, как никогда ей хотелось просто видеть чьи-то глаза, болтать ни о чем, шутить над ничего не значащими мелочами, все что угодно, лишь бы избавиться от тягостной пустоты в сердце, не вспоминать ни о том, что было, ни о том, что будет... Как-то само собой получилось, что она оказалась возле комнаты Драко. Улыбнувшись тому, как быстро он стал для нее близким другом, она постучала. Драко появился в дверях спустя две минуты.
      – Не спится? – поинтересовался он, шире открывая дверь и пропуская девушку внутрь. Сам он выглядел немного сонным, чуть покрасневшие глаза и растрепанные светлые волосы давали понять, что он уже дремал, когда появилась Гермиона.
      – Извини, я тебя разбудила? – Она остановилась на пороге, раздумывая, не пойти ли к себе в комнату, оставив Драко отдыхать.
      – Ничего страшного, хорошо, что пришла. Чай будешь? – предложил он и, получив в ответ согласный кивок, принялся за приготовление чая.
      Теплая фарфоровая чашка приятно согревала руки, а аромат жасмина успокаивал и дарил умиротворенность, сидя в удобном кресле и наслаждаясь ощущением уюта, Гермиона немного расслабилась. Как мало нужно, чтобы почувствовать себя...
      – И давно это у тебя? – голос Малфоя вывел ее из задумчивости.
      – Что? – рассеянно переспросила она и поймала направленный на нее внимательный изучающий взгляд серебристых глаз.
      – Да ладно, ты ведь любишь его, правда?
      – Правда, – ответила она, почему-то опуская глаза. – А это так очевидно?
      – Не знаю... Я только сегодня заметил. Никогда бы не подумал, что ты можешь быть такой. – Он говорил тихо, словно обращаясь к самому себе.
      – Какой? – Гермиона и сама начала понимать, что ее сегодняшнее поведение на собрании было не совсем адекватным, и ей только оставалось надеяться, что остальные не обратили на это внимания.
      – Ты еще спрашиваешь? – усмехнулся юноша. – Да ты сегодня была просто Отелло в юбке. Думал, ты испепелишь взглядом ту несчастную, что стояла с крестным.
      – Она вовсе не выглядела несчастной. – Обиженно надула губки Гермиона, вспоминая довольное лицо шатенки, когда та прижималась к руке Северуса.
      – Точно Отелло. – Снова улыбнулся Драко. – Странно... Я всегда думал, что ты будешь с Поттером. То есть вы ведь все время вместе были, ну и еще этот Уизли, но Уизли тебе точно не подходит, он чурбан неотесанный. Ой, не надо на меня так смотреть... – запротестовал он, заметив, как нахмурились ее брови при последних словах. – Я знаю, что он твой друг и все такое, но ты же не будешь отрицать, что он не понимает ни слова из того, о чем ты можешь говорить, и считает, что так и должно быть.
      – Нет, это отрицать не могу, – вздохнув, подтвердила девушка.
      – Вот я и говорю – Уизли не вариант, даже когда ты с ним встречаться пыталась, было видно, что вы не пара, а когда ты уехала, он половину девчонок Гриффиндора перебрал, пока не вернулся к той же Браун. Другое дело Поттер со своим щенячьим преданным взглядом изумрудных глаз и короной в виде шрама – настоящий печальный принц из девичьих грез, бесстрашный герой с душещипательной историей, от которой растает даже сердце Снежной королевы, в общем – идеальный объект для романтических воздыханий. И при этом не дурак, и не таскается за каждой юбкой, а ближе тебя рядом с ним никого не было, вот я и думал, что ты будешь с ним. «Золотой мальчик и Гриффиндорская умница» – блистательная пара получилась бы. А больше и не было достойных вариантов.
      – А ты, значит, не достойный вариант, или это я не достойна была внимания наследника Малфоевского рода? – посмеиваясь, спросила Гермиона, ее развеселило видение со стороны ее отношений с друзьями.
      – Глупая, ты бы ни за что на меня внимания не обратила, я же слизеринская сволочь, враг номер один для вашей троицы, ну, может, номер два после Волдеморта, но уж точно не претендент на нежные чувства. Это я мог весь шестой курс по тебе сохнуть, но мне позволено, я из Слизерина, нам можно все, если очень хочется. А у вас, гриффиндорцев, если враг, то до конца дней своих, а слизеринцы враги apriori, а я еще и сам успел заслужить многое...
      – Драко, я... я так совсем не считаю, и тогда не считала, – мягко прошептала она, заметив, что голос Драко чуть дрогнул.
      – Знаю... – Он тяжело вздохнул и отвел взгляд от широко распахнутых карих глаз Гермионы. – Я понял это тогда в подземельях, ты так тепло на меня посмотрела и улыбнулась, а мне стало так больно... Я тогда уже принял метку и начал понимать, во что для меня это выльется, даже смирился, приспособился, а тут ты со своей улыбкой – добрая, чистая, такая, каким я уже никогда не буду, да и не был никогда, если честно. Поэтому я и не думал, что ты обратишь внимание на Пожирателя, а ты вот выбрала крестного... У него конечно есть чему поучиться, хотя не многие это признают, но... он ведь ужасно сложный и замкнутый – не подберешься, и еще злиться все время, как сто чертей, в общем не мудрено, что его никто особо не любит и боятся, как огня. Не зря кстати – все же темный маг, Пожиратель смерти, хоть и бывший, да и вообще он страшный – всегда в черном, носится везде в своей разлетающейся мантии, подкрадывается неслышно, а от его взглядов даже у меня мурашки по телу проходят, а ведь я его знаю с рождения, мог бы привыкнуть уже... А ты из всех выбрала его... и теперь я думаю, что совсем тебя не знаю... никто не знает. Ведь нашла же ты в нем что-то...
      – Наверно, ты прав. Я не слишком рассчитываю на понимание, особенно сейчас, когда столько всего произошло в моей жизни... хотя меня и в школе никто по-настоящему не понимал, Рон и Гарри просто мирились с моими странностями. А Северус... мы с ним очень похожи, с ним я могла бы быть такой, какая есть, не играя никаких ролей, и я знаю, он смог бы понять меня, так же как я понимаю его... Ты ведь видишь тестралов? – неожиданно спросила девушка.
      – Да, – с горечью ответил Драко.
      – Северус чем-то похож на них. Люди их сторонятся, боятся, считают темными существами – предвестниками смерти, но на самом деле они всего лишь боятся неизвестного, облекая в образ этих, непохожих на их привычный мир, существ свои собственные страхи. Я часто ходила в Запретный лес перед седьмым курсом, когда не могла говорить, мне было тяжело тогда, и я приходила посмотреть на них. В них есть что-то необъяснимо притягательное, что оставляет неизгладимый след в самой глубине души. Они бесшумно подходят и просто смотрят своими холодными глазами... безмолвные свидетели человеческого горя, рядом с ними как будто падает груз с сердца потому, что они понимают боль, но не испытывают ни жалости, от которой становиться только хуже, ни бесполезного сочувствия, только понимание, ведь они сами одинаково бесстрастно принимают и жизнь, и смерть. В Северусе тоже есть эта завораживающая глубина человека, который знает смерть в лицо, которому одинаково знакомы законы тьмы и света. В нем словно дремлет огромная сила – сила человека, которого не пугает даже самое дно темноты, потому что он уже был на этом дне и сумел выбраться, ему больше нечего бояться, и это пугает остальных людей даже больше, чем сама тьма. Его многие ненавидят, но не за то, что он совершил в прошлом, а за то, что он не скрывает своего прошлого и не пытается оправдываться или отрицать свои ошибки. Ведь почти никто не ненавидит твоего отца, а он далеко не ангел, но ему всегда удавалось держать фасад благопристойности, и люди, общаясь с ним, тоже чувствуют себя вправе считать себя благопристойными, сколько бы скелетов ни держали в своих шкафах. А рядом с Северусом все скелеты оказываются на виду, и это никому не нравится. Он не ищет одобрения, не кичится своими подвигами и достижениями, не стремится вызвать к себе симпатию, потому что чувствует, насколько это бессмысленно – пытаться понравиться тому, кто никогда не примет тебя полностью. Лишь немногие способны принять его таким, какой он есть, но его преданность этим немногим безгранична. Его сердце, как пустыня, которую не достигают грозовые облака, но стоит хоть небольшому количеству влаги пролиться на ее поверхность, она впитает все до последней капли и в ответ на долгожданную влагу мгновенно преображается в цветущий оазис, жажда пустыни неутолима, как неутолимо сердце человека, изголодавшегося по человеческому теплу... Если бы он только позволил быть рядом с ним... Но после всего, что случилось за последнее время, мне не на что надеяться, он никогда не простит, не станет слушать оправдания, слишком гордый...
      – Ты так говоришь, что мне становится страшно... – почти шепотом отозвался Драко, словно боясь нарушить хрупкое ощущение доверия, которое соткала своим рассказом Гермиона. Никогда раньше никто не открывался перед ним настолько глубоко, что можно было разглядеть, что хранится на самом дне его сердца. – Мне кажется, невозможно так чувствовать другого человека, невозможно столько всего вместить в себя одновременно. А еще мне безумно хочется, чтобы когда-нибудь меня тоже так любили, хотя я сделал все, чтобы этого не произошло. Он будет просто сумасшедшим, если откажется от тебя.
      – Это не важно... уже не важно, главное, он теперь свободен и может снова принадлежать самому себе. Я никогда не пожалею о том, что сделала, как бы все ни сложилось...
      Драко прекрасно понимал, что эти слова она произносит самой себе, поэтому не стал спрашивать ни что такого могло произойти между ними, что сделало бы ее чувства неважными, ни о чем она может жалеть. Он и так услышал слишком много, если Гермиона захочет, то сама расскажет и об остальном...
      По пути в свою комнату Гермиона не переставала думать о том, как отвратительно повела себя сегодня с Северусом. Как она могла пытаться унизить его на глазах у стольких людей, на глазах у женщины, с которой у него, возможно, завязались отношения? Разве не заслуживает он хоть немного счастья? Разве не она так много раз просила небеса, чтобы они послали ему это счастье? Эгоистка... самая настоящая эгоистка, возомнила себе, что он сможет быть счастливым непременно с ней, а сама... Разве банальная ревность оправдывает то, как она себя повела, те злые слова, что она наговорила... Нет... безусловно нет. Он будет прав, если не захочет с ней говорить, как только в этом отпадет необходимость, связанная с войной... уже совсем скоро.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Понедельник, 24.10.2011, 12:07 | Сообщение # 22
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 21.
      Это был самый тяжелый день в жизни Гермионы Грэйнджер. Еще никогда она не ввязывалась в такую авантюру, в результате которой могли пострадать люди. Еще никогда она по-настоящему не брала на себя ответственность за чужие жизни. Никогда раньше не ощущала на себе столько подозрительных взглядов, в этот день даже обычно доброжелательно настроенные по отношению к ней люди посматривали искоса и перешептывались у нее за спиной. Трудно было бы описать, какие чувства она испытывала в эти мгновения...
      Поначалу ей было неловко, когда Альбус с самого утра, ничего предварительно не оговаривая, собрал всех в уже привычном кабинете и предложил Гермионе рассказать собравшимся, что она собирается сделать и что потребуется от каждого из присутствующих. Он именно так и сказал: «Расскажи поподробнее, что ты собираешься сделать и чем мы все можем тебе помочь». Словно речь шла не о переносе Хогвартса, а о какой-то незначительной затее, проводимой исключительно по ее инициативе.
      Она даже немного расстроилась из-за того, что ей пришлось перессориться с половиной присутствовавших, прежде чем все согласились с ее планом. Но к середине дня даже обвинения в работе на темную сторону и подозрения о ее психическом нездоровье, сыпавшиеся градом со всех сторон, перестали ее огорчать.
      Было ужасно тяжело обращаться к кому-то за помощью, особенно к тем, кто был явно против ее безумной затеи, ведь несмотря на уважительную интонацию и просительную форму обращения, в ответ она получала гневные раздраженные взгляды. Она старательно давала подробные разъяснения по поводу необходимости снятия некоторых защитных барьеров, не обращая внимания на гневные тирады авроров, так и не воспринявших идею перемещения замка. Но от осознания того, что они просто не могут отказаться выполнять ее просьбы, насколько бы не были уверены в провале этой затеи, становилось еще тяжелее. Самый тяжелый момент был, когда основание древнего замка буквально вырезали из земли, даже при том что стены Хогвартса пока не сдвигали ни на миллиметр, вид расходящейся поверхности земли примыкающей к основанию стен чуть было не вызвал панику даже у не слишком впечатлительных опытных магов.
      Обстановку разрядил разговор с профессором Флитвиком. Он был чуть ли не единственным кроме Альбуса человеком, который воспринял предложение Гермионы сразу и с огромным энтузиазмом. Почему он так легко согласился, Гермиона поняла, только когда настал черед наложить на замок визуальную иллюзию, чтобы, когда тот исчезнет, внешне ничего не изменилось. Пока она рассказывала, что иллюзия должна в точности повторять очертания замка, при этом быть динамичной, чтобы со стороны по прежнему выглядело, что в замке открываются двери и окна, зажигается и гаснет свет, что в освещенных комнатах движутся силуэты людей, на лице профессора играла снисходительная улыбка. Когда же Гермиона поинтересовалась, сможет ли он наложить такую иллюзию, которая продержится хотя бы несколько часов после начала битвы и будет реагировать на внешние удары имитацией разрушений, соответствующих силе ударов, в глазах преподавателя чар появился маниакальный блеск, и он даже потер ладони в нетерпении, бормоча себе под нос что-то недоброжелательное о нелепых украшениях замка на рождество, занудство директора и нехватке сфер применения для настоящей сильной магии. Следующие три часа он не выпускал палочку из рук ни на секунду, непрерывно накладывая все новые и новые чары на старый замок, и хотя никто кроме него пока не мог оценить результат кропотливой работы, лицо профессора сияло таким счастьем и гордостью, как лицо первокурсника, получившего в подарок самую современную «Молнию».
      Все подготовительные мероприятия удалось закончить как раз ко времени обеда, и уставшие, но еще более напряженные маги направились в Большой зал. Обед проходил в атмосфере тягостного молчания, многим в это время приходили мысли о том, что возможно они видят эти стены в последний раз, что не прибавляло аппетита. Даже за факультетскими столами не наблюдалось привычной возни и оживленности, ученики только молча переглядывались между собой, изредка бросая тревожные взгляды на напряженные лица преподавателей. Было ощущение, что вот-вот должно произойти нечто, поэтому, когда директор поднялся из-за стола и подошел к трибуне, в зале воцарилась абсолютная тишина.
      – Я должен сделать небольшое объявление. С сегодняшнего вечера всем студентам запрещается покидать стены замка. Тех, кто особенно любит прогулки на свежем воздухе, – директор насмешливым взглядом обвел нескольких лукаво улыбающихся ребят за столом Гриффиндора, отчего их лица немного помрачнели. – должен предупредить, что на все, подчеркиваю, на все выходы из замка будут наложены специальные заклинания, не позволяющие покинуть замок никому до моего разрешения или разрешения одного из деканов. – Из-за столов послышались недовольные стоны. – Еще одна новость, которая, думаю, придется вам по душе, – снова заговорил Дамблдор, и возмущенные голоса учеников притихли. – все учебные занятия на следующие две недели будут отменены. Надеюсь, вы найдете достойное применение для освободившегося времени.
      После объявления об отмене занятий зал взорвался аплодисментами, и Гермиона впервые за день искренне улыбнулась, подумав, как мало нужно юным волшебникам, чтобы угнетающе тревожная атмосфера сменилась радостными улыбками. Неужели и она была такой всего пару лет назад? Нет, наверное, нет, новость об отмене занятий никогда не показалась бы ей радостной. При этой мысли она снова улыбнулась, не так уж сильно она изменилась с тех пор, как получила письмо с приглашением в Хогвартс.
      Хогвартс... Поднимаясь по движущимся лестницам в кабинет директора, Гермиона не могла не думать о том, каким станет это место без замка Хогвартса, без его стройных башен, врезающихся в небо, без огоньков горящих окон по вечерам... Когда лестница, по которой шла Гермиона, вдруг увела ее в противоположную нужной сторону, удлиняя путь до коридора с каменной горгульей почти вдвое, она ничуть не расстроилась. Кто знает, будет ли у нее когда-нибудь еще такая возможность, побродить по этим коридорам в сопровождении перешептывания портретов, прислушиваясь к эху собственных шагов, вдыхая особый въевшийся в сознание за долгие шесть лет ее учебы в школе запах древности и ощущая надежную защиту этих стен. Было очень странно представлять себе, что через несколько часов всего этого здесь не будет, но мысль о том, что этих стен не коснутся разрушительные проклятия, что оплот древней магии и знаний не превратится в руины, какой бы страшной не стала предстоящая битва, успокаивала и приносила умиротворенность. Это важно – знать, что в мире есть нечто постоянное, то что было до тебя и останется после. Когда-то, наверное, в тот самый день, когда Гермиона с другими первоклашками впервые вошла в холл Хогвартса, он стал для нее одним из таких незыблемых столпов известного ей мира. Что бы не произошло в ближайшие дни, по крайней мере ей не придется наблюдать, как незыблемая опора ее мира рухнет.
      Снейп и Гарри уже были в кабинете директора, когда вошла Гермиона. Поскольку подготовительные работы уже завершились, дальше требовалось участие только четверых магов и максимально возможного количества эльфов. Выбор участников был довольно прост и не вызывал ничьих возражений. Все четверо (она, Альбус, Гарри и Северус) владеют основами ментальной магии и достаточно опытны, чтобы пропускать через себя магию такой силы, которая потребуется для перемещения замка. Владение ментальной магией необходимо для того, чтобы, находясь на большом расстоянии друг от друга (с разных сторон огромного замка по четырем сторонам света соответственно), они могли при помощи мысленной связи одновременно начать перемещение, в противном случае Хогвартс будет перенесен по частям со всеми вытекающими последствиями. В сущности, как и все наиболее сильные светломагические ритуалы, «Перфекциум» был предельно прост, главное в нем было согласие эльфов и соответствие определенным требованиям проводящего его мага, так что с ролями и обязанностями остальных разобрались довольно быстро. Но, когда Гермиона решила, что самое сложное уже позади, и остается только провести само перемещение и наконец расслабиться, своими сомнениями решил поделиться до сих пор молчавший Гарри.
      – Профессор Дамблдор, я не понимаю, почему вы сами не можете это сделать? Не обижайся, Гермиона, но ты ведь никогда не делала ничего подобного, и если что-то пойдет не так... В общем я считаю, что это должен сделать директор.
      – Гарри, мой мальчик, мы все будем участвовать в процессе в равной степени, Гермионе нужно будет только инициировать начало этого процесса. Тебе не о чем переживать, она прекрасно с этим справится, – попытался успокоить его директор.
      – Но не лучше, чем вы. У вас гораздо больше опыта и силы, а нам все-таки нужно переместить громадный замок со всеми детьми, мы не можем рисковать.
      – Вот именно, Гарри, мы не можем рисковать. Существуют обязательные условия, которые нужно соблюдать при таких ритуалах, и главное условие в том, что проводящий их маг не должен иметь опыта применения темной магии. Я уже очень много лет не использую темную магию, но боюсь, что след, оставленный увлечением темной магией еще в юности, не позволяет мне с полной уверенностью сказать, что я подхожу для наших нужд. И в случае, если я возьмусь проводить такой ритуал, существует риск, что ничего не удастся, эльфийская магия просто отторгнет наше вмешательство, а мы все можем лишиться магии на долгое время. Эльфы не случайно согласились помочь именно Гермионе.
      – Но я уверен, если вы их попросите, они так же охотно согласятся, – продолжал настаивать Гарри.
      – Что ж, это легко проверить. Добби! – обратился Дамблдор в пустоту.
      Маленькое пучеглазое существо с огромными ушами в нелепом подобии мантии и ярких разноцветных носках мгновенно появилось посреди комнаты и расплылось в довольной улыбке.
      – Директор звал Добби? Что Добби должен сделать? Добби рад служить директору! – быстро залепетал эльф высоким голоском.
      Дамблдор только жестом показал Гарри, что он сам может поинтересоваться у эльфа обо всем.
      – Добби, ты знаешь, что мы собираемся сделать? – неуверенно начал Гарри.
      – Да, Гарри Поттер, сэр, Добби знает. Мисс сказала, что собирается перенести школу. Добби очень рад, сэр. Детям нельзя оставаться здесь, в лесу много плохих колдунов, очень плохих... и еще эти страшные холодные существа. – При этих словах эльф затрясся и прищурил огромные круглые глаза так, что они превратились в узкие щелочки. – Но Добби не боится, нет, Добби храбрый, он будет помогать Гарри Поттеру. Гарри Поттер освободил бедного Добби, да, – пропищал эльф в подтверждение сильно закивал головой.
      – Добби, скажи, другие эльфы не будут против, если школу перенесет директор? – воспользовавшись паузой в беспрестанном лепетании Добби, наконец, задал вопрос Гарри.
      – О, эльфы очень любят директора Дамблдора. Директор очень добр к эльфам. Он дал Добби и Винки работу. Добби очень благодарен директору Дамблдору. – снова залепетал эльф, но потом вдруг поник, опустил глаза и прижал маленькими ладошками свои длинные уши к щекам. – Только магия не придет к директору, магия придет к мисс.
      Растерянный эльф переминался с ноги на ногу, словно разрываясь между желанием наказать себя за невыполнение приказа или просьбы и неоднократными запретами Гарри, не позволяющими эльфу это сделать в его присутствии. Сам Гарри выглядел не намного уверенней, невозможно было не согласиться теперь с тем, на чем остальные настаивали с самого начала, но и извиняться вроде было не за что, он ведь только высказал справедливое предположение... К счастью, директор избавил его от необходимости что-то говорить, и сам предложил пройти во двор, если ни у кого нет возражений. Возражений, естественно, не последовало.
      Все необходимое из замка было перенесено в подземные ходы, которые останутся на своем месте после перенесения Хогвартса. Те, кому предстояло остаться для предстоящей битвы, уже ждали у входа в замок. Эльфы уже тоже были снаружи, расположившись равномерной цепочкой по периметру замка. Хотя вопрос о перенесении Хогвартса бурно обсуждался всеми с самого утра, сам ритуал прошел на удивление тихо и неприметно. Альбус, Северус, Гермиона и Гарри заняли свои места, потом одновременно прочитали короткое заклинание на древнеэльфийском, после чего Гермиона прочитала еще пару слов самостоятельно. Тонкий золотистый лучик прошел через ее тело и потянулся вокруг замка, проходя по цепочке через эльфов и магов, а когда световая ниточка снова вернулась к Гермионе, то на мгновение вспыхнула чуть ярче и исчезла. Наблюдавшим со стороны магам показалось, что ничего вообще не произошло, Хогвартс стоял на том же месте, даже не шелохнувшись, и только маленький профессор Флитвик довольно улыбался, искоса поглядывая на недоумение, отобразившееся на лицах коллег.
      Альбус первым подошел к стене замка, секунду разглядывал ее, а потом сделал шаг и прошел сквозь нее. Вскоре и остальные последовали за ним. С внутренней стороны теперь уже иллюзорных стен место, где должен был быть замок, выглядело как обычная поляна с пожелтевшей травой, только зияющие чернотой входы в подземные туннели служили напоминанием об исчезнувшем Хогвартсе. Когда все оставшиеся оказались внутри границ бывшего замка, на обширной территории поляны был развернут палаточный городок. Директор вместе с эльфами наколдовал защитный купол над их импровизированным военным лагерем, который должен был защищать их вместо стен и защитных барьеров Хогвартса. За счет эльфийской магии купол так же мог удерживать на расстоянии неживых существ (которых в Запретном лесу собралось чуть ли не больше, чем живых). Возможность избежать участия в битве этих созданий вдвое облегчало задачу светлых сил в предстоящей борьбе, но ради этого пришлось отказаться от участия в битве эльфов, силами которых будет поддерживаться купол.
      Над запретным лесом медленно опускалось солнце, уставшие от постоянной напряженности последних дней, маги разбредались по палаткам. Приближаясь к своему завершению, самый тяжелый день Гермионы Грэйнджер уже не казался таким уж тяжелым. В конце концов, приложенные усилия привели к нужному результату, и то, с чего все начиналось (те же ссоры и недоверие, опасения и обиды) перестало иметь значение. Только сейчас Гермиона в полной мере смогла осознать то гнетущее чувство, что поселилось в ее душе с самого утра. Это было странное, незнакомое доселе чувство, в нем было немного страха, что задуманное может не получиться, немного неловкости, оттого что к ней было приковано всеобщее внимание, немного обиды, что многие вместо помощи лишь усложняют и без того непростую задачу, но больше всего в этом чувстве было стыда.
      Сегодня ей впервые в жизни было невыносимо стыдно за свое собственное поведение и мысли в аналогичных ситуациях. Ведь она множество раз видела, как Альбус был вынужден принимать рискованные, непонятные остальным решения, заставляя других исполнять свои планы в независимости от их желаний, и за это она сама мысленно не раз называла его интриганом и кукловодом. Так легко возмущаться недемократичностью принятия решений и неэтичными методами воздействия на исполнителей, когда на тебе лично не лежит ответственность за результат. Раньше Гермиона иногда мечтала о карьере дипломата, ей всегда казалось, что у нее явные задатки лидера, а если добавить к ним знание нескольких языков и магического законодательства... Но теперь ее школьная мечта стать колдомедиком казалась куда более привлекательной, чем руководящие посты отдела международного сотрудничества в Министерстве Магии. Что угодно, лишь бы никогда больше не видеть недоверчивых обвиняющих лиц, не слышать перешептывания за спиной, не ощущать давящий груз ответственности и вины... Лучше уединенная исследовательская работа или скромненькая частная практика, но быть руководителем она точно не сможет. Даже смешно, насколько неготовой она оказалась к такой ситуации, а ведь с ней был Альбус, молчаливое согласие которого снимало с нее половину претензий, а еще Северус сегодня во всем ее поддерживал и намеренно перенаправлял на себя потоки недовольства и ругательств. Со стороны это не было заметно, но ведь она, как и всегда, внимательно наблюдала за ним и не могла не видеть. Северус никому никогда не позволял понять истинную долю своего участия во всем происходящем, потому никогда не получал ни признания ни благодарности. А она за весь день так и не нашла времени (или решимости), чтобы извиниться за свои вчерашние слова и поблагодарить за поддержку.
      Отбросив тяжелые мысли и поругав себя за внезапный приступ самосожалений, Гермиона отправилась искать Северуса, чтобы, наконец, сказать ему все, что должна. Снейп нашелся довольно быстро, но не один, а в компании все той же противной шатенки (чем эта шатенка так противна Гермионе, она не смогла бы ответить даже самой себе). Сделав несколько глубоких вдохов и рассудив, что внезапно накатившее волнение и слабость в ногах не повод откладывать разговор, она подошла к нему и заговорила.
      – Профессор Снейп, я могу с вами поговорить? – максимально вежливым и спокойным тоном обратилась она.
      Снейп окинул ее изучающим взглядом, чуть прищурился, словно что-то решая про себя, и таким же ровным тоном ответил:
      – Вы не могли бы подождать меня здесь, мисс Грэйнджер? Я подойду к вам через несколько минут.
      И получив в ответ робкий кивок, он вместе с шатенкой зашагал вдоль ряда палаток. Гермиона прикусила губу от обиды, а внутри на месте сердца ощутила растущий холодный айсберг.
      – Да что она себе позволяет, эта наглая девчонка? Возомнила себя неизвестно кем... – послышался издалека возмущенный голос шатенки.
      – Еще одно неуважительное слово в адрес мисс Грэйнджер, и я наложу на вас «Силенцио», – прозвучал в ответ знакомый бархатный голос зельевара, отчего айсберг в груди Гермионы мгновенно преобразился в безвольную растаявшую лужицу. Увлеченная этими метаморфозами, она и не заметила, как Снейп снова оказался рядом.
      – Я вас слушаю, мисс Грэйнджер.
      Он стоял так близко, всего в шаге от нее, и от звука его голоса по телу пробежала волна дрожи, а щеки залились неуместным в этой ситуации смущенным румянцем.
      – Профессор, я только хотела извиниться за свое вчерашнее поведение. Я не должна была обращаться к вам в таком тоне и говорить все эти слова... Я вовсе так не думаю, я просто была не в себе, сама не знаю, что на меня нашло. Просто напряжение последних дней и... Я понимаю, что это не оправдание, сейчас все нервничают, я в любом случае не должна была срываться на вас. В общем, мне очень жаль, и я прошу прощения за свои слова.
      – Вот как? – медленно протянул профессор, глядя на виновато опущенную кудрявую головку девушки и поникшие хрупкие плечи. – Не стоило беспокоиться, мисс Грэйнджер. Вы правы, в последние дни все чрезмерно напряжены, а вы только оправились от сильнейшего истощения, мне следовало учесть это, прежде чем вступать с вами в спор. Так что не переживайте, я понимаю, что отчасти сам вас спровоцировал, и я давно не принимаю звучащие в мой адрес оскорбления на личный счет.
      Конечно, это было правдой лишь отчасти, он не переживал из-за случайно услышанных оскорблений студентов и давно привык к презрительным репликам сотрудников аврората, но ее слова и злой взгляд ранили его даже сильнее, чем он мог ожидать. И если другим он мог ответить еще более резкими и жалящими словами, то обидеть Гермиону, после того как понял, как много значит для него эта девочка, он просто не мог, потому сбежал вчера, ничего ей не ответив. Она делала его абсолютно беззащитным, из ее рук он безропотно принял бы даже смертельный яд. А то, что она переживала, попросила прощения, заставляло его сердце предательски сладко ныть от неуместной радости и благодарности даже за такую малую заботу о его чувствах.
      – Отправляйтесь в свою палатку и постарайтесь отдохнуть как следует, мисс Грэйнджер, сегодня для всех был тяжелый день, – устало добавил он и, развернувшись, снова направился в сторону рядя палаток.
      Как только он отошел на несколько шагов, Гермиону накрыло щемящее чувство потери, в это мгновение ей показалось, что если он вот так уйдет, она больше никогда его не увидит. Это было совершенно иррациональное чувство, но ей захотелось позвать его, заставить обернуться, и мысленно она уже представила, как зовет его: «Северус?».
      «Северус?», – послышался знакомый голос у него внутри, и, прежде чем отдернуть себя за то, что в очередной раз слишком замечтался, он обернулся в ту сторону, где минуту назад стояла Гермиона.
      Когда Северус внезапно обернулся, она не могла поверить своему необъяснимому счастью и даже не заметила, как открыто улыбается мужчине. Ничего удивительного, она никогда не была достаточно хорошей актрисой, чтобы уметь сохранять невозмутимое выражение лица, когда эмоции перехлестывают через край, а рядом с ним всегда случается именно так.
      – Спасибо... – наконец у нее находится нужное слово. – За все. Если бы не вы, я не знаю, как пережила бы этот день.
      Это звучит как простая благодарность за поддержку, но для нее такие слова – способ выразить свои чувства, сказать, что он ее опора, ее сила, одно его присутствие дарит ощущение покоя и защищенности... Похоже, она нашла нужные слова, потому что Северус улыбается ей в ответ. Такое редкое счастье – видеть его улыбку. В груди все сжимается, а в голове остается лишь одна глупая мысль: «Только бы не расплакаться прямо здесь».
      Когда он инстинктивно обернулся и увидел ее сияющую счастливую улыбку, то несколько мгновений не мог поверить, что это не обман зрения, не очередная привидившаяся иллюзия. Но потом она заговорила, не важно о чем... кажется благодарила за что-то... Все, о чем Северус мог сейчас думать – это о ее улыбке, открытой, искренней и обращенной именно к нему. И он не мог винить свои губы, которые против его воли потянулись в ответной улыбке. Ему хотелось обхватить ее, прижаться к улыбающимся губам и никогда не отпускать, но все что он мог сделать – это сказать: «Всегда пожалуйста, мисс Грэйнджер» и отправиться во временную лабораторию до утра варить свои зелья...
      Через десять минут он отыскал палатку, отведенную под лабораторию и остановился у входа, заметив светловолосого юношу, сидящего на земле возле этой же палатки.
      – Драко? Что ты здесь делаешь? – спросил Снейп. А про себя саркастично отметил, что судьба не позволяет ему надолго забыться, стоило ему несколько мгновений порадоваться общению с Гермионой, и сразу же объявилась ее тайная любовь и его крестник в одном лице. Надо же, такая ирония – из всех мужчин она выбрала именно Драко, единственного мальчишку, чья судьба ему не безразлична. Окажись на его месте Уизли или даже Поттер, да кто угодно, хоть сам Мерлин, после одной ее улыбки, такой какую он видел сегодня, он бы не раздумывая отправился в лабораторию и сделал то, что умеет лучше всего в жизни.
      Многие считают, что он один из лучших зельеваров Британии, но почти никто не понимает, что это значит на самом деле, разве только Дамблдор догадывается о его истинных способностях. Обычные зелья Снейп мог бы сравнить с каменным топором, грубо деформирующим объект воздействия, потому их применение так легко выявить, в то время как составы, которые способен создавать он, действуют подобно волшебной палочке, незаметно преображая не только свойства, но и саму суть объекта. Тонкая, на первый взгляд незначительная коррекция самочувствия человека, его ощущений, эмоций, мыслей – этим порой можно добиться гораздо большего, чем применением «Империо». Северус редко использовал свои знания, для себя самого ему приходилось варить настоящие зелья лишь несколько раз, чаще для Дамблдора. Бывший гриффиндорец и на старости лет проявлял излишнее нетерпение и опрометчивость, а учитывая тот уровень магии, с которым приходилось сталкиваться директору во «внешкольное время», последствия темномагических ловушек уже не раз могли стать фатальными, если бы не умения Северуса. Это одна из негласных причин их обоюдного доверия, слишком много раз жизнь одного полностью зависела от другого, даже Снейп давно сбился со счета «кто кому и сколько раз обязан жизнью», после того, как тебя десятый раз вырывают из когтистых лап смерти, счет перестает иметь значение. Для Темного Лорда он не варил свои шедевры никогда. Ему, конечно, не раз приходилось готовить жуткие темномагические варева, предназначенные для мучительных пыток и убийств, но это были всего лишь яркие игрушки, предназначенные потешить больное воображение Лорда, все тот же каменный топор, аналогичных эффектов можно было достичь простым сочетанием пыточных заклятий. Но узнай Лорд о тех тончайших инструментах изменения психики, которые мог предоставить Снейп, страшно было даже представить, как он мог бы ими воспользоваться. Даже во времена своей юности, когда Северус, ведомый собственной ненавистью и нереализованными амбициями, только присоединился к Пожирателям смерти, он не решился раскрыть свои знания повелителю, справедливо рассудив, что лишний козырь в рукаве стоит приберечь для себя – единственное правильное решение, которое он принял в то время...
      Применение зелий против воли человека считается низким и бесчестным методом, возможно, так и есть, но сейчас это не остановило бы Снейпа, он не ценил ни честность, ни благородство сами по себе. Эти человеческие качества могут быть спасительными и губительными в равной степени, они хороши для дуэлей и делового партнерства, бесценны на поле битвы, когда от решения «не отступаться ни при каких обстоятельствах» может зависеть исход сражения... Но чего они стоят при работе шпиона? И можно ли вообще говорить о честности, если речь идет о любви? Разве любить одного единственного человека, превознося его над всем остальным миром, честно? И разве, в сравнении с этим, стремление быть рядом с возлюбленным, чего бы это ни стоило, кажется таким уж неправильным? Безусловно, во всем есть разумные границы, и применять приворотные зелья, заклятие подвластия и другие способы, подавляющие волю человека – это уже не имеет ничего общего с борьбой за любовь, ведь в таком случае вместо любимого человека ты получаешь безвольную куклу, но все остальное...
      Реши он действовать, Северус скорее всего применил бы легкий аналог отворотного зелья, притупляющий страсть, чтобы у Гермионы была возможность трезво оценить своего партнера со всех сторон, и еще что-нибудь для мужского бессилия... на всякий случай... Он бы выбрал составы средней продолжительности действия, т.е. всего несколько месяцев. Никаких побочных эффектов, никакого вреда для здоровья или психики. Если отношения крепкие, то кратковременное охлаждение не сможет их разрушить, а если это всего лишь увлечение, тогда ему не за что было бы себя винить, когда в нужный момент он оказался бы рядом. Это не гарантировало ему успех, только давало шанс, пусть малый, но шанс завладеть ее вниманием. Ведь по ее взгляду сегодня (да и не только сегодня) было видно, что она не испытывает к нему отвращения или страха, возможно, он ей даже в какой-то степени интересен, этого достаточно, чтобы попробовать узнать друг друга лучше, а дальше все решает судьба.
      Но нет, было бы слишком просто, если бы он имел право бороться за нее, сделать все возможное и проиграть (что весьма вероятно) или впервые получить свой кусочек человеческого счастья. Ему, как всегда, судьба не предоставила ни единого шанса не только на победу, но даже на борьбу. Он бы сделал все, переступил через собственные принципы и гордость, притворялся бы ангелом и Ромео в одном лице, признался бы в своих чувствах, а если бы она не захотела слушать, увез бы ее куда-нибудь, запер в одной комнате с собой и повторял, что любит, до тех пор, пока она бы не поверила. Но Драко, этот несмышленый мальчишка, которого он младенцем держал над купелью, которого по просьбе матери поклялся защищать, но и без клятвы защищал мальчишку все эти годы, потому что любил как родного. Хотя нет, никого из своих родственников он особо не любил, а Драко был ему по-настоящему дорог. Чем-то глубинным он напоминал Северусу самого себя в юности (те же амбиции, та же внешняя надменность и внутренняя ранимость, те же ошибки и заблуждения...) и он готов был отдать свою жизнь за то, чтобы этому мальчишке досталось в жизни больше счастья, чем ему самому. И, конечно, он никогда не сделает ничего, что могло бы принести мальчику хоть малейший вред. Возможно, все даже к лучшему... Ему не придется тешить себя иллюзиями и пустыми надеждами, не за что будет цепляться в предстоящей финальной битве.
      Пока Северус придавался размышлениям, Драко молча смотрел на крестного, собираясь с мыслями и не решаясь начать разговор.
      – Проходи внутрь, уже холодно, не стоит так долго сидеть на земле, – привычным ровным голосом произнес Снейп, нарушая вечернюю тишину, окутавшую их импровизированный военный лагерь. – Тебе что-нибудь нужно?
      – Нет... то есть да, нужно поговорить, – неуверенно ответил Драко, проходя в палатку и усаживаясь в небольшое жесткое кресло.
      Заметив, что крестник нервно сжимает подлокотник кресла и не решается начать разговор, Снейп решил его поторопить, еще слишком много работы в лаборатории, некогда играть в молчанку...
      – Я тебя слушаю, Драко, – произносит он тоном, не терпящим задержки с ответом.
      – Ты любишь ее? – быстро говорит Драко и тут же опускает взгляд, словно испугавшись собственного вопроса.
      – Какого черта ты решил задавать мне подобные вопросы, ты в своем уме или совсем потерял голову в обществе Грэйнджер? – мгновенно взрывается Снейп. – Или это близость бывших коллег так неадекватно на тебя повлияла, что ты решил поинтересоваться моими душевными переживаниями? Может, еще сказку на ночь мне почитаешь? – он уже почти кричал, быстро расхаживая из угла в угол. – Какого черта, Драко?
      – А какого черта ты решил написать завещание, в котором отписал половину собственности мне, а половину ей? Думаешь, я идиот и не понимаю, зачем ты это делаешь? – закричал Драко, тоже вскакивая с кресла и посылая крестному яростный взгляд.
      – Фергисон, мелкий адвокатишка, надо будет напомнить ему, что такое конфиденциальность... – уже с меньшим накалом пробурчал Снейп.
      – Не стоит, их династия ведет дела нашей семьи уже несколько веков, естественно, любая информация, касающаяся Малфоем, сразу же становится нам известна, нужно интересоваться такими вещами, прежде чем выбирать людей для подобных дел. И не пытайся сменить тему, я задал тебе вопрос, ты любишь ее? – в этот раз, его слова звучали более уверенно, что не ускользнуло от внимания Снейпа. Он окинул крестника оценивающим взглядом, словно пытаясь просчитать, чего тот добивается, и, стараясь казаться безразличным, ответил.
      – Это не твое дело. Я не собираюсь мешать вашим отношениям, если тебя это беспокоит.
      – Нашим отношениям? – на губах Драко появилась странная кривая ухмылка. – Вот значит в чем дело, ты считаешь, что у нас с ней есть какие-то отношения. Северус, ты ошибаешься, мы с Гермионой только друзья, я был увлечен ею еще в школе, но с тех пор многое изменилось. А тот поцелуй, что ты видел, это просто недоразумение, я был немного не в себе после случившегося и сам не знаю, зачем это сделал, но она мне в любом случае не ответила.
      – Это не помешало тебе обнимать ее на вчерашнем собрании, – рявкнул Снейп, но это прозвучало уже не зло, а как-то растерянно. После этой реплики улыбка Малфоя стала еще шире.
      – А Гермиона была права, вы действительно в чем-то похожи. Внешне такие спокойные и сдержанные, а на самом деле невозможные ревнивцы.
      – Что ты имеешь ввиду? – уже не пытаясь изображать безразличие, выпалил Снейп.
      – Да ладно, я ей только руку на плечо положил, а ты уже решил, что я ей чуть ли не предложение сделал. А Гермиона вчера была хуже разъяренной кошки, стоило тебе появиться в обществе симпатичной дамочки...
      – Какой еще дамочки? Что за бред ты несешь, и какое Гермионе до меня дело? – окончательно сбитый с толку, он не стал обращать внимание, что назвал девушку по имени.
      – Дамочка вполне симпатичная, голубоглазая шатенка в шелковой сапфировой мантии, ты не мог ее не заметить, она около часа льнула к твоему локтю.
      – Ах эта... – Северус раздраженно фыркнул. – Адель де Сентери, настоящая пиявка, мне пришлось пообещать наложить на нее «Силенцио», чтобы она замолчала. Но причем здесь мисс Грэйнджер?
      – Крестный, вот ты вообще такой умный, но иногда такой дурак, правда... Ты думаешь, чего она на тебя накинулась вчера? Или это ей свойственно, кидаться оскорблениями в бывших преподавателей? Никогда не видел ее такой разъяренной, а все из-за появления твоей Адель...
      – Она не моя Адель, – устало отмахнулся Северус. – Но с чего вдруг Гермионе... – он не договорил, потому что следующие слова буквально застряли в горле, и его лицо мгновенно обдало жаром. – Ты же не хочешь сказать?..
      – Она любит тебя. Так что если ты задумал героически погибнуть на поле боя, лучше тебе передумать, она без тебя с ума сойдет.
      – Не говори ерунды, я не стремлюсь на тот свет, – начал Снейп, вернувшись к обычной язвительной манере говорить. Если быть честным, то он действительно подумывал о том, чтобы не слишком активно защищаться в финальной битве, но только после того, как увидит тело Лорда на земле. Какой в сущности смысл продолжать бороться за жизнь, когда единственная цель достигнута, и дальше ждет пустое существование? Но слова Драко переворачивали все с ног на голову, это все слишком невероятно... – С чего вообще ты взял, что мисс Грэйнджер как-то заботит мое существование?
      – Какой же ты упрямый, ее не просто заботит твое существование, она тебя любит. Я не тот человек, который мог бы рассуждать о любви, мне чаще приходилось видеть банальные увлечения и преувеличенные переживания людей по этому поводу. Но когда Гермиона говорила о тебе, у меня не осталось никаких сомнений в том, что это любовь... Понимаешь – любовь? Так что не смей даже думать умирать, ты ей нужен... и мне тоже... – добавил он совсем тихо, опуская глаза.
      – Я не собираюсь умирать, глупый мальчишка, что ты себе навоображал? – абсолютно беззлобно произнес Северус и по-отечески обнял поникшие плечи крестника. – Все будет хорошо, Драко, я тебя не оставлю...
      Драко только молча кивнул и вышел из палатки, оставив Северуса одного. Сейчас он мог бы ожидать сотни противоречивых мыслей и чувств, давно прорывавшихся на поверхность его души, но ничего этого не было. Внутри внезапно воцарилась блаженная пустота, словно художник, долгие годы вырисовывавший картину его мира, вдруг передумал и стер все свои творения, не оставив ничего кроме пустого холста. Не хотелось ни думать, ни переживать, просто наслаждаясь неожиданно подаренным штилем.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Понедельник, 24.10.2011, 12:07 | Сообщение # 23
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 22.
      Удивительная вещь – время. Когда ты спешишь, не успевая сделать что-то важное, желаешь, чтобы время хоть немного замедлило ход, оно, как назло, превращается в задиристого мальчишку, бегущего с тобой наперегонки. Ты торопишься, стараешься действовать еще быстрее, но несносные секунды, словно дразнясь, всегда опережают тебя на полшага. Но если ты чего-то ждешь, нетерпеливо поглядывая на часы, вот тогда время решает отдохнуть и превращается в сонную флегматичную барышню, лениво потягивающуюся на постели. Тебе кажется, что прошла уже целая вечность томительного ожидания, но на твои часы похоже наложили замораживающее заклятие, потому что минутная стрелка даже не сдвинулась с места...
      Три дня ожидания, три бесконечно долгих напряженных дня палаточный городок под прозрачным куполом жил одним лишь мучительным ожиданием начала неизбежного. Если до сих пор каждый спокойный день казался подарком судьбы, то после переноса Хогвартса три дня безделья для многих оказались настоящей пыткой. Только близнецы Уизли чувствовали себя вполне комфортно в привычной атмосфере ничегонеделания. За эти дни они успели сочинить и неоднократно пересказать сотню анекдотов на тему «Приходит Темный Лорд завоевывать Хогвартс, а сам Хогвартс...», далее следовали вариации того, куда делась школа (начиная с версии, что ее взорвал бедняга Невил на уроке зельеварения, заканчивая тем, что, пока все были заняты подготовкой к битве, школу по камешку растащил Мундунгус Флетчер). Заканчивались анекдоты обычно воплем отчаяния и безвременной кончиной Волдеморта. Вариации причин смерти сильнейшего темного мага выдвигались самые разнообразные: лопнул от злости, захлебнулся собственным ядом, совершил ритуальное харакири, банально убился апстену – учитывая неуемную фантазию близнецов, список можно было продолжать до бесконечности.
      Если отбросить тягостное ожидание, в остальном атмосфера в лагере стала более легкой и оптимистичной. С исчезновением школьников неподъемный груз ответственности за невинные жизни свалился с плеч оставшихся магов. Ведь готовиться к сражению, шансы на победу в котором и так невелики, зная, что за твоей спиной в любой момент может оборваться судьба целого поколения юных магов, зная, что отступать некуда и второго шанса не будет, значит чувствовать себя пойманным в ловушку, почти обреченным. Но теперь охотник и жертва поменялись местами, из загнанного зверя, ожидающего нападения, светлая сторона превратилась в притаившегося хищника, поджидающего, когда ни о чем не догадывающийся противник попадется на приманку и будет пойман в умело расставленные силки. В независимости от того, как обернется колесо фортуны, победой или поражением закончится это сражение, у светлой стороны появилась надежда – ведь в любой момент они могли снять антиаппарационный барьер и исчезнуть, оставив противнику лишь пустую поляну и пару палаток, чтобы потом вернуться и попытаться взять реванш. Ощущение свободы кружило голову, а осознание того, что первый шаг остался за ними, придавал уверенности в собственных силах. Теперь никто не был заложником ситуации, каждый, кто остался, был совершеннолетним и принимал участие во всем по собственной воле. Более того, каждый маг в лагере в глубине души желал этой битвы, у каждого был припасен личный неоплаченный счет за потерянных близких, разрушенные семьи, украденные годы спокойной счастливой жизни. Это читалось во взглядах, долгих паузах в разговорах, в густом наэлектризованном осеннем воздухе. Здесь и сейчас собрались люди разных возрастов, разного происхождения и разных взглядов, у них были совершенно непохожие представления о том, каким должно быть будущее магического мира, но, глядя друг другу в глаза, они молчаливо соглашались в одном – для Темного Лорда и его сторонников настало время платить по счетам, и в скором будущем счета будут предъявлены.
      Все случилось в полночь. Как только часы пробили двенадцать, сонную тишину палаточного лагеря разорвал громоподобный голос Темного Лорда.
      – Сдавайтесь. Нет смысла пытаться противостоять мне, вам не выдержать этой битвы. Сдавайтесь сейчас и останетесь живы. Сдавайтесь, и ни один чистокровный ребенок не погибнет сегодня. Отдайте мне Поттера в течение следующих трех часов, и я пощажу ваших грязнокровок, они смогут сдать палочки и вернуться живыми к своим маггловским мамочкам. Подчинитесь немедленно и никто, кроме мальчишки, не погибнет. Чем дольше вы будете упорствовать, тем больше жертв вы принесете своим упрямством. Взгляните в глаза истине, сегодня вы можете погибнуть или стать основателями лучшего великого мира. Я могу быть великодушным и предоставить каждому из вас место в новом мире, достойном истинных магов. Сложите оружие и поприветствуйте как следует нового повелителя, и вы разделите со мной величие нового мира.
      Когда последние холодные слова упали в тишину ночи, маги светлой стороны уже собрались на свободной от палаток территории лагеря, готовые в любой момент принять бой. Никто не взялся бы сейчас предугадывать исход будущей битвы, слишком много в магических столкновениях неучтенных возможностей, непредсказуемых факторов, и эта неопределенность придавала некий азарт, заставляла кровь магов кипеть от адреналина, а глаза гореть решимостью.
      – Время пришло, – прозвучал над толпой мягкий, но уверенный голос директора Дамблдора.
      Где-то в стороне послышались сдавленные смешки, Гермиона только успела заметить, как двое высоких рыжих парней подняли палочки вверх, и в следующую секунду ночное небо озарилось огромной огненной надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ...». Со стороны Запретного леса раздались восторженные вопли, в самом лагере маги в недоумении переглянулись, но не успели они обнаружить наглецов, устроивших подобное, как надпись в небе дополнилась еще несколькими буквами, образовавшими слова «...В АД!» Затем рядом с надписью появился зеленый череп – подобие смертного знака, но когда из его рта показалась змея, она медленно обвилась вокруг шеи знака, после чего череп перевернулся и повесился на собственном змеином языке. Теперь ликующие возгласы раздались со стороны лагеря, их прервал все тот же громоподобный холодный голос.
      – Вы пожалеете об этом, – проревел Темный Лорд, и спустя мгновение раздалась его команда «Вперед».
      Из темноты леса стали медленно появляться белесые силуэты, по очертаниям напоминавшие людей, но неправдоподобно бледная кожа, отражающая лунный свет, и неестественные почти механические движения существ давали понять, что их природа далека от человеческой. В пределах лагеря воцарилось напряженное молчание, только когда первые человекоподобные существа приблизились достаточно, чтобы стало возможным разглядеть их более четко, кто-то рядом с Гермионой сдавленно пискнул «инферии». Гермиона обернулась и увидела побледневшую семикурсницу из Хафлпаффа Элизабет Вудстоун. «Не переживай, они не смогут подойти близко», – успокаивающе шепнула она испуганной девушке, та неуверенно улыбнулась в ответ и постаралась придать себе более отважный вид. Тем временем все новые и новые бледные силуэты появлялись на границе Запретного леса и двигались в сторону бывшего Хогвартса, постепенно превращаясь в сплошную движущуюся серую массу, кольцом смыкающуюся вокруг лагеря. Но когда между существами и защитным куполом оставалось еще около пятисот метров, они остановились, бессмысленно переминаясь на месте и слепо натыкаясь друг на друга. Элизабет довольно улыбнулась и понимающе кивнула Гермионе, эльфийская защитная магия действовала, не позволяя неживым приблизиться к своему источнику.
      – Адель, Джозеф, думаю, сейчас самое время, – обратился Дамблдор к лысоватому пожилому магу и той шатенке, которую Гермиона успела невзлюбить за несколько коротких встреч.
      Джозеф Стоукс кивнул и изобразил учтивый жест в сторону шатенки, как бы показывая, что любезно пропускает даму вперед. Адель кокетливо улыбнулась и величественно прошествовала к краю защитного купола. Гермиона уже была готова мысленно возмутиться манерностью этой дамы, но в следующее мгновение Адель взмахнула палочкой, и все мысли в голове юной ведьмы решили подождать более подходящего момента. По мановению палочки за гранью купола началось настоящее светопреставление. Вначале звездное небо, освещаемое полной луной заволокло тяжелыми тучами, затем поднялся ветер, нарастающий с огромной силой, пока не превратился в подобие гигантского смерча, расположившегося ровно вокруг купола, заставляя белесых существ пригибаться к самой земле. Еще через мгновение пространство озарилось вспышками сотен серебряных молний, и воздух задрожал от громовых раскатов.
      Переведя взгляд с ослепительного танца молний на женщину, которая всего несколько минут назад все это устроила, Гермиона пораженно вздохнула. Женщина полностью преобразилась, от легкомысленной манерной дамочки не осталось и следа. Она стояла гордо выпрямив спину с приподнятой к небу головой, длинные темные волосы и синий шелк мантии развевались красивыми волнами, словно от ветра, на самом деле повинуясь невидимым потокам магии, ведь внутри купола воздух был неподвижен, а в ее огромных синих глазах отражались вспыхивающие сети молний, хотя возможно, что это молнии в небе были лишь отражением сияющих глаз колдуньи.
      – Спасибо, Адель, думаю так в самый раз, – улыбаясь произнес Джозеф и тоже поднял палочку. – Придерживай их, чтобы не разбежались.
      Пожилой аврор взмахнул палочкой, и гигантский смерч охватило огнем. Гермиона не могла оторваться от разворачивающегося действа, она никогда раньше не наблюдала, как работают стихийные маги, и имела только общее представление о работе со стихиями из обучения эльфийской магии, но то, что она видела сейчас, превосходило ее самые смелые догадки. Огненное кольцо ровно удерживалось по периметру купола, не нарушая его границы и не задевая даже краешком Запретный лес, но внутри радиуса его действия все мгновенно превращалось в пепел. По сравнению с этим, «Круг очищения», сложнейший из известных Гермионе ритуалов, казался детской забавой, а ведь она в тайне так гордилась, что смогла безошибочно его провести.
      – Думаю, достаточно, Джозеф, – тихонько обратилась шатенка к аврору. Тот кивнул и едва уловимым взмахом палочки убрал огненное кольцо. Она последовала его примеру, и вскоре последние порывы ветра стихли, а небо вновь стало ясным и усыпанным звездами. Лишь кольцо выжженной земли и призрачно клубящийся в лунном свете дым предстали взгляду магов, от серой массы инферий не осталось и следа. Но не успела Гермиона восхититься мощи двух стихийных магов, как Джозеф зашелся беспрерывным хриплым кашлем, чуть ли не сгибаясь пополам. Адель стояла на месте, но с лица женщины, казалось, сошла вся краска, не было привычного румянца на круглых щеках, а загорелая прежде кожа сейчас казалась белоснежной. Через мгновение рядом с женщиной оказался Северус, он взял ее под руку и повел в сторону палатки, выделенной под медпункт. Когда они сделали первые шаги, стало заметно, что женщину сильно пошатывает, и она держится на ногах лишь благодаря надежной опоре. Джозефу тоже помогли подняться и пройти к медпункту, где уже ждала мадам Помфри и несколько колдомедиков из святого Мунго, предусмотрительно вызванных в Хогвартс еще за несколько недель до этого дня.
      Какое-то время вокруг лагеря стояла тишина, но пауза была не долгой. Как только земля перестала дымиться, со стороны Запретного леса заскользили быстрые тени, выйдя из укрытия деревьев на освещенную луной поляну, тени стали подниматься, и воздух прорезал их пронзительный вой, от которого кровь в венах застывала. Сотни оборотней, похоже, собранных со всего света, приближались к защитному куполу. Теперь стало понятным, чего ждал Волдеморт, оттягивая день нападения, темная армия ожидала полнолуния, чтобы предстать перед противником в полной силе. Маги стояли с палочками наготове, готовые вступить в сражение по первой команде, но Дамблдор не спешил отправлять магов в бой, даже когда к оборотням присоединились вампиры, а из глубины леса послышался треск ломающихся деревьев – это несколько гигантов продвигались в сторону бывшего Хогвартса. Оборотни быстро приближались, и Гермиона инстинктивно сжала палочку покрепче. От непрекращающегося воя волоски на теле встали дыбом, но к вою стал примешиваться все нарастающий странный звук. Маги начали оглядываться и один за одним поднимать головы к небу, вглядываясь во что-то на востоке. Гермиона тоже повернулась в ту сторону и увидела нечто, на первый взгляд напоминающее стаю гигантских летучих мышей, вот только чем ближе те были, тем яснее становилось, что такими огромными мыши быть не могут. Широкие перепончатые крылья отбрасывали длинные тени на верхушки деревьев Запретного леса, медленно скользя в ночном небе, они бы выглядели величественно, если бы не нарастающий звук, напоминавший злобное шипение и улюлюканье. Когда первые тени крыльев заскользили над поляной, и лунный свет выхватил из тьмы силуэт существа, в лагере послышались удивленные возгласы: «Это же драконы...». Впрочем, драконы были не совсем обычные, они были вдвое меньше хвосторог или зубцеспинов и втрое меньше Снежных драконов, а на спинах у них обнаружились необычные наездники, которые и издавали агрессивные возгласы. Фигуры наездников были схожими с человеческими, но вот жуткие, искаженные злобой лица имели совсем не человеческие черты. Мало кто сейчас в этих вопящих существах с яростными гримасами заподозрил бы очаровательных обольстительных вейл.
      – Ваши знакомые? – услышала Гермиона знакомый низкий голос над самым ухом и медленно повернулась к Северусу.
      – Можно и так сказать, – смущенно ответила девушка. – Возможно, я знаю кого-то из них, но в таком виде их сложно различить.
      Северус только хмыкнул и перевел взгляд с ночного неба на Гермиону, отчего она еще больше смутилась, сама не понимая причины этого смущения.
      – Как она? – спросила Гермиона, кивая в сторону палатки-медпункта. Несмотря на старания, голос прозвучал как-то сдавленно, и от этого она сама себе показалась жалкой.
      – Мисс Сентери? С ней все будет в порядке. Поппи уже дала им с Джозефом восстанавливающие зелья и настойку липовой пыльцы.
      – Магическое истощение? – полуутвердительно сказала Гермиона, вспомнив, что именно такой настойкой отпаивала ее медсестра во время недавнего пребывания в больничном крыле.
      – Неизбежное явление при работе с магией такой силы, – бесцветным голосом ответил Мастер зелий. – Впрочем, вы и сами должны знать о таких вещах, вы же проделывали нечто подобное. Кстати, я так и не принес свои извинения за преждевременные и, как оказалось, совершенно неверные выводы насчет вас, мне не следовало обвинять вас в использовании темной магии, но я не предполагал, что вы способны работать с силой стихий.
      – Совсем немного, – тихонько ответила Гермиона, снова заливаясь краской неизвестно почему. – Но ничего настолько грандиозного, не думаю, что смогла бы так... – она обвела рукой пространство, где недавно бушевали смерч и пламя.
      – Не скромничайте, мисс Грэйнджер, контролировать силу стихий в любом объеме непростая задача, а так как сегодня, эти силы используют лишь в крайних случаях, и это лишает мага энергии на очень долгое время. Не знаю, какой силы были стихии, вызванные вами, я не имел удовольствия это заметить, но последствия вашей деятельности показались мне не менее разрушительными. – Последнюю фразу Северус произнес с изрядной долей сарказма, а тонкие губы при этом растянулись в легкой усмешке.
      Гермиона хотела было обидеться, но вспомнила выжженные камни и стекающую воду с разодранных занавесок и сама тихонько засмеялась. Заметив, что его слова восприняты правильно, Северус позволил себе улыбнуться более открыто, а взгляд черных глаз заметно потеплел.
      Наверное, Гермиона могла бы вечно любоваться этими глубокими и темными, как безлунная ночь, глазами, позабыв обо всем на свете, но тишину вновь нарушил многоголосый вой, а вслед за ним уже отчетливо слышащееся над головой улюлюканье. Оборотни начали вставать на задние лапы, демонстрируя свой внушительный рост, и сразу же на них с неба обрушился сверкающий в лунном свете дождь из серебряных стрел. Под непрерывным потоком стрел оборотни стали падать один за одним, а те, кто не был ранен, попятились к опушке леса. Заметив это, с одного края леса показались маги темной стороны и стали обстреливать заклинаниями летающие над поляной мишени. Но вскоре стало ясно, что их усилия не приносят результатов, драконы хоть и были меньше и послушнее обычных, их чешуя так же хорошо отталкивала любые заклинания, как и чешуя любых других существ этого вида, а прицелиться в чувствительное место дракона с такого расстояния было невозможно. Оборотни и вампиры медленно отступали под шквальными россыпями серебряных стрел, но невредимыми добраться до укрытия Запретного леса удалось лишь трети вампиров и седьмой части менее быстрых оборотней.
      После отступления оборотней драконы не спешили покидать небо над лагерем и продолжали бороздить воздушные просторы, затем к ним присоединилось шестеро гиппогрифов. Приглядевшись, Гермиона заметила яркую рыжую головку одной наездницы гиппогрифа, это была младшая Уизли, еще несколько наездников тоже показались Гермионе знакомыми, трое из них были бывшими квидичными игроками, в том числе Дин Томас, когда-то игравший за команду Гриффиндора. Смешавшись с драконами, гиппогрифы подлетели к кромке Запретного леса и отправились дальше, прямо навстречу великанам. Когда первый гиппогриф отделился от остальных и почти налетел на голову гиганта, похожую на большой серый камень, сердце Гермионы будто провалилось в пропасть. Потом парень, сидевший на гиппогрифе, кажется хафлпаффец, учившийся на два года старше, чем Гермиона, бросил в лицо великану нечто напоминающее мяч, и едва он успел отлететь в сторону, как мяч взорвался и из него вырвалось облако сиреневого дыма.
      Гермиона посмотрела на Северуса, в надежде понять по его лицу, что происходит, он видимо понял ее вопросительный взгляд и тихо произнес: «Сонный порошок, идея Поппи». Девушка только кивнула в знак благодарности и снова перевела взгляд на ночное небо. Там остальные маги пытались проделать то же, что сделал хафлпаффец, но гиганты уже поняли, что им угрожает, и активно отмахивались громадными кулаками от пытающихся подобраться поближе животных. Гиппогрифы были гораздо более проворными, и еще троим наездникам удалось прицелиться и развеять сонный порошок перед лицами великанов, но снизу по ним уже начали обстрел заклинаниями, а такой естественной магической брони как у драконов гиппогрифы не имели. Находиться в воздухе под шквалом проклятий становилось все сложнее, но двое магов все-таки сумели приблизиться к своим мишеням достаточно близко, чтобы сделать решающий бросок. Кто-то позади Гермионы облегченно вздохнул, и в этот момент в крыло последнего гиппогрифа попало одно из проклятий, «Дин», – послышался громкий женский крик, и раненое животное вместе с наездником рухнуло в чащу Запретного леса. Гермиона инстинктивно дернулась в ту сторону, где среди деревьев исчез ее бывший однокурсник, но крепкая мужская рука остановила ее.
      – Вы ничем ему сейчас не поможете, – мягко произнес знакомый голос. – У всех нападающих есть портключи, если он жив, то вскоре появится здесь.
      Гермиона остановилась, но Северус не убрал руку с ее плеча, за что она была бесконечно благодарна ему. Прикосновение теплой ладони немного успокаивало и облегчало тягостное ожидание. Тем временем в небе маленькая фигурка верхом на крылатом животном метнулась в сторону последнего оставшегося на ногах гиганта и сделала меткий бросок. По развевающимся на ветру длинным волосам Гермиона узнала Джинни, она всегда была прекрасным нападающим в гриффиндорской команде, и в этот момент Гермиона могла поклясться, что квидич – самая замечательная и полезная игра на свете.
      – Скорее сюда... – послышались чьи-то возгласы в другом конце лагеря, и все обернулись на крик. Там на вытоптанной пожелтевшей траве лежал Дин Томас, его тело было вымазано в грязи и крови, а неестественное положение ног говорило о множестве переломов, но он определенно был жив.
      Сейчас было самое время почувствовать облегчение, но вместо этого к горлу Гермионы подкатил горький ком, а тело сотрясала мелкая дрожь, ей пришлось собрать все свои силы, чтобы не позволить предательским слезам заструиться по щекам на глазах у всех. Она не была слабым человеком, и на ее глазах умер Сириус, но мысль о смерти кого-то из близких или знакомых по-прежнему заставляла ее сердце болезненно сжиматься, и никакое самообладание не помогало с этим справиться. Она все еще не оправилась до конца после смерти отца, ушедшего почти год назад. Он был пожилым человеком со слабым сердцем, поэтому сердечный приступ вряд ли можно было назвать неожиданным, но для Гермионы это стало настоящим ударом. Сейчас, когда все вокруг оказались перед лицом смертельной опасности, бледное безжизненное лицо отца с особой отчетливостью всплывало перед мысленным взором, оттесняя все здравые мысли. Гермиона не боялась смерти, но терять дорогих сердцу людей она была не готова. Мрачные картины их поражения замелькали перед глазами девушки, и она пошатнулась, но тут же сильные руки привлекли ее к себе, и она оказалась крепко прижата к груди Северуса.
      – Тссс, с ним все будет в порядке, ничего страшного, только пара переломов, – зашептал он в самое ухо Гермионы, и кожу возле ушка обдало горячим дыханием мужчины. – Все будет хорошо, с вами ничего не случится, я обещаю. – Тихий бархатный голос словно пробирался в самую глубину ее существа, вытесняя собой все тяжелые воспоминания и тревоги, а тепло его тела и приятный терпкий запах хвои и трав обволакивали ее.
      – Обещайте, что будете осторожны, пожалуйста, я не хочу, чтобы с вами что-то случилось, – зашептала она в ответ, теснее прижимаясь к его груди.
      Северус громко хмыкнул и со смешком ответил.
      – Мисс Грэйнджер, это я должен бы напомнить вам об осторожности, помня о вашей склонности к импульсивным поступкам, мне, как вы могли заметить, такие напоминания не требуются. – Это звучало почти как отповедь, но близость его тела и поглаживающая по волосам рука не давали воспринять его слова в серьез, поэтому Гермиона только улыбнулась, окончательно отбрасывая все тревожные мысли.
      Заметив, что девушка успокоилась, Северус медленно отстранился и зашагал в сторону директора. Небо над Запретным лесом начало светлеть, приближался рассвет.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Понедельник, 24.10.2011, 12:08 | Сообщение # 24
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 23.
      В рассветном небе таяли бледные звезды. На востоке на черном полотне ночи стали проступать первые легкие краски, сначала серые, потом сиреневые, а потом линию горизонта расчертили трепетные лепестки розовой зари. Было что-то неправильное в этом мягком свечении рассвета, в нежных красках, казалось, сейчас не время для красоты, не время для света. Тьма не должна была так податливо отступать, повинуясь первым лучам солнца, не сегодня, не сейчас. Может если бы вместо мягких красок, медленно заливающих небо, появилась алая пылающая полоса зари, вспарывающая линию горизонта, врывающаяся в ночь, тревожная и яростная, тогда бы можно было понять внезапно обрушившийся на землю холод, пронзающий сердце невидимыми страхами, сковывающий ледяными тисками и тело и душу. А сейчас все было неправильно, неправильно... Так красиво, но так тихо, словно жизнь покинула эти места, и так холодно, словно солнце бесконечно отдалилось от земли, и больше никогда никому не согреться, не вырваться из ледяного плена, вырывающего из легких островки тепла, с каждым выдохом превращающиеся в клубочки пара и рассеивающиеся в неподвижном воздухе. Так не может быть, не должно быть...
      Лишь когда длинные черные тени заскользили по светлеющему небу в сторону палаточного лагеря, Гермиона облегченно вздохнула и постаралась сбросить с себя внезапное оцепенение. «Всего лишь дементоры, Гермиона, это всего лишь дементоры, а ты уже вообразила невесть что», – мысленно отругала себя девушка, растирая друг об друга ладони, стараясь согреть озябшие руки. Теперь стало понятно, откуда вдруг навалились воспоминания об отце и этот страх, ведь она давно научилась контролировать мысли и не позволять прошлым эмоциям искажать восприятие настоящего момента. Она сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь окончательно прийти в себя, но было все равно слишком холодно, и тело била мелкая дрожь.
      – Держи! – бодро проговорил знакомый голос рядом, и широкая мужская ладонь втиснула в ее замерзшие пальцы шоколадный батончик. Гермиона дрожащей рукой поднесла его к губам, и как только ароматная сладость растаяла на языке, по телу растеклось привычное живое тепло. Только тогда она смогла повернуться и встретиться взглядом с улыбающейся веснушчатой физиономией. Перед ней стоял высокий крепкий мужчина в бордовой мантии, его растрепанные рыжие волосы казались пылающими в лучах восходящего солнца, а яркие голубые глаза излучали веселье, а еще его улыбка добрая и открытая, Господи, как же она скучала по этой улыбке, по этим ясным глазам. Но как он вырос, не в рост, он и так был высоким, но он стал совсем взрослым, настоящий мужчина, маг... И когда только успел, ведь всего два года прошло?
      – Рон! – взвизгнула она и обвила руками грудь друга, обнять его за шею она бы не смогла, просто не дотянулась бы. Он тоже крепко обнял ее в ответ. – Где ты прячешься все эти дни? Ладно еще в Хогвартсе можно неделю ходить по разным коридорам и ни разу не встретиться, но сейчас... Или Лаванда держала тебя в палатке привязанным в качестве заложника? – От этих слов лицо Рональда мгновенно вспыхнуло густой краской, а глаза приобрели такое знакомое виновато-смущенное выражение, что Гермиона не выдержала и снова крепко обняла парня. Чувствуя через мантию, как стучит его сердце, обнимая его так искренне и открыто, как никогда не могла, пока между ними была та неловкость и смущение из-за взаимной симпатии, Гермиона совершенно по-новому смогла ощутить, насколько дорог ей этот рыжий мальчишка, ее добрый, преданный друг.
      – Эмм... Гермиона, если мы сейчас не прекратим обниматься, Лаванда меня убьет раньше, чем явится Волдеморт, а я вообще-то рассчитываю на героическое сражение, – тихонько сказал Рон, искоса поглядывая куда-то в сторону. Гермиона посмотрела в направлении его взгляда, где сложив руки на груди и обиженно поджав губы, стояла красивая светловолосая девушка, затем перевела взгляд обратно на друга, и они оба, не сдержавшись, прыснули от смеха. Чтобы перестать смеяться, она вынуждена была отвернуться от хохочущей веснушчатой физиономии Рона и заметила, что большинство магов держат палочки поднятыми вверх. «Дементоры», – вспомнила она. Удивительно, но теплые объятия друга подействовали на нее не хуже чар патронуса, заставив совершенно позабыть о близости черных фигур в плащах.
      – Рон, думаю нам стоит присоединиться, – сказала Гермиона, кивая в сторону магов выпускающих патронусы. Голубоглазый парень задорно подмигнул ей, и из двух палочек одновременно вырвались серебристая выдра и лохматый пес, обгоняя друг друга и весело кувыркаясь в воздухе, фигурки животных проскользнули через невидимый барьер и помчались навстречу черным теням.
      – Как в старые добрые времена, – довольно улыбаясь, сказал Рон.
      Наблюдая за движением выдры и пса, Гермиона подняла глаза к небу и ахнула в восхищении, сотни полупрозрачных светящихся серебристым светом силуэтов, самых разнообразных обычных и магических животных мерцали в уже голубом небе. А с восточной стороны патронусы казались лишь расплывчатыми сверкающими облачками, сквозь которые ясно просматривался полукруг солнца, поднявшийся над пылающим золотыми красками Запретным лесом. То, что происходило в небе, было настоящим символическим отображением битвы света и тьмы. С одной стороны легкие мерцающие патронусы, почти сливающиеся с солнечными лучами, с другой стороны длинные темные силуэты дементоров, чьи развевающиеся плащи, казалось, поглощали свет и заставляли небо вокруг себя темнеть, словно его заволокли тучи. Какое-то время граница между голубым и темно-серым небом колебалась то в одну, то в другую сторону, но эмоциональный подъем, испытываемый магами в лагере от удачных первых шагов, был силен, и это разделенное между людьми и оттого многократно усиленное чувство заставляло патронусы уверенно держаться в небе, лишь набирая свою силу. В конце концов, под усиливающимся натиском дементоры вынуждены были отступить, ища укрытие в чаще Заретного леса.
      На поляне под куполом раздались ликующие возгласы и свист, через мгновение прерванные шипящим от ярости голосом, разносящимся отовсюду.
      – Довольно прятаться за своими стенами, у вас было время отступиться, но теперь слишком поздно. Стены Хогвартса не защитят вас. Я не хочу разрушать школу, поэтому у вас есть последний шанс выйти и принять свою смерть, иначе вскоре от замка не останется ни одного целого камня, и вы все вместе со своими маленькими подопечными будете погребены под ним навеки. Выходите и примите свою участь.
      Несколько минут тишины, после которых все смогли ощутить неприятное жгучее покалывание на коже от мощного выброса магии. Защитные барьеры, которые оставались от Хогвартса, пали, но купол, поддерживаемый усилиями эльфов и директора, остался неповрежденным.
      – Что ж, дорогие мои, нам действительно пора! – произнес Дамблдор и взмахнув руками, подал жест к началу наступления.
      Как только маги покинули пределы защитного купола, все вокруг завертелось слишком быстро, и из множества проносящихся перед глазами картин глаза успевали выхватывать лишь некоторые детали. Фигуры в черных одеждах и серебряных масках, разноцветные вспышки проклятий, сплошной стеной летящие в обе стороны, сталкивающиеся в воздухе и рассыпающиеся зловещими фейерверками, падающие тела... Сначала Гермиона могла видеть только противников впереди себя, сыпавших проклятьями, и нескольких магов светлой стороны, стоящих к ней ближе всего. Справа от нее стоял Дамблдор, дальше Аластор Моуди, а слева Гарри и Северус.
      Они изначально согласовали схему размещения на поле боя так, чтобы впереди находились наиболее сильные маги, за ними члены Ордена Феникс, а оставшиеся старшекурсники держались ближе к защитному куполу. Гермиона настояла, чтобы находиться в первой линии, с этим особо никто не спорил, разве что Северус пытался возражать, но, быстро заметив, какое недоумение вызывают его протесты у остальных, молча принял этот факт. Сложнее было с Гарри, все без исключения настаивали, чтобы он оставался позади до решающего момента и вступил в открытое сражение лишь, когда появится Волдеморт. Но Гарри наотрез отказался отсиживаться в безопасности, пока остальные рискуют жизнями, он кричал, что не позволит другим рисковать ради него и будет сражаться со всеми. Никакие разумные доводы на него не действовали, и быстро переглянувшись между собой, Альбус, Гермиона и Северус одновременно согласились с его желанием и даже определили ему место в первой линии. Конечно, Гарри не мог знать, что они разместили его так, чтобы присматривать за ним и иметь возможность защитить главную надежду магического мира. Где-то в глубине души Гермиона понимала, что ее разместили рядом с Альбусом по той же причине, но это ее не особо беспокоило, директор знает, на что она способна, и не станет ее чрезмерно опекать. А вот она сможет быть рядом с Гарри и проследит вместе с остальными, чтобы он оставался невредимым, все-таки ее друг не часто демонстрировал осторожность и предусмотрительность, и вряд ли станет дожидаться решающего момента, чтобы проявить храбрость. Выходя из-под защитного купола, Гарри Поттер совершенно не заметил, как на него почти одновременно наложили три мощных защитных барьера...
      Довольно долгое время битвы (или время лишь показалось долгим из-за невероятной скорости событий) ни один маг темной стороны не мог преодолеть их линию защиты. Хотя они находились друг от друга на довольно большом расстоянии, Гермиона могла физически ощущать сплошную непрерывную стену магической силы, распространяемую волшебниками первой линии, к тому же ментальная связь, которая легко устанавливалась между четверкой после проведения «Перфекциума», позволяла им, даже не глядя друг на друга, действовать как одно целое, умножая эффективность их совместных усилий. Они казались несокрушимыми в своей слаженной защите, и это впечатление ясно читалось в обескураженных взглядах противников, не знающих, что противопоставить этой мощи, но не имеющих возможности прекратить наступление. Это продолжалось долго, или только казалось, что долго, но в какой-то момент маги светлой стороны одновременно почувствовали, как равновесие сил пошатнулось, когда в самом центре сражения появился Волдеморт с десятком наиболее приближенных к нему последователей. С их появлением, словно по немому сигналу в сторону светлых сил посыпались более сильные и опасные проклятия, некоторые из них пробивались сквозь первую линию защиты, и Гермиона услышала первые вскрики позади и легкие хлопки аппарации – это эльфы аппарировали к раненным на поле битвы и вместе с ними тут же дизаппарировали назад под купол, где их ожидали колдомедики. На мгновение от мысли, что кто-то из друзей мог получить серьезное ранение, сердце Гермионы болезненно сжалось, но сейчас нельзя было думать о раненных, по крайней мере, благодаря эльфам, они не останутся лежать здесь, дожидаясь конца битвы, а под куполом о них есть кому позаботиться...
      Боковым зрением Гермиона заметила, что справа от нее лучи проклятий замелькали непрерывным потоком. Этого следовало ожидать, в первую очередь Волдеморт со свитой решил убрать с пути главную помеху в лице сильнейшего мага современности Альбуса Дамблдора. Сам Темный Лорд пока не вступал в сражение, но около двух десятков сильнейших темных магов одновременно посылали в сторону Дамблдора самые разнообразные проклятия, в то время как директор только успевал отражать большинство из них, либо уворачиваться от пропущенных. Несмотря на преклонный возраст, Альбус демонстрировал удивительную скорость и ловкость движений, но ни этого, ни помощи Моуди и еще нескольких магов, стоявших позади Дамблдора и так же отражавших проклятия, летящие в директора, было недостаточно, чтобы долго сдерживать такой натиск. Главной проблемой было то, что на Дамблдора был настроен контур защитного купола над лагерем, и его поддержание отбирало большую часть его магической энергии, что не позволяло ему бороться и в половину собственной силы. Гермиона тоже старалась отбить как можно больше лучей, летевших в старого мага, но яростный напор противников не ослабевал ни на секунду, и в какой-то момент мощное проклятие пробило защиту, и директор, покачнувшись, выронил палочку и стал оседать на землю.
      Моуди с диким ревом рванулся вперед, закрывая собой беспомощного в эти минуты сильнейшего мага, с еще большим ожесточением отбиваясь от летящих проклятий. Это дало время директору поднять палочку, но руки его дрожали, было ясно, что перенесенный удар был очень мощным. «Добби», – послышался среди гула сражения голос Гарри, тут же рядом с ними появился эльф, резко выделяющийся на общем фоне своими невозможно яркими одеждами. «Забери директора под купол», – крикнула Гермиона, так как Гарри в эту секунду приходилось отбиваться сразу от троих магов в серебряных масках. Но, когда эльф подошел к Дамблдору, тот отмахнулся рукой и мысленно произнес: «Просто царапина, я могу про...», но закончить фразу ему не дали три голоса, одновременно прозвучавших в его голове: «Под купол», «Отправляйтесь под купол», «Под купол немедленно». Чуть обернувшись, Гермиона увидела на лице директора такое выражение, какого точно не могла ожидать ни при каких обстоятельствах. Альбус стоял и счастливо улыбался... Вокруг мелькали вспышки проклятий, кто-то кричал и падал на землю, а чудаковатый старик с длинной седой бородой в очках полумесяцах стоял посреди поля битвы, и его сияющая счастливая улыбка ошеломляла настолько, что невозможно было поверить в реальность происходящего.
      Удивительно, но именно в этот момент он чувствовал себя счастливым, как никогда в жизни. Мало кто в вечно улыбающемся любителе лимонных долек мог заподозрить по сути одинокого человека, вынужденного платить непомерно высокую цену за ошибки давно прошедшей, но не забытой юности. Когда-то поддавшись искушению силой, он в одно мгновение потерял все, что было ему дорого. Слишком страшная плата, но так часто бывает, что с сильных и одаренных судьба спрашивает вдвойне. С тех пор он не пытался искать счастья для себя, всецело отдаваясь желанию оградить других от зла и боли, единственным смыслом его существования уже очень много лет был Хогвартс и его ученики. Особенно трое из них. Он искренне любил всех учеников, волновался о судьбе каждого и старался не выделять никого из них, ни во время их учебы, ни после окончания школы. Но, когда однажды к нему с мольбами о помощи пришел бледный темноволосый юноша, его принцип равенства пошатнулся. В черных глазах мальчика он видел свое собственное отчаяние и боль, в своих кошмарах Альбус вот так же умолял спасти тех, кто был ему дороже жизни, обещая отдать взамен что угодно, лишь бы только спасти, а после так же винил во всем одного себя и не мог найти ни покоя, ни прощения. Единственное, чем он мог помочь мальчику – это предложить свой путь, бороться на стороне света, чтобы спасти других, чужих и неизвестных, но все же спасти. И Северус согласился, став для него учеником, союзником, но на самом деле почти сыном.
      Потом появился Гарри, и, несмотря на принцип равенства, директор не мог не выделять его, не поощрять его достижения, не спускать с рук все шалости и нарушения школьных правил. Гарри был надеждой магического мира, но и его личной надеждой на победу света, на возможность увидеть построение лучшего мира, чем создал он сам, и Гарри своей внутренней силой и чистым сердцем эту надежду оправдывал. Последней место в сердце старого волшебника заняла Гермиона. До момента, когда она попросилась к нему в ученицы, он почти никак не выделял ее среди прочих, хоть и знал о ее выдающихся магических способностях и уме. Но, когда она пришла в его кабинет, полная желания работать на победу светлых сил, не потому, что вынуждена или хочет искупить свою вину, а потому что просто чувствует себя способной помочь, Альбус не мог не восхититься силой ее стремления. А дальше Гермионе удалось без труда наладить с ним самые простые и теплые, почти родственные отношения, просто для нее не существовало барьеров, мешающих без страха впускать людей в свое сердце. Так получилось, что и Гарри, и Северус в ее сердце занимали важное место, а в последнее время мальчики нашли, наконец, тоненькую нить взаимопонимания, и вражда между ними сменилась молчаливым взаимным уважением. Все трое были его тайной гордостью, его радостью и оправданием его собственной жизни. А сейчас, наблюдая их всех вместе сильных и решительных, действующих как одно целое, проявляющих такое единомыслие, пусть и в споре с ним самим, разве мог он не почувствовать настоящее человеческое счастье. Он улыбнулся, взял за руку эльфа и через мгновение перенесся под защитный купол. В конце концов, это теперь их мир, их битва, и они прекрасно с ней справятся, а он всего лишь уставший сентиментальный старик...
      Отвлекшись на Добби и Дамблдора, Гермиона не заметила, когда Моуди оказался отрезан от остальных, сейчас он находился в кольце пожирателей смерти, отчаянно отбиваясь от проклятий и хрипло ругаясь, причем такими витиеватыми выражениями, что оставалось только удивляться, как ему удается в такой ситуации складывать слова в настолько сложные конструкции. Его лицо, покрытое глубокими шрамами, еще сильнее искажала почти животная ярость, он метался между лучами проклятий, как загнанный зверь, но даже в этом положении ему удалось поразить двоих нападавших, оказавшихся теперь на земле. Правда, следующее проклятье заставило его самого свалиться на землю обездвиженным. В эту же минуту одна из фигур пожирателей, окружавших Моуди, приблизилась к нему на несколько шагов и откинула с лица серебряную маску и капюшон. Длинные темные волосы рассыпались по плечам женщины, а в больших глазах загорелся жуткий безумный огонь, от которого по лицу старого аврора пробежала мрачная тень понимания. Было совершенно ясно, что сейчас произойдет, и от неминуемости этого в груди разливалась ледяная волна, сковывающая все чувства и не позволяющая отвести взгляд от ужасающей картины. «Avada Kedavra», – раздался над поляной женский вопль, зеленая вспышка вырвалась из ее палочки, что-то маленькое и разноцветно-яркое с легким хлопком мелькнуло и тут же исчезло рядом с Моуди, и зеленый луч вонзился в пустую землю на том месте, где мгновение назад лежал обездвиженный аврор. Лишь спустя несколько мгновений, наблюдавшие за картиной смогли прийти в себя и осмыслить произошедшее. Добби действительно не обманывал, когда говорил, что он храбрый, аппарировать прямо под летящий луч смертельного проклятья, чтобы спасти почти незнакомого человека – разве может быть большая храбрость?
      Пожиратели, раздосадованные тем, что ненавистному аврору удалось уйти, стали наступать с удвоенной яростью, теперь концентрируя свои усилия на Гарри Потере. По всей видимости, у них был приказ не убивать Поттера, поскольку смертельных проклятий в него не посылали, но все, что могло ослабить «Золотого мальчика», очевидно, приветствовалось Темным Лордом. Гарри явно не справлялся с таким количеством нападавших, даже с помощью Северуса, который находился уже совсем рядом с ним и с поразительной скоростью отражал проклятия летящие в Гарри, при этом не обращая внимания на те, что летели в него самого. Пока Гермиона пробиралась к ним поближе, она отчетливо видела, как яркий красный луч попал в левое плечо Северуса, и еще как минимум один оранжевый угодил в спину. Она физически могла ощутить силу этого удара и то, какой болью обожгло спину мужчины, но на лице Северуса не отразилось даже тени боли, казалось, он даже не заметил своего ранения, продолжая вести бой с ловкостью и грацией достойной восхищения. Он был сильнейшим после Дамблдора магом из всех, кого она знала, аура силы и уверенности распространялась вокруг него, а его точные изящные движения просто завораживали. Но почему-то именно сейчас, наблюдая за тем, как прекрасен этот обычно угрюмый некрасивый мужчина в пылу битвы, Гермиона всем своим существом ощущала ненависть к этой войне. Она не хотела видеть его таким, потому что, видя, до какого совершенства отточены все его движения, она понимала, как много времени его жизни было отдано войне, практически вся его сознательная жизнь и была войной, войной, которую, она знала, Северус ненавидел. Самой Гермионе было совершенно чуждо происходящее вокруг, она не подходила для того, чтобы сражаться, она даже не могла нанести противникам хоть какие-то существенные повреждения, только обезоруживать и ставить отражающие щиты вокруг себя и друзей, и в глубине души она была даже рада, что не может причинять вред, она не хотела причинять боль, она ненавидела чужую боль и ненавидела войну...
      Приблизиться к Гарри было не так уж просто, с нарушением первой линии на поле битвы все смешалось, сложно было разобрать даже кто союзник, а кто противник, ведь не все друг друга знали в лицо, да и не было времени вглядываться в лица. Гермиона могла только медленно продвигаться, попутно отбивая все, что летело в ее сторону, и стараться не потерять ориентир в гуще сражения. В какой-то момент прямо ей под ноги упало чье-то тело, она споткнулась и еле удержала равновесие, а уже в следующую секунду почувствовала, как по ногам ударило режущее проклятье, заставляя зашипеть от боли. Подняв глаза в ту сторону, откуда в нее долетело проклятие, она увидела еще один красный луч, летящий ей в грудь, не было времени ни отскочить, ни отразить его, и, когда алая вспышка была уже в непосредственной близости, она ощутила выставленный кем-то другим щит, отразивший проклятье. Обернувшись, Гермиона заметила беспокойный взгляд светловолосого юноши и благодарно улыбнулась, правда в следующую секунду улыбка слетела с ее лица, так как за спиной Драко она увидела полуразрушенные пылающие башни Хогвартса. Обрушившиеся башни, языки пламени и черные столбы дыма, все это выглядело поистине ужасающим и посылало волну дрожи по телу девушки. Она встряхнула головой и напомнила себе, что стены не настоящие, и Хогвартс сейчас совершенно в другом месте, но мысль о том, что бы произошло со школой и учениками, останься они здесь, все равно заставляла содрогаться.
      Добравшись наконец до Гарри, Гермиона так и не успела ничем ему помочь, так как в это же время в битву вступил и сам Волдеморт, до этого со снисходительной безгубой улыбкой наблюдавший за ходом боя в окружении нескольких слуг. Пожиратели расступились перед ним, освобождая пространство для своего повелителя, и Гарри сделал несколько шагов вперед, показывая свою готовность сразиться с Волдемортом в любую минуту. Темный Лорд не заставил себя ждать, и между заклятыми противниками замелькали разноцветные лучи. Гермиона и Северус тут же наколдовали над двумя магами купол, они договорились это сделать задолго до битвы, чтобы в решающий момент никто не смог помешать Гарри. Конечно, если станет видно, что он не справляется, они снимут купол и аппарируют вместе с ним куда-нибудь подальше отсюда, но все искренне надеялись, что этого не понадобится. Гермиона бросила последний взгляд на своего друга и поразилась, каким спокойным и светлым казалось его лицо. Мальчик-Который-Выжил так долго готовился к этому поединку, что, похоже, исчерпал весь резерв эмоций, связанных с убийцей его родителей, на его юном лице не было ни страха, ни ненависти, единственное, что читалось в его ярких зеленых глазах – это желание, чтобы все, наконец, закончилось.
      Тем временем сами Гермиона и Северус пока занимались куполом над Гарри и Волдемортом, оказались в сужающемся кольце фигур в масках. Оттесненные от остальных членов Ордена Феникс, они были вынуждены встать спинами друг к другу, чтобы иметь возможность отбиваться от нападений со всех сторон. «Грязнокровка и предатель, какая чудесная компания подобралась!», – раздался резкий скрипучий голос одного из людей в масках. «Ты вроде давно должен был сдохнуть, Снейп?», – поддержал его другой более низкий голос. «Ну и живучий гад... Ничего, сейчас мы это исправим!», – последние слова вызвали дружный зловещий хохот пожирателей, от которого по телу пробежали мурашки. Гермиона вспомнила все защитные заклинания, какие только успела выучить за время учебы в школе и после, зеркальные и поглощающие щиты, рассеивающие и отводящие чары, в ход шло все без исключения, но этого было недостаточно. Шаг за шагом она вынуждена была отступать, пока не оказалась почти вплотную прижатой к спине Северуса. Что-то больно обожгло левое плечо, и девушка инстинктивно отшатнулась, задевая локтем стоящего позади мужчину.
      В эту минуту, когда силы были почти на исходе, ей мучительно захотелось прикоснуться к нему, хоть на мгновение, хоть в последний раз, но ощутить тепло его тела. Продолжая отбиваться от летящих в нее проклятий, второй рукой она потянулась назад и через мгновение почувствовала его горячую ладонь, словно специально протянутую ей. Он мягко погладил ее руку, «Я с тобой», – услышала она мягкий завораживающий голос у себя в голове и так же мысленно ответила: «Спасибо», затем их пальцы переплелись, и все остальное перестало иметь значение. Волна тепла и неисчерпаемой энергии накрыла их обоих. Гермиона с удивлением заметила, что ее палочка все еще продолжает выпускать какие-то защитные заклинания, но ей было все равно, единственное, что сейчас существовало для нее – это теплая сильная рука, сжимающая ее пальца. Он был рядом, касался ее, ей даже захотелось зажмуриться от удовольствия, но едва она прикрыла глаза, как ощутила мощнейший поток магии, исходящий от них двоих. Когда ее глаза распахнулись, единственным, что она увидела, был разрастающийся золотистый световой кокон вокруг них. Это длилось всего секунду и исчезло так же внезапно, как появилось, но, когда золотистый свет погас, вокруг них безоружные и оглушенные лежали около двух десятков нападавших.
      Все еще потрясенные произошедшим, Гермиона и Северус стали оглядываться по сторонам в поисках невидимой причины странного выброса энергии, не находя ему ни одного разумного объяснения. Тогда почти одновременно случилось несколько событий: иллюзорные стены Хогвартса, наконец,не выдержали и просто бесследно растворились в воздухе. «Нет!», – раздался нечеловеческий крик Волдеморта, когда он понял, что школы здесь нет, и его просто провели, вынудив бросить все силы на несуществующую цель. «Avada Kedavra» было следующим, что произнес этот жуткий шипящий голос, но Гарри, для которого не было необходимости отвлекаться на исчезающие стены, успел чуть раньше. Невозможно было расслышать, что он произнес, но два луча зеленый и золотой, столкнувшись в воздухе, ударили в грудь Волдеморту, и сильнейший в истории темный маг оказался лежащим на земле бездыханным безжизненным телом. Позже, когда все узнали, что это опять был банальный «Expelliarmus», это вызывало дружный смех и множество шуток, но сейчас в первые минуты вокруг стояла абсолютная тишина, лишь изредка нарушаемая хлопками аппарации, издаваемыми слугами павшего Лорда в попытке покинуть поле битвы. Но вскоре над всем полем был возведен антиаппарационный барьер, и оставшаяся часть темной армии была вынуждена просто сдаться на милость победителям. Несколько особо фанатичных последователей Волдеморта еще пытались оказывать сопротивление, но численное и силовое преимущество было не на их стороне, так что довольно быстро последние очаги сражений затихли, а затем воздух над поляной взорвался оглушительными ликующими возгласами и криками.
      Стоя посреди ликующей толпы поздравляющих друг друга с победой магов, Гермиона вдруг ощутила себя маленькой потерянной девочкой. Каждую секунду кто-то подбегал к ней, кричал что-то радостное, стискивал ее в объятиях, но все что она чувствовала – это холод осеннего воздуха на своей левой ладони, которую совсем недавно сжимал самый близкий и любимый на этой земле человек. И только когда среди мелькающих лиц она поймала пристальный долгий взгляд черных глаз, все встало на свои места, она, наконец, смогла облегченно вздохнуть и улыбнуться. Постепенно волшебники стали двигаться в сторону палаточного лагеря, оставляя поляну с выжженной травой в молчаливой пустоте. Но Гермионе не хотелось никуда идти, она просто стояла и смотрела в темные бездонные глаза любимого, не в силах прервать это мгновение, словно боялась, что стоит ей отвести взгляд, как она снова увидит непроницаемую маску на его лице, и между ними опять встанет стена отчуждения. Северус удивил ее, он не только не ушел с остальными, но неотрывно глядя ей в глаза сделал несколько шагов навстречу, оказавшись совсем близко, а потом... Это было странно и совершенно непредсказуемо. Короткий вежливый кивок в ее сторону, гордо поднятая голова, сложные изящные пасы палочкой, плетущей в воздухе тонкий световой узор... Лишь когда перед ее глазами появилась черная подушечка с маленьким блестящим предметом и свитком пергамента, а Северус опустившись на одно колено отвел взгляд, она наконец поняла, что происходит. Поняла, но не могла в это поверить.
      Дрожащими пальцами Гермиона подняла свернутый пергамент. Министерская печать поддалась лишь с третьей попытки. Сердце замерло от волнения, дыхание перехватило, строчки плыли перед глазами, и она смогла отчетливо разглядеть только свое имя «Уважаемая Гермиона Джейн Грэйнджер...», его имя «Северус Тобиас Снейп делает...» и те слова, которые она не надеялась, не ждала, но отчаянно мечтала услышать однажды «предложение о заключении магического брака...». В другой день она бы, наверное, безудержно разрыдалась от смешанного чувства счастья и облегчения, которые наполнили ее, но сейчас, стоя посреди выжженной поляны, какие-то минуты назад бывшей ареной исторического сражения, слишком потрясенная последними событиями, она смогла только судорожно вдохнуть воздух и посмотреть на склонившегося перед ней мужчину. Голова Северуса была опущена, и за завесой длинных черных волос невозможно было разглядеть выражение его лица или глаз. Еще раз глубоко вдохнув, Гермиона отложила в сторону пергамент и все еще дрожащими пальцами потянулась к маленькому блестящему ободку. Тоненькое, совсем простое колечко без каких-либо драгоценных камней, чуть потемневшее от времени, издали казалось гладким, и лишь когда она поднесла его ближе к глазам, заметила по окружности выгравированную змею, кусающую свой хвост. Это не было связанно ни со слизеринской символикой, ни с символами его рода, змея, кусающая свой хвост, была гораздо более древним и значительным символом, означающим бесконечность. Кольцо с таким символом было предложением не просто брака, а брака, заключаемого по всем древнейшим магическим традициям, брака, который впоследствии не может быть расторгнут ни при каких обстоятельствах. Это навсегда...
      – Я согласна, – все еще не до конца веря в происходящее, произнесла Гермиона, и ее дрожащий высокий голос ей самой показался чужим и незнакомым.
      Чуть вздрогнув от звука ее голоса, Северус, наконец, поднял на нее глаза, и в его взгляде можно было прочесть столько противоречивых чувств, сколько не видел в этом сдержанном человеке никто и никогда. Удивление – он не ожидал услышать ответ сразу, в контракте обозначено, что ответ может быть дан в течение следующего месяца. Сомнение и беспокойство – поняла ли она, какого рода предложение он ей сделал, ведь она маглорожденная и может не знать о всех тонкостях заключения магических браков, а детали в этом случае очень значимые. Неверие – неужели она могла согласиться, даже если слишком обескуражена недавними событиями, даже если не совсем понимает, какой именно брак он ей предлагает, она ведь только что дала согласие стать его женой? Счастье, безумное, безудержное счастье, бушующее за кажущимся безэмоциональным бледным лицом мужчины, счастье от того, что эта женщина, любимая, самая удивительная из всех, кого он знал в своей жизни, не отвергает его, нет, она действительно согласна быть с ним.
      Мог ли он когда-то надеяться на это, мог ли позволить себе хоть минутную мысль о том, что все будет так? Наверное, нет. Он, безусловно, желал этого всем своим существом, желал как ничего и никогда, и так же сильно боялся. Он бы заставил проглотить собственный язык любого, кто посмел бы намекнуть, что Северус Снейп может чего-то бояться, но Господи, как он боялся этого момента. Потому и не стал ждать более подходящего времени или искать лучшее место для такого важного события, как впервые, и он был уверен при любом исходе, единственный раз делать предложение. Он не мог ждать, не мог надеяться и пытаться решиться на это. Лучше сейчас, сразу, как только стало ясно, что война закончена... И именно так – раз и навсегда... Нерасторгаемый магический брак по всем традициям, потому что больше нет сил сомневаться, если что-то получится, то он должен быть уверен, что это навсегда, что он не останется один после того, как позволил себе поверить во что-то хорошее. Сегодня его жизнь навсегда измениться, он начнет все с чистого листа с ней или без нее. До этого мгновения он думал, что без нее. Не позволяя себе ожидать положительного ответа, он готовился обрубить все концы прошлой жизни, уехать, заниматься зельями, может даже поменять имя... Теперь можно мечтать о чем-то большем... Но нужно еще сохранять спокойствие, унять бешено колотящееся сердце, вдохнуть, чтобы взять под контроль собственный голос. Он еще должен предоставить ей последний шанс все обдумать, принять осознанное решение, дать возможность отступиться.
      – Ты уверена? Ты не обязана давать ответ прямо сейчас. У тебя есть месяц, чтобы все обдумать и принять решение.
      Теперь внимательно следить за ее лицом, поймать каждый оттенок чувств и мыслей в этих огромных солнечных глазах, ждать...
      – Мне не о чем думать, Северус. Я уверена. Мой ответ: «Да».
      Еще раз посмотреть на нее, увидеть, как она надевает колечко на изящный пальчик, и, не поднимаясь с колена, взять ее ладошку в руки, прижать к губам и целовать до головокружения, до темноты в глазах, пока не услышишь ее нежный шепот. Это твое имя она шепчет так нежно: «Северус...». Последний раз вдохнуть запах ее кожи, подняться на ноги, все еще держа ее руку в своей. Теперь все, больше незачем скрывать свои эмоции, можно просто посмотреть на нее, улыбнуться и увидеть на ее лице такую же счастливую улыбку.
      – Пойдем, нас, наверное, уже ищут, нужно помочь раненным и, думаю, ты должна вернуть на место Хогвартс...


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Понедельник, 24.10.2011, 12:09 | Сообщение # 25
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 24. Робкие шаги навстречу
      Поймала себя на мысли, что уже полчаса сама с собой мысленно разговариваю. Хотела найти старый самостирающийся пергамент, но он как назло куда-то запропастился. Никогда не любила на нем писать, но сейчас мне просто необходимо выговориться, а поговорить с кем-то из друзей я не могу. Точнее поговорить могу, но совсем не о том, о чем хочется сказать. Они все сейчас уставшие, обеспокоенные состоянием раненных, просто не пришедшие в себя после битвы, а я... Мне хочется кричать на весь мир, как я счастлива, рассказать всем и каждому о том, что мы с Северусом будем вместе. Конечно, сейчас самое неподходящее время для таких откровений, я сама понимаю, но ничего не могу сделать с собой. Я такая эгоистка, как можно думать о таком, находясь в больничном крыле, разливая по кубкам восстанавливающее зелье? И мне даже не стыдно, приходиться сдерживаться изо всех сил, чтобы не начать улыбаться, когда я вспоминаю его улыбку.
      Можно было бы рассказать все Драко, но его отправили в больницу Святого Мунго, вместе с остальными, у кого тяжелые ранения. Драко у нас сегодня герой дня, сначала меня спас, потом еще одну девушку, кажется, это была Элен, одна из кузин Флер. Драко заслонил ее от какого-то темномагического проклятия, а вот самого его слегка зацепило. Ничего страшного, но для полного восстановления нужно двое суток полежать в палате со специальным магическим полем. Элен так горько рыдала над кроватью больного, что я испугалась, что с ним правда что-то ужасное произошло, но оказалось просто девушка слишком впечатлительная. С Драко поговорила совсем недолго, он молчаливый, как никогда, и глаза такие грустные, что сердце сжимается от тоски. Первое, что он сказал: «Война кончилась.», так непривычно серьезно, без своей самодовольной улыбки, без хитрых огоньков в светлых глазах, словно за этот день стал старше лет на десять. Ему эта битва далась стократ тяжелее, чем всем нам, ведь ему пришлось сражаться против людей, которых он хорошо знал с детства, многие бывали в их доме, наверняка хорошо к нему относились, дарили подарки на Рождество, некоторые из них и вовсе приходятся ему ближайшими родственниками. Сколько из них погибло, никто не считал... не слишком много, но все-таки. А сколько до донца жизни окажутся в Азкабане? Драко будет очень нелегко адаптироваться в теперешнем новом мире, найти в нем свое место. Когда я попыталась сказать ему, что во всем его поддержу, и он всегда может на меня рассчитывать, он назвал меня глупой и сказал, что и так это знает. Глупой меня кроме Драко только Северус может называть, невыносимые наглые типы, даже немножко на них сердиться не могу. Не знаю, что бы я делала, если бы потеряла кого-то из них, или Гарри и Рона, или...
      С нашей стороны погибло двое, не знаю, как относиться к этой цифре. С одной стороны мы готовились к гораздо большим потерям, а с другой – двоих удивительных людей больше нет с нами. Джозеф Стоукс – ему не следовало появляться на поле боя, после того как он потерял столько сил, уничтожая инферий, но каждая палочка была на счету, и он не смог отсиживаться в палатке колдомедиков, когда его внучка (ей в начале месяца только исполнилась семнадцать) сражалась с пожирателями смерти. Он погиб почти в самом конце боя – смертельное проклятие от Эйвори. И еще Питер Рочестер, молодой аврор, почти мальчишка. Он чем-то напоминал мне Гарри, такой же задорный с вечно торчащими в разные стороны кудрявыми вихрами. Он всегда подмигивал мне, когда проходил мимо, а я смущенно опускала глаза, теперь его нет... Раненых оказалось неимоверно много, некоторые в очень тяжелом состоянии, живы только благодаря эльфам, мгновенно доставлявшим их к колдомедикам после ранений. Мелкие ранения почти у всех, так что восстанавливающее зелье не зря заготовили в таком количестве. На Гарри кстати ни одной царапины, и это после поединка с Волдемортом. Даже зная его с одиннадцати лет и сто раз наблюдая за тем, как он выходит сухим из воды после неимоверных передряг, не могу ему не удивляться, он действительно исключительно одаренный волшебник.
      Ремус сильно пострадал, его отправили в Мунго в числе первых. Врачи говорят, что это единственный случай, в котором можно сказать, что ему повезло быть оборотнем. То, что прошедшая ночь была ночью полнолуния, спасло ему жизнь, способность оборотней к регенерации особенно в полнолуние превосходит человеческую, обычный человек после таких ранений не выжил бы. Тонкс два часа то плакала, то смеялась и шутила, то снова плакала, пока мадам Помфри не дала ей успокоительное, и та заснула. Ей нельзя волноваться, она, оказывается, беременна, срок около трех недель. Ремус убьет ее, когда узнает, что Тонкс, будучи беременной, отправилась на поле боя. Хотя о чем я говорю, это же Ремус, поругается с полчаса, а потом будет на руках носить свою сумасбродную жену. Счастливые...
      Невозможно передать, насколько счастлива я! До сих пор не верю, что он сделал мне предложение. Это было так неожиданно, я и мечтать не могла о таком. Когда ночью он обнял меня за плечи, я чуть не разрыдалась от облегчения, ведь до сих пор он ни словом не обмолвился, что питает ко мне хоть какие-то положительные эмоции, а сегодня такое! Хотя он до сих пор ничего не говорил о своих чувствах. Только Северус может сделать предложение нерасторгаемого брака, не произнеся ни слова. Не важно, он ведь никогда не придавал большого значения словам, зато его действия всегда решительны и однозначны. Он предложил мне всю оставшуюся жизнь, какие слова могут сравниться с этим? А я ведь тоже ничего ему не сказала, была слишком удивлена, чтобы найти хоть какие-то слова. Нужно это исправить. Не видела Северуса уже несколько часов. Мы пришли к палатке колдомедиков вместе, потом он ушел за зельями, помог врачам с определением некоторых редких темномагических проклятий, но, как только тяжелых больных переместили в Мунго, он куда-то исчез. Я осталась помочь мадам Помфри с легкими ранениями, потом мы вернули Хогвартс (обратный перенос гораздо проще осуществить, для этого нужно было только территорию освободить и прочесть заклинание, а остальное сделали эльфы). Северус не появлялся ни в больничном крыле, ни в своей лаборатории, правда у меня есть предположение, где он может быть...
      Гермиона нашла Северуса на «их» скамейке возле озера. Он сидел, чуть склонившись, подперев голову ладонью, длинные волосы прятали лицо от постороннего взгляда. Пальцами второй руки он машинально перебирал маленький яркий лоскуток ткани.
      – Ты сохранил мою ленточку? – удивленно спросила Гермиона, подходя поближе и становясь позади скамейки.
      – Надо отдать тебе должное, две трети защитных заклинаний все еще действуют, ослабляя действие проклятий. При моей «работе» было бы непредусмотрительно разбрасываться такими вещами. Никогда не видел столько заклинаний, одновременно наложенных на один предмет, обычно ограничиваются двумя – тремя стандартными или что-нибудь одно, но действительно мощное, а тут было не менее двадцати, и ни одно не нейтрализует действие другого. До сих пор не пойму, зачем ты это сделала тогда, – его голос звучал устало-отстраненно и совсем тихо, словно он говорил сам с собой.
      Гермиона собиралась ответить, когда ее взгляд упал на прожженную ткань мантии на спине Северуса, сквозь мелкие разрывы в которой виднелись потемневшие участки кожи. Она направила палочку на этот участок и зашептала заживляющие заклинания. Снейп резко дернулся, когда почувствовал поток магии, направленной на него, но потом вернулся в первоначальное положение, никак не отреагировав на действия Гермионы. Она закончила с заживляющими заклинаниями и починила его мантию. Припомнив, что видела, как какое-то еще проклятье попало ему в левое плечо, она обошла вокруг скамейки и присела на корточки лицом к Северусу. Мантия на том месте, куда попало проклятие, была пропитана кровью и разорвана, открывая взгляду тонкий длинный порез.
      – Почему ты не показался мадам Помфри? Чем быстрее обработаны раны, тем легче они заживают, – спросила Гермиона, повторяя ряд заживляющих заклинаний теперь над его плечом.
      Северус оторвался от разглядывания глади озера, отражающего закат, и одарил Гермиону раздраженным взглядом.
      – Я не имею привычки бегать в больничное крыло по пустякам и вполне способен справиться с простейшими заклинаниями самостоятельно, – недовольно прошипел он, вскинув голову и отбрасывая с лица темную завесу волос.
      – Тогда почему ты до сих пор не обработал раны, целый день прошел уже, ты совсем не уделяешь внимания своему здоровью, Северус, – заботливо проговорила Гермиона, закончив с заклинаниями и поднимая глаза на его лицо.
      Эту реплику Снейп оставил без комментариев, лишь одарив Гермиону колючим, сердитым взглядом, явно означавшим что-то вроде «если позволил себя ранить, могу и потерпеть». «Упрямец, он ведь даже не защищался, когда в него попали эти проклятия, а все время защищал Гарри», – подумала Гермиона, но вовремя решила промолчать, понимая, что для него непривычно и неприятно, что она может видеть его уязвимость. Вместо этого она подняла руку и мягко провела ладонью по лицу Северуса. Его щека была колючей от пробивающейся щетины и прохладной, наверное, он довольно долго просидел возле озера на холодном осеннем воздухе.
      – Ты все еще не передумала? – внезапно спросил он чуть охрипшим голосом, при этом внимательно вглядываясь в ее лицо.
      – Нет, мое решение не изменилось, если ты сам все еще хочешь этого, то у меня нет причин передумать, – твердо сказала Гермиона, посылая ему уверенный взгляд.
      – Конечно, я хочу этого, иначе я бы не стал делать такое предложение. Просто я похоже выбрал самое неподходящее время для этого, все были слишком ошеломлены после окончания битвы, и у тебя не было времени все обдумать, возможно, у тебя есть более подходящие варианты, чтобы устроить свою судьбу, – на последней фразе он снова отвел глаза в сторону озера, безразлично разглядывая пейзаж.
      – Северус, ты же не думаешь, что между мной и Драко что-то большее, чем дружба? – с беспокойством переспросила Гермиона, вдруг вспомнив случайный поцелуй Драко и реакцию Северуса на увиденное.
      – Конечно же, нет, – тут же ответил Снейп, подтвердив ответ пренебрежительным фырканьем. – Я говорил с Драко, он сказал, что питает к тебе скорее дружеские чувства, и что ты ме... – он осекся на полуслове, но мгновенно исправился. – Он предположил, что, возможно, я тебе не совсем безразличен, – как бы ничего не значащим тоном закончил он.
      – Я люблю тебя, Северус, – прошептала Гермиона, мягко поворачивая его голову так, чтобы он снова смотрел ей в глаза. – Еще тогда любила, – продолжила она, кивая в сторону алой ленточки, которую до сих пор перебирал пальцами Снейп. – Конечно, не так как сейчас, до моего отъезда из Хогвартса это было больше увлеченностью, восхищением. Но спустя столько времени встретив тебя в Париже, я узнала тебя лучше и поняла, что ты именно тот, с кем я хотела бы разделить свою жизнь. – Она опустила глаза, не решаясь прочесть в его взгляде реакцию на свои слова.
      Спустя мгновение Гермиона ощутила, как мягкая теплая рука коснулась ее ладони, медленно заскользила к локтю и выше. Северус чуть наклонился к ней, сжав плечо девушки, притягивая ее ближе для поцелуя, но заметил, что она внезапно дернулась, и ее губы странно сжались. Решив, что его прикосновения ей неприятны, он тут же отдернул руку, и лишь тогда увидел, что на его пальцах осталась кровь. Приглядевшись, он понял, что мантия Гермиона на левом плече пропитана влажной кровью.
      – Глупая девчонка, ты еще можешь мне говорить, что я не уделяю должного внимания здоровью. Наверняка весь день хлопотала вокруг своих дружков, а о тебе никто даже не подумал побеспокоиться. О чем ты только думала, приходя сюда вместо того, чтобы вылечить рану.
      – Я... я не заметила, – смущенно опуская голову, пролепетала Гермиона. Несмотря на всплеск гнева в голосе Северуса, его глаза были полны нежности и тревоги. Конечно, он не умел проявлять беспокойство иначе, как пряча его за раздражением, но от этого его забота была не менее трогательной.
      – Пойдем, – сказал он, мягко взяв Гермиону за руку, и повел ее к недавно возвращенному замку Хогвартса.
      В кладовке для зелий было слишком тесно, чтобы два человека могли в ней находиться, не мешая друг другу, и Гермиона, предусмотрительно освобождая место для свободного передвижения Мастера зелий, уселась на маленький столик, втиснутый между двумя шкафами, до самого потолка заполненными разнообразными сосудами со всевозможными зельями и ингредиентами. Северус быстро отыскал все необходимое и, обернувшись к ней, легким осторожным движением спустил мантию с раненого плеча, порез оказался довольно глубоким и продолжал сочиться кровью. Несколько взмахов палочкой, неразборчивые заклинания, произнесенные одними губами, и он уже накладывает прохладную тягучую мазь на затянувшийся рубец, бережно только кончиками двух пальцев касаясь кожи.
      – Где еще? – Долгий внимательный взгляд черных глаз. Гермиона молча приподнимает край мантии, на левой ноге чуть выше колена сильный ожег и тонкий след от режущего проклятия.. Зельевар открывает другой флакон, маленькое помещение кладовки мгновенно заполняется свежим запахом бергамота, лимонника и чего-то еще терпкого и едва уловимого. Он смачивает платок прозрачной зеленой жидкостью, и, прежде чем приложить пропитанную зельем ткань к месту ожога, свободная рука ложиться на обнаженное бедро девушки, в этом жесте нет необходимости, и поэтому он почти похож на ласку. Прикосновение теплой мягкой ладони к коже жжет сильнее, чем едкое зеленое зелье.
      – Как ты себя чувствуешь? – В бархатном звучании голоса столько заботы и вместе с тем облегчения, он и сам видит, что все закончилось и больше не нужно беспокоиться, но хочет услышать устное подтверждение, чтобы убедиться, что это не сон. Впрочем, такие сны ему никогда не снились, иногда он видел во сне картины прошлого, иногда простые природные пейзажи, чаще бессвязные кошмары, но никогда даже во сне он не позволял себе видеть будущее, свободное от Темного Лорда, иначе он просто не вынес бы пробуждения. Словно прочитав в его глазах истинный смысл вопроса, она отвечает мягко и спокойно:
      – Все замечательно. – Ее глаза улыбаются, и напряженная складочка у него на лбу постепенно разглаживается. Она берет его руку в свои ладошки, подносит к лицу и, на мгновение замирая, тихонько спрашивает: «Можно?». Он, не отрываясь, смотрит в ее глаза и так же тихо отвечает: «Конечно, все что хочешь». Невольно в ее голове проносятся картины всего, чего она хочет, но она мысленно останавливает себя: «Пока можно не все, но нужно подождать совсем немного...» и касается губами тыльной стороны ладони. Его кожа мягкая и пахнет травами. Губы продолжают свое путешествие по узкой бледной кисти, то слегка касаясь, то плотно прижимаясь и втягивая небольшой участочек кожи, затем спускаются к тонким узловатым пальцам медленно, не пропуская ни одного миллиметра, ни одного изгиба сустава на каждом пальце. Он уже не смотрит на нее, его глаза прикрыты, каждое касание горячих губ отдается подобием электрических разрядов по всему телу, а ведь это всего лишь пальцы... и когда влажный язычок проскальзывает в ложбинку между средним и указательным, вместе с прерывистым дыханием у него вырывается стон удовольствия. Ее губы замирают и отстраняются, разгоряченной кожи на руке касается холодный воздух подземелий.
      – Ты даже не представляешь, как давно мне хотелось сделать это. – Он открывает глаза, только чтобы убедиться, что это сказала Она. – Когда ты играл на рояле тогда на балу, и каждый раз, когда я наблюдала, как ты готовишь зелья, как твои пальцы, словно мотыльки, легко порхают над котлом, мне хотелось к ним прикоснуться... вот так как сейчас. – И она снова поцеловала бледную кожу руки.
      – Фетишистка, – со смешком выдыхает он. В этом слове нет ни капли язвительности, а в глазах блестят озорные огоньки... просто первое шутливое прозвище.
      – Да! Потому что у тебя самые красивые руки, которые я когда-либо видела... и нет, потому что то же самое я чувствовала, глядя на любой другой участочек твоего тела... – Ее глаза вспыхнули, когда она подняла взгляд и посмотрела в глаза ему. – Когда я представляла, какая на ощупь кожа на твоей груди под чуть расстегнутой сверху рубашкой, каково было бы ощутить под языком мягкую мочку уха, иногда выглядывающую из под завесы твоих волос, как было бы провести рукой по твоим плечам, рукам... – горячо шепчет она, и ее пристальный взгляд гипнотизирует. В ярком свете свечей ее глаза с расширившимися зрачками кажутся почти желтыми, как у кошки.
      – Прекрати... – В его голосе явно звучит мольба, но совсем об обратном... – Ты коварная женщина, ты ведь прекрасно представляешь, что сейчас делаешь со мной. Те, кто считают тебя кротким ангелом, жестоко ошибаются, ты опаснейшее существо... Попав под чужую власть, людям свойственно стремиться освободиться от нее, а рядом с тобой я чувствую, что становлюсь твоим рабом, и точно знаю, что никогда не захочу освободиться от этой власти, даже если тебе будет совсем не нужно мое служение, мне придется умолять тебя продолжать повелевать... – Его дыхание сбилось, а голос совсем охрип.
      – Это хорошо... потому что ты нужен мне... весь, без остатка... навсегда. И чтобы ты понимал, что я так же нахожусь в твоей власти, я хочу, чтобы ты знал, что я давно полностью принадлежу тебе и никогда не смогу принадлежать кому-то другому. – Твердость ее голоса убеждает в том, что все сказанное – правда, но каким образом это может быть правдой? Он удивленно приподнимает левую бровь.
      – Я не понимаю...
      – Тогда, после нападения, когда ты попал под «Меч Смерти»... Его ведь практически невозможно снять обычными способами, только очень темной или очень светлой магией. Ты ведь уже знаешь, темную магию я использовать не могла, у меня не может получиться даже самое простенькое темномагическое заклинание. Я использовала односторонний связующий обряд, после которого стала полностью принадлежать тебе... а потом «Круг Очищения», из-за него и исчезла твоя метка...
      – Сумасшедшая... – Только и может выдохнуть он, прежде чем заключить ее в крепкие объятья сильных рук. – Моя храбрая безрассудная девочка, как ты только могла на такое решиться... – Он шепчет эти слова ей на ухо, обжигая горячим дыханием сладко пахнущую кожу, потом, чуть отстранившись, так, чтобы можно было видеть ее глаза, и еще тише, чем только что шептал, произносит:
      – Одно из условий ритуала должно быть, что у тебя никогда...
      – Никогда... никого... мне всегда нужен был только ты...
      – Ох... – Не в силах произнести хоть слово от изумления, он только снова заключает ее в объятья, пряча лицо в ее густых растрепанных волосах.
      – Пойдем, нам обоим нужно отдохнуть после этого безумного бесконечного дня... – Неохотно разрывая объятия, он берет ее за руку, и они выходят обратно в его кабинет.
      – Можно я останусь у тебя? – чуть дрожащим голосом спрашивает она.
      – Я бы ни за что тебя сейчас не отпустил...
      Они прошли в спальню, даже не раздеваясь, легли поверх покрывала на широкую кровать и, сваленные накопившейся за многие дни усталостью и напряжением, мгновенно уснули.
      Утро настало неожиданно быстро. Сквозь сон Северус ощутил чье-то присутствие в комнате и распахнул глаза, мысленно готовый потянуться за палочкой.
      – Ты? – Немного удивленно произнес он, встретив в непосредственной близости от своего лица огромные глаза цвета гречишного меда с золотистыми искорками, внимательно наблюдающие за ним.
      – А ты ожидал увидеть здесь кого-то другого? – Тонкие бровки над медовыми глазами вопросительно взметнулись вверх, а щеки их обладательницы залились смущенным румянцем.
      – Нет, просто я вообще не ожидал никого здесь увидеть, – честно ответил он. – Я не привык просыпаться в компании.
      – Я тоже не привыкла, но мне это определенно нравится. – Щеки девушки еще больше залились краской.
      – В этом наши вкусы сходятся, только, пожалуйста, не надо так отчаянно краснеть, а то я подумаю, что во сне вел себя как-то неподобающе. – В ответ на это девушка опустила взгляд и приложила ладошки к пылающим щекам.
      – Как насчет мятного чая? – предложила Гермиона, отводя руки от лица.
      – Нет, только кофе – черный. Я бы сейчас многое отдал за твои эклеры с черным шоколадом, тогда они были восхитительны... но в Хогвартсе приходится довольствоваться однообразной стряпней эльфов, – смешно сморщив нос, ответил Северус.
      «Вот оказывается, как выглядят его глаза без напускной холодности – еще глубже и темнее», – подумала Гермиона, наблюдая, как Снейп по-кошачьи потягивается, поднимаясь с кровати.
      – Позови Тинки и попроси принести, что тебе самой захочется, – эти слова он произносил, уже заходя в ванную.
      Спустя десять – пятнадцать минут после бодрящего контрастного душа, Северус вернулся в комнату, где уже был накрыт маленький столик возле зажженного камина. Рядом со столиком стояли два удобных кресла, в комнате витал приятный аромат свежесваренного кофе и вишневой коры, которую эльфы добавляли в камин по утрам по просьбе хозяина. Гермиона что-то расставляла на столике, обернулась, услышав, как он входит в комнату, и устроилась в одном из кресел. Перед ней стоял серебряный кофейник, такая же сахарница, фарфоровый кувшинчик с молоком, две кофейные чашки и огромное блюдо с шоколадными эклерами. Снейп напряженно моргнул, словно пытаясь отогнать наваждение, посмотрел на довольно улыбающуюся Гермиону, и только тогда обрел дар речи.
      – Ты же не?.. – Она согласно кивнула, подтверждая его догадку. – Гермиона, не надо было, я вовсе не имел этого в виду.
      – Я знаю, просто это наш первый завтрак вместе, и мне захотелось сделать тебе приятное, к тому же это было совсем не сложно. – Она, все так же улыбаясь, разлила по чашечкам горячий кофе, добавила в свой немного молока, и взялась поедать пирожные. Снейп тоже последовал ее примеру. Несколько минут они молча наслаждались прекрасным завтраком, потом он отложил свой кофе на край стола, прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла, растирая виски кончиками пальцев.
      – Все нормально, Северус? – спросила немного встревоженная Гермиона.
      – Нет, все определенно не нормально. – Он открыл глаза и пристально посмотрел на нее. – Ничего из того, что сегодня происходит, не вписывается в рамки «нормальности» в моей жизни. Только вчера закончилась война, и ты согласилась стать моей женой и захотела остаться в моей спальной, а потом я видел тебя во сне, открыл глаза и встретил твои глаза, а теперь ты сидишь здесь со мной, и еще эти эклеры... меня просто не покидает ощущение, что это один длинный сон, в котором исполняются все желания, но только сон... потому что в реальной жизни это было бы абсолютно невозможно...
      – Что я могу сделать, чтобы убедить тебя, что это реальность?
      – Не знаю, все, что ты делаешь только убеждает меня в обратном... Может... если бы ты сказала, что я могу сделать для тебя... – Гермиона медленно подошла к нему и, присев на подлокотник кресла, посмотрела ему в лицо и полушепотом выдохнула:
      – Поцелуй меня...
      Через мгновение сильные руки привлекли ее к себе, и она очутилась на коленях у Северуса, а его горячие губы накрыли ее губы страстным поцелуем. Жар его поцелуев околдовывал, весь мир вдруг сузился до бесконечно глубоких черных глаз перед ней, а потом она прикрыла глаза, и от мира не осталось ничего, кроме ощущения тепла ладоней на щеках, пальцев перебирающих ее волосы и мягких ласковых губ с ароматом кофе и горько-сладким вкусом черного шоколада. Эти губы медленно уносили ее в совершенно неизвестный мир, обволакивая теплом и нежностью, завлекая в плавный танец страсти. Потом к мягким губам присоединился кончик языка, дразнящее пробежавший по поверхности ее губ, заставляя их приоткрыться в предвкушении, чтобы затем проникнуть внутрь, исследуя, лаская, переплетаясь с ее язычком, пока не заполнит своим ощущением – горячим и сладким все ее чувства... За секунду до того, как растаяв в сладком поцелуе, мир для Гермионы окончательно перестал бы существовать, Северус прервал поцелуй и немного отстранился от нее. Когда она открыла глаза, то увидела перед собой такой же, как у нее, затуманенный страстью взгляд.
      – Ты невероятная, – почти беззвучно выдохнул он, обжигая ее влажные губы горячим дыханием.
      – Это ты невероятный, – так же тихо прошептала девушка. Его рука легла на ее затылок, привлекая для нового поцелуя, но она остановила его. – Подожди... еще один такой поцелуй, и я потеряю сознание, дай мне отдышаться. – Она обвила руками его шею и положила голову на плечо, крепче прижимаясь к мужчине.
      – Хорошо, мой ангел. Тогда может ты согласишься обсудить несколько насущных вопросов... – Его глубокий немного хриплый голос посылал волны дрожи по ее телу.
      – Каких вопросов? – все еще плохо соображая после головокружительного поцелуя, спросила Гермиона.
      – Во-первых, на какое число ты хочешь назначить дату свадьбы? – самым беззаботным тоном поинтересовался Северус.
      – А как долго подготавливаются магические кольца?
      – Две недели.
      – Тогда через две недели. Если ты, конечно, не против? – в последней фразе послышалась легкая неуверенность.
      – Нет, конечно, я не против, но ты уверена, что мы все успеем подготовить? Все должно быть так, как ты хочешь...
      – Я хочу, чтобы это было как можно быстрее, а подготовка... Я готова, ты, как я понимаю, тоже готов, остается только дождаться, когда будут готовы эти магические кольца. – Было похоже, что она сердится на эти ритуальные предметы за их нерасторопность. – А все остальное меня не интересует, я совершенно не собираюсь ждать ни секундой дольше из-за всяких мелочей.
      – Ну, если тебе все равно, ты не будешь возражать, если я сам займусь подготовкой и выберу детали на свой вкус?- Он чуть приподнял левую бровь.
      – Северус, ты... ты правда будешь заниматься подготовкой к свадьбе?
      – Почему нет? Я между прочим двадцать лет ждал, когда в моей жизни появится безрассудная особа, вроде тебя, которая согласится на такую авантюру, как разделить жизнь со мной... могу я по крайней мере получить такую свадьбу, о какой мечтал? – самым серьезным тоном заявляет он, но в темно-карих глазах блестят озорные смешинки.
      – Правда? Конечно, можешь. Только не слишком много зеленого и никаких серебряных змей, – наигранно строгим тоном говорит Гермиона, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
      – Договорились... Черное и белое? – предлагает он.
      – Да, черное и белое было бы прекрасно! Но никаких дешевых эффектов для публики.
      – Определенно! – Они посмотрели друг на друга и весело рассмеялись.
      – Северус, ущипни меня, – попросила Гермиона, когда смех затих.
      – Зачем?
      – Просто теперь мне кажется, что все это сон, и стоит ущипнуть меня, как я проснусь, и все исчезнет.
      – Тогда нет. Если это сон, то я не позволю тебе проснуться, – прозвучал прямо возле ее ушка мягкий, завораживающий голос, а потом он снова увлек ее в долгий горячий поцелуй, от которого ей совершенно расхотелось просыпаться.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Понедельник, 24.10.2011, 12:11 | Сообщение # 26
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 25. Когда сбываются мечты
      Словно подчинившись желанию Гермионы, время летело удивительно быстро. Две недели промелькнули как один день и не были слишком насыщенными событиями. Да и какие теперь события можно ожидать? Жизнь магического мира очень быстро вошла в спокойное размеренное русло, будто и не было никакой многолетней войны. На следующий день после битвы «Ежедневный Пророк» вышел с заголовком «Волдеморт повержен», фотографией смущенного главного героя магического мира Гарри Поттера и объявлением этого дня национальным праздником. Все, безусловно, порадовались и с удовольствием отпраздновали это событие, но уже тогда люди, обсуждая между собой случившееся, сходились во мнении, что иначе и быть не могло, и что никто никогда и не сомневался в победе Мальчика-Который-Выжил. А еще через день полосы газет стали занимать обычные рутинные вопросы, такие как изменения в законе о наследстве, вручение премии Мерлина за создание усовершенствованных бытовых заклинаний и так далее. Словом, окончившаяся война отошла на второй план.
      В этом не было ничего удивительного, ведь двухлетний перерыв позволил многим забыть о существующей опасности. А последняя битва, проходившая в окрестностях Хогвартса, изолированного от остальной части магического мира, воспринималась почти такой же далекой, как опасная гиппогрифовая лихорадка в Венесуэле, о которой так много писали в газетах месяц назад. Только аврорат это время существовал в режиме повышенной готовности и отлавливал оставшихся на свободе пожирателей смерти, которым не удалось скрыться заграницей в первые часы после падения их повелителя. И еще больница Святого Мунго после битвы принимала больше пациентов, чем обычно, но спустя неделю большинство из них благополучно выписались, а к концу второй недели поправился последний из пострадавших во время сражения при Хогвартсе – Ремус Люпин. Министерство Магии всячески пыталось подчеркнуть собственную заслугу в почти бескровном окончании многолетней войны с самым могущественным темным магом, но на этот раз подобная политика оказалась безуспешной. Во время официального награждения героев битвы министр собственноручно вручал ордена Мерлина различной степени каждому из участников сражения, но сам так и не был удостоен честью попасть на колдографию героев, размещенную во всех магических газетах.
      Гермиона поначалу большую часть времени проводила в больничном крыле с мадам Помфри, ухаживая за теми, кто был ранен, но остался в Хогвартсе. Когда же в ее помощи отпала необходимость, она с упоением погружалась в чтение в любимой библиотеке. Слишком долгое время она была лишена возможности уделять внимание любимому занятию, но сейчас, когда ничто не могло ей помешать, Гермиона не отказывала себе в удовольствии провести день за чтением древних фолиантов.
      С Северусом эти две недели Гермиона виделась совсем мало в основном из-за его невероятной занятости. Он сутками пропадал в лаборатории, делая запас всех необходимых зелий для Хогвартса перед своим отъездом. Несмотря на многочисленные просьбы директора, он так и не согласился вернуться на должность преподавателя зелий или ЗОТИ. Однажды Альбус полушутя даже предложил Северусу занять должность директора вместо него самого, ведь для Снейпа многие годы Хогвартс был единственным домом, и он как никто другой сумеет позаботиться о школе. Но, будучи помимо собственной воли прикованным к Хогвартсу цепями долга в течение почти двадцати лет, Снейп перестал питать к этому месту сентиментальную привязанность. Кроме того, преподавание никогда не было для него любимым делом, а среди множества талантов Северуса педагогический явно не значился, о чем свидетельствовал титул самого ужасного учителя Хогвартса, бессменно присваиваемый ему несколькими поколениями студентов. Выслушав эти аргументы с нескрываемым весельем, Альбус все же согласился с тем, чтобы Северус покинул стены замка, но только при условии, что они с Гермионой обязательно отправят своих детей учиться в Хогвартс. На такое заявление директор был удостоенным лишь недовольным хмыканьем, что, по всей видимости, должно было означать «сами как-нибудь разберемся».
      Помимо забот, связанных с Хогвартсом, нужно было решить вопрос с жильем для будущей семьи. Ни Северус, ни Гермиона не являлись счастливыми обладателями солидных банковских счетов либо шикарных родовых поместий. Существенные денежные премии, прилагаемые к орденам Мерлина первой степени, и средства, вырученные от продажи дома в Тупике Прядильщиков, почти полностью решили финансовый вопрос, но сама процедура продажи дома и покупки нового заняла неимоверно много времени. Гермиона давно считала, что бюрократия в магическом мире стократ хуже, чем в маггловском, но даже она была удивлена тому, сколько усилий потребовалось Северусу на эту простую процедуру. Как-то само собой получилось, что они решили поселиться в том маленьком домике у моря, который занимала Гермиона последний год. Он находился в красивом уединенном месте, был довольно уютным, и их обоих необъяснимо тянуло туда, именно на то место, где их судьбы переплелись в одну. К тому же место, где был проведен связующий ритуал, продолжает хранить светлую магию для супружеской пары, давая дополнительную защиту и укрепляя брачные узы.
      К огромному удивлению Гермионы, подготовку к свадьбе Северус, как и обещал, почти полностью взял на себя, за что она была искренне благодарна. Несмотря на свою общую эрудированность, Гермиона не так уж много знала о традиционных магических церемониях бракосочетания. Честно говоря, о маггловских церемониях она знала не намного больше, эти вопросы не слишком заботили ее, когда она была маленькой, а после зачисления в Хогвартс она была настолько увлечена открытием нового мира, что в стремлении узнать как можно больше важного не оставалось времени думать о таких пустяках. А потом была война, и мечты о свадьбе и белом платье казались абсурдными и несвоевременными. Кто же мог предугадать, что предложение руки и сердца она получит в тот же день, как кончится война и времени на изучение этого вопроса просто не будет. В общем, инициатива Северуса оказалась просто спасением. Единственное, что он поручил Гермионе – это рассылка приглашений на свадьбу. На вопрос: «А кого ты сам хочешь пригласить?» он честно ответил: «Я не желаю видеть никого кроме тебя и, может быть, священника, но ты можешь пригласить всех, кого захочешь». Так она и сделала, пригласила всех, кого хотела, а если быть точнее, то просто пригласила всех.
      Так как заранее никому не было известно о наличии отношений между будущими супругами, Гермиона искренне развлекалась, привязывая шелковыми ленточками подписанные приглашения к лапкам белых почтовых голубей (конечно, совы традиционные почтальоны, но голубей она сочла более романтичными посланниками) и представляя себе выражение лица каждого, кто их получит. А еще несколько следующих дней она получала удовольствие от появляющихся в камине именно с такими выражениями лиц друзей задающих один и тот же вопрос: «Гермиона, это правда? Ты выходишь замуж за Снейпа?». Особо оригинальные приглашенные после утвердительного ответа интересовались не находится ли она под действием какой-нибудь хитроумной магии, лишающей разума, она же весело смеялась и отвечала, что всему виной магия любви.
      Еще одним важным и довольно приятным вопросом, связанным с предстоящей свадьбой, стал выбор свадебного наряда. Счастливая невеста хоть и мечтала в раннем детстве о чем-то ослепительно белом и воздушном, на практике имела весьма отдаленное представление, каким именно должно быть ее свадебное платье. В этом вопросе весьма кстати оказалась помощь Джинни Уизли, которая, по всей видимости, гораздо больше времени, чем Гермиона, проводила в мечтах о главном празднике в жизни любой девушки и знала о свадебных нарядах все и даже больше. В четверг они договорились вместе отправиться к мадам Малкин и подобрать наряд для Гермионы. Все было бы просто волшебно, если бы этот разговор случайно не услышала Лаванда, а, услышав, не начала восторженно хлопать в ладоши и требовать принять в этом знаменательном событии непосредственное участие. Гермиона долго гадала, что послужило причиной взрыва неподдельной радости Лаванды – новость о счастливом событии в жизни бывшей однокурсницы и подруги или то, что теперь в деле завоевания руки и сердца новоявленного героя магического мира Рональда Уизли у нее стало одной соперницей меньше. Хотя одной советчицы в лице Джинни было бы более чем достаточно, но, зная Лаванду, легче было просто согласиться на ее участие, чем несколько часов выслушивать ее просьбы, а потом все равно согласиться.
      В четверг ровно в полдень Гермиона оказалась возле магазина мадам Малкин с легким чувством приятного предвкушения. Оглядываясь по сторонам в поисках подруг, она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, мысленно представляя себе, как она появится перед Северусом в подвенечном платье, пройдет по долгому проходу к алтарю... Но тут же отдергивала себя от этих мечтаний, ведь неизвестно, как все устроит Северус, может и не будет никакого длинного прохода и алтаря, не стоит заранее настраиваться на что-то. По мере того, как стрелки часов отклонялись от назначенного времени встречи, ее радостное предвкушение начало сменяться нетерпеливым раздражением. «И где только пропадают мои так называемые помощницы? Я уже все витрины окрестных магазинов наизусть выучила», – думала она, ежась от осеннего ветра. Когда Гермиона уже решила возвращаться назад в Хогвартс, из-за угла появилась довольно улыбающаяся Лаванда.
      – О, Гермиона, ты уже здесь? Джинни просила передать, что опаздывает, и чтобы мы начинали без нее, – беззаботно пролепетала девушка, откидывая назад светлые локоны, разметавшиеся на ветру. Гермиона хотела возмутиться ее вопросу: «Конечно, она уже здесь, они договорились встретиться двадцать минут назад...», но желание уйти с обдуваемой улицы в уютное тепло магазина пересилило ее возмущение, и они молча вошли в помещение.
      Приветливая хозяйка встретила их дежурной улыбкой, и, предположив, что они студентки-старшекурсницы, стала предлагать вечерние наряды для Хэллоуина. Мадам Малкин самозабвенно рассказывала о новинках колдовской моды, и Гермиона сразу почувствовала себя растерянной от такого напора. А вот Лаванда напротив чувствовала себя, как дома, она удобно расположилась в маленьком кресле и обратилась к хозяйке магазина.
      – Мадам Малкин, мы еще обязательно заглянем к вам за нарядами для Хэллоуина, но сейчас у нас совсем другая задача. Дело в том, что Гермиона вскоре выходит замуж, и нам нужно подобрать ей все для свадьбы! – самым восторженным тоном заговорила Лаванда.
      – О, поздравляю, дорогая! Какое чудесное событие! – медовым голоском протянула женщина. – Тогда нам стоит пройти в другую комнату, у меня в магазине можно найти свадебные наряды на любой вкус!
      Как только они вошли в комнату, Гермиона поняла, что мадам Малкин ничуть не преувеличивала. От обилия ослепительно белых нарядов, блесток, бисера и кружев в первую минуту даже заслезились глаза. «И как среди всего этого можно выбрать один единственный наряд?», – с ужасом подумала Гермиона, и мысленно послала нерасторопной Джинни несколько безобидных, но весьма неприятных проклятий.
      – С чего бы ты хотела начать, милая? – ласково спросила хозяйка. Гермиона метнула в Лаванду вопрошающий взгляд, и та моментально ответила.
      – Гермиона у нас магглорожденная, так что может быть стоит начать с чего-то в маггловском стиле?
      Хозяйка магазина тут же призвала длинную вешалку с пышными свадебными платьями поближе к девушкам, и платья одно за другим стали вылетать вперед, поворачивались всеми сторонами и снова отправлялись на вешалку. Лаванда иногда выкрикивала: «Ах, вот это просто очаровательное!», и выбранные ею наряды отправлялись на отдельную вешалку для примерки. Когда от быстро меняющихся платьев у Гермионы стали мелькать белые пятнышки в глазах, она предложила остановиться и начать примерять то, что уже отобрано. Идея с маггловским платьем изначально ей понравилась, во всяком случае, это было что-то знакомое, и она не будет чувствовать себя слишком непривычно. Но на практике все оказалось немного иначе. Гермиона со своими пышными кудряшками в широкополых платьях с обилием рюшечек, кружев, атласных цветов и объемных шлейфов неизменно напоминала самой себе огромное кремовое пирожное. Примерив еще парочку для очистки совести, она взмахом палочки переоделась в свою одежду и смущенно предложила попробовать выбрать что-то в другом стиле. Заметив, как облегченно вздохнули наблюдавшие за ней волшебницы, она поняла, что образ большого пирожного пришел на ум не ей одной.
      С более традиционными магическими нарядами разобраться было сложнее из-за их невероятного разнообразия. Волшебники, создававшие эти наряды, явно никак не ограничивали свою фантазию. Все они были зачарованы так, что сами подгонялись под фигуру девушки и выглядели, словно живые. Шелк струился и волновался, как струи воды в водопаде, шифон развевался, словно от легкого ветерка, вышивки из бисера вспыхивали и сверкали, как миниатюрные фейерверки. А довершающие картину маленькие белые птички, поддерживающие над полом края шлейфов и верхних накидок создавали абсолютно волшебное впечатление. От такого великолепия захватывало дух.
      Стоя возле зеркала в воздушном, словно облако, наряде из невесомого шифона сливочного цвета, Гермиона не могла оторвать глаз от отражения прекрасной нимфы, черты которой лишь отдаленно напоминали ее саму. Девушка в зеркале была шикарной, соблазнительной, ослепительной. А кружащие вокруг плеч, талии, волос заколдованные бабочки, являвшиеся главным украшением наряда, создавали впечатление, что и сама девушка вот-вот оторвется от поверхности земли и гордо воспарит над ней. Мадам Малкин и Лаванда восхищенно охали и в один голос твердили, что лучше ничего и не придумаешь, когда в двери комнаты, наконец, показалась рыжая головка младшей Уизли.
      – Гермиона, какая же ты красивая! – прямо с порога начала Джинни. – Ты похожа на фею цветов, просто глаз не оторвать!
      – Да, платье очень красивое, – согласилась Гермиона, поворачиваясь к подруге.
      – Как-то ты не слишком радостно это говоришь, – тут же заметила Джинни. – Тебе не совсем нравится платье, или ты просто обижаешься на меня за опоздание?
      – О, ты конечно могла бы не опаздывать хотя бы сегодня, но я не могу на тебя обижаться, ты же знаешь, – ответила Гермиона с легкой улыбкой. – А платье действительно очень красивое, даже слишком красивое.
      – Ну, Гермиона, нельзя быть слишком красивой, тем более в день свадьбы, -сказала Лаванда, непонимающе закатывая глаза.
      – Нет, правда, все это слишком для меня, я совсем не привыкла видеть себя такой, – продолжала Гермиона. – Я совсем на себя не похожа, и, когда представляю, как я буду выглядеть со всеми этими бабочками рядом... – она не договорила и посмотрела на Джинни в поиске поддержки.
      – Рядом со Снейпом, – закончила за нее рыженькая. – Да, представляю себе эту картину, он-то наверняка придет в одной из своих строгих черных мантий с тысячей пуговиц, а ты со стаей бабочек.
      Представив эту картину, трое девушек поочередно хихикнули, переглянулись и дружно рассмеялись. Когда спустя несколько минут девичий смех начал стихать, Гермиона отмахнулась от одной бабочки, которая норовила сесть ей на нос, и послала умоляющий взгляд подруге.
      – Джинни, помоги мне выбрать, мы уже больше часа ничего не можем придумать, я, наверное, самая привередливая невеста на свете, – пробормотала она, смущенно поглядывая на уже порядком подуставшую хозяйку магазина.
      – Ничего подобного, просто ты не видела, как выбирала свое свадебное платье Флер, когда выходила за Билла. Ты вовсе не привередливая, просто ты должна найти то, что тебе действительно подходит, – успокаивала подругу Джинни, когда в ее глазах зажглись хитрые огоньки. Она подошла к Гермионе и что-то спросила шепотом на ушко, отчего Гермиона залилась смущенным румянцем, но потом утвердительно кивнула. На лице младшей Уизли отразилась победоносная улыбка, и она быстро подошла к мадам Малкин и о чем-то ее попросила, тоже шепотом.
      – Джиневра Уизли, признавайся, что ты задумала? – одновременно возмущенно и заинтересованно спросила Гермиона.
      – Увидишь! – с самым самодовольным видом заявила рыженькая ведьма, когда мадам Малкин вернулась к девушкам с единственным нарядом в руках.
      – Постой ровно, – попросила Джинни и легким движением палочки сменила наряд Гермионы на тот, что принесла мадам Малкин.
      – Что это? – пораженно выдохнула Лаванда, оглядывая подругу со всех сторон.
      Гермиона обернулась к зеркалу и мягко улыбнулась своему отражению. Гладкий белый шелк платья словно стекал по изящному телу девушки, полностью повторяя его очертания. На платье почти не было никаких декоративных деталей, кроме выложенных мелкими камешками по рукавам и краю подола рун. Впрочем, камешками это вряд ли можно было назвать, они скорее напоминали маленькие звездочки, мерцающие в утреннем небе мягким светом. Сами руны, похоже, составляли слова какого-то сложного ритуала.
      – И главная деталь! – торжественно провозгласила Джинни, укрывая полуобнаженные плечи Гермионы накидкой из такого же белого шелка, на которой сияющими звездочками был выложен величественный единорог. Как только накидка оказалась на плечах девушки, рисунок на ней ожил, и теперь звездный единорог мчался по шелковым просторам накидки, а его грива развевалась, словно при быстром беге, хотя движущаяся картинка и оставалась на месте. Гермиона снова подняла глаза к зеркалу и поняла, что просто сияет. Но сияние не было чем-то искусственным, оно словно шло изнутри, из самых глубин ее сущности. Если бы она могла сейчас описать то, что видит, она бы сказала, что каким-то невыразимым образом этот наряд позволил внутреннему свету ее любви вырваться из плена плоти и засиять вовне.
      – Это традиционный свадебный наряд, – начала объяснять Джинни, встретив совершенно удивленный взгляд подруги. – Такой надевают только на церемонию, проводимую с соблюдением всех древних традиций. На нем выписаны слова свадебного ритуала, а плащ с единорогом, это что-то вроде маггловской фаты, символ чистоты и светлой магии. Тебе нравится? – спросила она, но счастливая улыбка свидетельствовала, что ответ очевиден.
      – Это просто идеально! – выдохнула Гермиона, и три одновременных кивка находящихся рядом женщин послужили полным подтверждением ее словам.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Понедельник, 24.10.2011, 12:11 | Сообщение # 27
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Вернувшись в Хогвартс, Гермиона первым делом отправилась в подземелья к личным комнатам Северуса. На время пребывания в школе ей выделили отдельную комнату, но по негласному соглашению она почти все время со дня помолвки проводила в подземельях. Хотя сам Северус подолгу отсутствовал, было приятно находиться в его обители, окруженной его вещами, забираться с очередной книжкой в его постель и читать, одновременно наслаждаясь едва уловимым ароматом его кожи, впитавшимся в подушки. Так ей казалось, что он всегда рядом.
      К ее удивлению Северус оказался у себя, он сидел за письменным столом и внимательно просматривал стопку пергаментов. Как всегда сосредоточенный, от напряженно сведенных бровей на лбу пролегла глубокая продолговатая морщинка.
      – Ты сегодня рано. Уже освободился? – стараясь заставить свой голос звучать непринужденно, спросила Гермиона.
      – Нет, только зашел забрать документы, уже ухожу, – не поднимая глаз от пергаментов, сообщил Северус.
      Последнюю неделю он был даже более молчалив, чем обычно, и иногда Гермионе казалось, что если бы она не приставала к нему со своими расспросами, он бы так и не проронил за день ни единого слова. Во всем его поведении чувствовалось нарастающее напряжение. В то время как Гермиона чуть ли не сияла от счастья, Северус с каждым днем становился все более отстраненным и мрачным. Нельзя было сказать, что его отношение к Гермионе ухудшилось, он по-прежнему называл ее «мой ангел», с удивительной страстью отвечал на ее поцелуи, не отстранялся от объятий, отвечал на все ее вопросы о том, чем он занимался и прочих мелочах, и ежедневно занимался подготовкой к предстоящему торжеству. Но сам он никогда не подходил к ней, чтобы обнять и не пытался заговорить, а на все расспросы отвечал сдержанно и односложно. Самое большее, что он мог себе позволить по собственной инициативе – это провести кончиками пальцев по ее щеке, когда вечерами они сидели рядом на диванчике напротив камина. Она изучала очередной пыльный фолиант, а он, прикрывшись любимым алхимическим журналом, изучал ее лицо. Иногда, когда ей в тайне удавалось заметить его взгляд, то в нем читалась немая борьба на грани отчаяния, от таких взглядов в груди Гермионы все буквально застывало от непрошенных недобрых предчувствий. В такие моменты сердце сковывал ледяной страх, что вот сейчас он обернется к ней и спросит: «Что вы здесь делаете, мисс Грэйнджер?», и она поймет, что ей нечего ответить, что окончание войны и помолвка, и тот горячий поцелуй со вкусом черного шоколада ей просто приснились, и у нее нет никакого права находиться здесь рядом с ним, так близко, так откровенно.
      Что ж, она и не ждала, что сразу будет легко. Если ей так трудно привыкнуть к простой мысли, что все преграды уже позади, то каково должно быть ему после двадцати лет хождения по острию лезвия судьбы? Она втайне ругала себя за нетерпеливость, размышляла над тем, не совершила ли ошибку, назначив свадьбу так скоро, может нужно было дать им обоим больше времени, чтобы привыкнуть друг к другу и к внезапно изменившемуся миру? Гермионе часто, особенно в моменты, когда неизвестно откуда берущееся чувство тревоги охватывало ее, хотелось спросить Северуса, что с ним происходит, почему он старается держаться от нее на расстоянии и вместе с тем внимательно наблюдает за каждым ее шагом, каждым жестом, словно ждет, когда же она отступится и прервет этот странный танец. Один или два раза она даже открывала рот, и слова были готовы сорваться с губ, но в последний момент что-то ее останавливало. Быть может понимание того, что стоит ей высказать хоть слово сомнения или опасения, как он тут же ухватится за этот хрупкий повод и сделает шаг назад, а сделав этот шаг, никогда больше не решится приблизиться к ней. Поэтому она молчала, решив для себя, что если он ищет подтверждение своих страхов и сомнений, она не станет ему в этом помогать. Она будет спокойна и терпелива, не позволит своей тревоге прорваться наружу и разрушить то, что так неожиданно щедро было подарено судьбой. Она ждала...
      День свадьбы начался с шумной суматохи. Сначала Гермиону разбудили Джинни и Лаванда, которые после дня покупки платья решили, что просто обязаны опекать подругу, и не отступали от этого решения даже после длительных уговоров и просьб «оставить ее в покое». Потом в Хогвартс прибыла ее мама, и вихрь непонятной суеты закрутился с удвоенной силой. Гермиона очень любила свою маму, Джейн Грэйнджер безусловно была умной, доброй, заботливой женщиной, но как и многим матерям ей было безумно сложно объяснить, что дочь давно выросла и вполне способна о себе позаботиться. Гермиона легко прощала маме этот маленький недостаток, когда приезжая домой на каникулы сталкивалась с повышенной заботой матери о всяких мелочах, с которыми намного быстрее справилась бы сама. Она понимала, что так мама пытается компенсировать недостаток своего участия в жизни дочери в течение девяти месяцев в году. Но сегодня Гермиона несколько раз была готова поверить, что где-то внутри нее расположен настоящий вулкан с названием «Негодование», и в любую секунду может начаться извержение.
      Первый раз она заподозрила эту свою особенность после того, как мама, заручившись поддержкой Джинни и Лаванды, на протяжении полутора часов расспрашивала ее о том, как Гермиона решила украсить зал для торжества, какой будет свадебный торт и прочее в таком же духе. Ответ: «Я не знаю, подготовкой занимался Северус» звучал неоднократно, но от дальнейших расспросов не избавил, поэтому Гермионе пришлось просто сбежать из собственной комнаты, сославшись на то, что от волнения ее немного подташнивает, и нужно срочно попросить зелье у мадам Помфри. Как оказалось, это было большой ошибкой. О, лучше бы она сказала, что у нее болит голова, и выслушала обычную лекцию по поводу того, что она слишком много читает, чем переутомляет себя и портит зрение, или пожаловалась, что внезапно разболелся зуб, хотя про зубы лучше при маме вообще не упоминать... Но все же любая иная причина ее бегства избавила бы от маминых полунамеков на то, что теперь она понимает поспешность решения о свадьбе, и была бы даже очень рада этой причине, и дочери вовсе не обязательно скрывать от собственной матери такие радостные новости. В эти секунды Гермиона уже искренне удивлялась, как ее внутренний вулкан до сих пор не взорвался, и даже мысленно хвалила собственное самообладание. Третий раз ей пришлось приложить все усилия, чтобы не взорваться уже перед самой церемонией, когда мама помогала ей с последними приготовлениями в специально установленном возле озера шатре.
      Сама церемония должна была проходить под открытым небом. За десять минут до назначенного времени бракосочетания к ней в шатер вошел Северус. Каково же было его удивление, когда Джейн Грэйнджер не захотела впустить его, встревожено объясняя ему, что он не должен здесь находиться и ему нельзя видеть Гермиону. Страшно даже подумать, какие картины представил себе за эти короткие минуты Северус, но это должно было быть что-то по-настоящему ужасное, потому что вскоре он ворвался в шатер, сметая все на своем пути, бледный, но с горящими глазами, полными решимости.
      – Да почему, Мерлина ради, я не могу увидеть Гермиону? Что с ней? – почти кричал он, отбрасывая в сторону завесу у входа.
      – Потому что перед свадьбой... – не унималась сбитая с толку и немного возмущенная Джейн.
      – Мама, пожалуйста, я же просила... – вздыхая, обратилась к ней Гермиона, за что получила еще один возмущенный взгляд.
      – Все в порядке, Северус, это просто маггловская традиция, не обращай внимания, – попыталась успокоить она. Это отчасти подействовало, но глаза Северуса по-прежнему выражали странную холодную решимость. Пытаясь разрядить атмосферу, она решила чем-то отвлечь Северуса.
      – Ты не поможешь мне? – попросила она, указывая на свою накидку, висящую на спинке стула, и подобрала волосы с полуобнаженных плеч, чтобы они не зацепились за застежку.
      Северус кивнул и мягко улыбнулся ей, но как только его взгляд упал на сияющего на белом шелке единорога, улыбка на его губах померкла, на мгновение сменившись тенью боли. Когда он поправлял застежку у нее на груди, его обычно умелые ловкие пальцы дрожали и не попадали в маленькую петельку.
      – Гермиона, мы можем поговорить... наедине? – спросил он, как только справился с застежкой.
      Она и сама не смогла бы объяснить, почему после этих простых слов все ее нехорошие предчувствия вдруг обрушились на нее с новой силой, а грудь сковало ледяным страхом. «Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой», – мелькнула непрошенная мысль. Чуть дрожащим голосом она ответила только: «Конечно», и взглядом попросила маму оставить их вдвоем. Как только ткань шатра запахнулась за женщиной, Северус подошел ближе и, мягко взяв Гермиону за руку, заговорил. Как же она скучала по его голосу последними молчаливыми вечерами. Мягкий, как обволакивающее тепло летней ночи, его голос завораживал, успокаивал, развеивал все тревоги и волнения. Как же глупо было поддаваться своим страхам, что бы он ни сказал сейчас, она его не отпустит, она будет сильной, будет бороться даже с ним самим, если нужно, но не отпустит...
      – Гермиона, у нас обоих было достаточно времени, чтобы подумать обо всем и взвесить принятое решение. Признаюсь, я до сегодняшнего дня не хотел начинать этот разговор, не хотел давить на тебя ни в чем. Но сейчас ты стоишь в подвенечном платье, и через несколько минут над нами будет проведен ритуал, после которого уже нельзя будет ничего изменить. Прежде чем мы это сделаем, я хочу, чтобы ты знала, что назад дороги не будет. Если когда-нибудь ты решишь, что совершила ошибку и больше не хочешь этого, я не отпущу тебя. Ты очень многого не знаешь обо мне, я тяжелый человек и вряд ли это изменится, я хочу предупредить тебя, что я не намерен играть в благородство ни сейчас, ни когда-либо позже и не собираюсь отказываться от тебя, я не отпущу тебя никогда, даже если ты попросишь, я не отпущу. Ты понимаешь это?
      – Да, – только и смогла ответить она, готовая толи рассмеяться, толи расплакаться от облегчения. «Как же мы все-таки похожи», – пронеслась мысль в голове Гермионы, прежде чем она услышала следующий вопрос.
      – И все равно собираешься это сделать?
      – Да, – тот же ответ, и мысленно: «Тысячу раз „Да“, все что угодно, все что захочешь, лишь бы с тобой».
      – Почему? Почему, Гермиона? Я уже передумал сотни возможных причин, но это невозможно понять, я не нахожу ни одного реального объяснения. Почему ты хочешь разделить свою только начинающуюся жизнь с таким, как я. Ты говорила, что любила меня еще с того времени, когда была в Хогвартсе, но я не понимаю, как это возможно? Я же всегда ужасно обращался с тобой и всеми твоими друзьями, я был вашим вечным кошмаром, я носил темную метку, в конце концов. Как, мой ангел, ты могла впустить меня в свое сердце? – и снова в его черных глазах мелькнуло выражение этой странной боли смешанной с отчаянием.
      – Помнишь, когда я попросила тебя стать моим учителем, ты ответил, что это невозможно? А потом, на мои попытки переубедить тебя, сказал, что знаешь, почему значение слова «невозможно» остается для меня неизвестным. Ты сам не представляешь, насколько был прав тогда, я нашла способ нарушить это «невозможно», пусть сам того не желая и не подозревая, ты все же стал моим учителем. Те три месяца, что я провела в молчании, я, еще сама не понимая зачем, впитывала каждый твой жест, каждый взгляд, каждое слово, и постепенно они стали раскрывать передо мной свои истинные значения, а затем и значения всего, что я наблюдала раньше на твоих уроках, на собраниях Ордена, во время мимолетных встреч в бесконечных коридорах Хогвартса... И когда мельчайшие детали мозаики наконец сложились в одну ясную картину, это было подобно вспышке тысячи Солнц посреди полярной ночи. Уже тогда я поняла, что больше всего на свете хочу стать равной тебе, чтобы однажды получить право просто заговорить с тобой, не отягощая тебя необходимостью проходить по давно изученным и потерявшим какой-либо интерес маршрутам мысли. Чтобы встав с тобой по одну сторону во время решающей битвы, не вынуждать тебя снова закрывать меня собой, как ты делал много лет для меня и многих других, а стоять плечом к плечу, создавая собой такую же надежную защиту для остальных, какой всегда был и остаешься ты. Чтобы, если мне посчастливиться встретиться с тобой глазами, ты смог прочесть в моем взгляде ту же жажду света и несокрушимую решимость на пути к нему, что я могла видеть в твоих глазах.
      Знаешь, впервые попав в волшебный мир, я ощутила себя, словно выброшенной посреди бушующего океана без каких-либо ориентиров. Я старалась компенсировать это знаниями, упорно доказывая другим, что по праву принадлежу волшебному миру, но до момента окончания моей учебы в школе это чувство только усиливалось. Именно ты стал моим маяком и моим якорем, надежной точкой опоры в бездне неизвестности, благодаря тебе я смогла почувствовать, что мир магии – это моя родная стихия, и он принадлежит мне так же, как я принадлежу ему. Тогда, в конце последнего года, наблюдая за тобой, я смогла, наконец, понять, кто же я сама. Я просто шла по твоим следам, стремясь к твоей высоте и обходя ловушки, о которых знала, благодаря твоему опыту, и в которые было бы так легко попасться, не будь передо мной маяка. Делая каждый новый шаг, я могла только поражаться, как тебе удалось самому пройти через все и выбраться из пропасти, поджидающей каждого, кто осмелится ступить на этот путь...Ты, сам того не подозревая, одним своим существованием сумел стать моим разумом, моим терпением, моей решимостью, моей силой, моим светом и моей любовью. Я люблю тебя, Северус, ты заполнил собой все мое существо без остатка, ты мое сердце и мое волшебство, и, если ты позволишь мне разделить эту жизнь с тобой, то подаришь мне счастье, равного которому нет и не может быть на этой земле. Любимый, просто раздели со мной это счастье, и тогда на вопросы и ответы у нас будет целая жизнь.
      После своих слов она могла ждать несогласия, возможно, возражений и попытки переубеждения, могла надеяться на тихое «хорошо», могла мечтать о понимающей улыбке, но ответом ей стало «Я люблю тебя». Так просто, так обыденно прозвучали эти слова, словно произносились уже тысячу раз. Вроде ничего не изменилось, но в темноте его глаз Гермиона впервые смогла увидеть спокойную уверенность. Одним взглядом этот мужчина подарил ей новорожденный мир – мир, принадлежащий им двоим, созданный их любовью и способный наполнить этой любовью все, к чему прикоснется. Это было похоже на легкое теплое дыхание самой жизни, входящей в бесплотный мир, чтобы навсегда преобразить его согласно высшему закону бытия. В это самый миг она поняла, что перестала существовать, ее больше никогда не будет, теперь будут только они... неразделимые... навечно.
      – Пойдем. – Большая теплая ладонь, приглашающая пройти по узкой ковровой дорожке к сплетенному своду из белых цветов, где их впервые назовут мужем и женой, приглашающая разделить с ним жизнь. Ее маленькая ладошка легла в его протянутую руку, и все краски и звуки окружающего мира отдалились, стали незначительными. Она шла по проходу между рядами изящных темных стульев с высокими спинками, украшенными живыми цветами, провожаемая сотней внимательных восхищенных взглядов. Но все, что она замечала – это глаза самых близких ей людей. Вот ярко-зеленые глаза Гарри и голубые Рона, смотрящие с неуверенной радостью, они еще не успели привыкнуть к ее выбору, но уже не могут не замечать ее счастья и не радоваться ему. Дальше карие с восхищением и легкой завистью: «Джинни, подружка, день твоего счастья уже совсем близко, ты будешь так же счастлива с Гарри». Серебристо-серые глаза Драко с нежностью и тоской – «Не печалься, все будет хорошо, я же обещала». Голубые с мальчишескими озорными искорками за очками полумесяцами, полные чистого света – «Альбус – мой духовный папа, ты видишь – любовь сильнее... как ты всегда говорил». Мамины медовые, совсем как у нее самой, полные слез со смесью счастья и боли – «Да, я бы тоже хотела, чтобы папа был здесь, но он смотрит на нас сверху – сегодня небо цвета его глаз. Не плачь, мамочка, пожалуйста, а то я сама заплачу». И, наконец, черные – глаза ее души. Кто бы мог подумать, что у ее души черные глаза, теперь это ее любимый цвет – цвет ее любви, надежды, счастья. И пусть никто не сможет понять и оценить немыслимую красоту этого темного строгого цвета, для нее он само совершенство.
      Долгий-долгий взгляд бездонных черных глаз, от которого невозможно оторваться, даже если рядом что-то говорит священник, проводятся какие-то ритуалы... Не отводя глаз, она что-то отвечает, пьет из серебряной чаши неизвестное зелье, не чувствуя вкуса, снова что-то отвечает, не слыша ни вопросов, ни своих ответов. А дальше время произносить клятвы, это она не пропустит, она так давно мечтала получить право произнести вслух клятвы своего сердца и для этого не нужно отрываться от его глаз. Она не готовила этих слов заранее, она знает только самое первое слово своей клятвы, и оно самое главное:
      – Северус... с этого дня и навсегда ты мой мир, мое сердце и моя душа, и я обещаю сделать тебя счастливым, что бы для этого не потребовалось. Я помню, сколько всего пришлось пройти мне, знаю, сколько пришлось пережить тебе, но сегодня я не жалею ни об одной даже самой горькой минуте прошлого. Я бы не решилась изменить ни одного мгновения, ни одного движения воздуха в прошлой жизни, потому что все что было, привело меня к тебе сейчас и подарило мне счастье быть твоей. Теперь я твоя, Северус, мне кажется, так было всегда, с момента сотворения мира, и навеки мне предназначено быть твоей. Навечно, потому что даже смерть не сможет вырвать тебя из моей души, я видела смерть и знаю ее силу и характер, и я уверена – даже она не посмеет разлучить нас теперь. Даже когда для нас остановится время, и растают горизонты пространства, я буду любить тебя, Северус.
      – Гермиона – мой ангел, ты навсегда изменила мой мир, наполнив его своим светом и теплом своего сердца. Лишь с твоим приходом этот мир стал мне домом, а не временным приютом, и сегодня я отдаю тебе свой мир в полное владение, потому что знаю, лишь в твоих руках он не обречен на гибель, ты одна можешь подарить ему жизнь и счастье. Всю свою жизнь я руководствовался законом равновесия и справедливости, я считал, что все, что происходит с людьми – это плата за совершенные и не совершенные поступки, но сегодня я отрекаюсь от этого закона, потому что знаю – ничем и никогда я не мог заслужить бесценный дар твоей любви, и ничем и никогда мне не отплатить за этот дар небесам. С этого дня каждый мой шаг, каждый вздох, каждый удар моего сердца будет служить тебе – женщине, которая открыла для меня мир любви. Я клянусь, что сделаю тебя счастливой, Гермиона, и буду любить тебя вечно.
      Все... больше не нужно слов, и все звуки снова стихают, оставляя только звук отчаянно рвущегося сердца, готового вылететь из тесной груди, взмыть в разверзшиеся небеса и взорваться от немыслимого нестерпимого счастья с такой силой, с которой взрываются звезды в далеких галактиках, поглощая своим жарким огнем бескрайние межзвездные пространства, но грудная клетка из последних сил сдерживает эти порывы. Вот теплые родные руки берут ее руку, и безымянного пальца касается металлический холодок. Затем ее ладошки берут его руку, и дрожащие пальчики подносят к ней тонкий золотистый ободок кольца. И снова черные глаза, готовые поглотить все ее существо без остатка, все ближе... ближе... совсем близко. Горячие губы накрывают ее губы с обжигающей волной желания слиться воедино. Сердце делает еще несколько рывков и, ощутив в непосредственной близости от себя еще одно такое же отчаянное биение, послушно взрывается ослепительным золотым светом. Свет двух сердец сливается воедино и заключает две сплетенные фигуры в сияющий золотой кокон. Словно обрадовавшись родственному сиянию, со всех сторон в трепещущем кружении льется золотой дождь листопада. Это продолжается всего несколько минут, и, когда первый поцелуй супружеской пары прерывается, световой кокон растворяется в лучах солнечного света, оставляя пространство в звенящей тишине, и лишь плотный золотистый ковер из осенних листьев, укрывших землю под ногами, подтверждает, что все произошло на самом деле. И еще застывшие в немом удивлении взгляды, устремленные на счастливую пару. Черные глаза приобретают насмешливое выражение.
      – Извини, милая, совсем без эффектов для публики не получилось, хотя я этого не планировал...- И тонкие губы трогает легкая усмешка.
      – Ничего страшного, дорогой, мне понравилось. – Она тепло улыбается в ответ.
      А потом снова все отдалилось: слова поздравлений, лица гостей, общее веселье, праздничный ужин... В памяти отпечатались лишь эпизоды... Вот они в центре площадки танцуют вальс, так тесно прижимаясь друг к другу, словно их тела – одно целое, и в этот раз им не нужно скрывать огонь желания, загорающийся от такой близости, они смотрят друг другу в глаза и находят отклик своему огню... Вот, по ее просьбе, на этой же площадке появляется белый рояль, как тогда... она снова в белом, он в черном, но ее рука лежит не на спинке стула, а на его плече, а в мелодии, извлекаемой изящными пальцами из черно-белых клавиш, меньше тревожных нот и больше изливающейся надежды и невесомой нежности... Вот она стоит, наблюдая за танцующими гостями, а он подходит сзади и обвивает сильными руками ее плечи, прижимая к себе. «Забери меня отсюда», – тихонько шепчет она. «Сейчас?», – раздается горячий шепот возле ее ушка, и едва она успевает ответить: «Да...», как с легким хлопком их фигуры растворяются в ночном воздухе.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Понедельник, 24.10.2011, 12:12 | Сообщение # 28
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 26. Когда сбываются мечты
      Черный бархат ночи окутывал все вокруг непроглядной плотной завесой, лишь тоненький серебристый серп молодой луны вырвал из тьмы контуры окружающей действительности и мягким призрачным светом очертил силуэты мужчины и женщины, внезапно появившиеся в этом пустынном тихом уголке. Тишина, и только размеренный шорох волн, накатывающих на каменистый берег, наполнял жизнью застывшую тишину. Легкий туман, наползающий с берега, обволакивал прохладной влагой, заставляя еще острее ощущать жар собственной кожи, жадно втягивать густой воздух с солоноватым привкусом моря и пряным ароматом опавших листьев.
      Они перенеслись в маленький садик рядом с домом, «Нашим домом», – подумал Северус прежде чем взять за руку свою невесту и переступить порог их общего дома. «Подожди», – шепнула Гермиона, сжимая своей маленькой теплой ладошкой его руку. Ее голос звучал взволнованно, и Северус заглянул ей в глаза, ища тень страха или сомнения, но не нашел даже капли неуверенности, только призрачный блеск тонкого месяца отражался в ее широко распахнутых глазах и еще что-то, отчего сердце начинало бешено колотиться, стремясь вырваться за пределы тесной груди. «Я хочу все запомнить», – все так же взволнованно ответила она на его изучающий взгляд, он понимающе кивнул и тоже сжал ее ладошку в руке.
      Запоминать было не так уж и много: сизая дымка тумана, стелящегося по увядшей траве, бледное лицо Северуса, кажущееся еще более худым в тусклом лунном свете, черные пряди волос, влажные от тумана и липнущие к скулам, теплые пальцы, поглаживающие ее ладонь, стук собственного сердца... А еще странное фантастическое чувство, что кроме этого во всем мире ничего больше нет, словно им двоим на короткое время было позволено сойти с кружащейся в бесконечной суматохе планеты и постоять в сторонке, просто побыть вдвоем, и, пока они здесь, ничто не властно вмешаться в бег драгоценных минут, принадлежащих только им двоим.
      В саду становилось холодно, и Гермиона плотнее прижалась к Северусу в поисках тепла, и тут же получила его в тесном кольце объятий. Пока она жадно впитывала все мельчайшие детали этого вечера, Северус неотрывно смотрел на нее, стараясь запечатлеть в памяти ее эфемерный образ. Она вся в белом словно светилась, отражая слабые лучи лунного света. Мелкие серебристые капельки осевшей влаги поблескивали на светлых вьющихся локонах волос, на лепестках цветов, украшавших прическу, на длинных пушистых ресницах. Ее приоткрытые губы так и манили к поцелую, и он склонился к ним, лишь слегка касаясь, пробуя на вкус. Гермиона мгновенно ответила на поцелуй, делая его более чувственным и глубоким. Мягкие прохладные губы Северуса заставляли ее трепетать и терять ощущение почвы под ногами
      – Ты вся дрожишь, – встревоженным голосом произнес Северус. – Пойдем в дом, не хватало еще, чтобы ты простудилась.
      «Простудилась?, – отстраненно подумала Гермиона. – Да, она вся дрожит, но разве от холода?». Она улыбнулась и коротко кивнула в знак согласия. В следующее мгновение она очутилась на руках у Северуса. В несколько шагов он преодолел расстояние до дома, Гермиона лишь в очередной раз удивилась, как стремительно он двигается. Дверь дома сама распахнулась, впуская хозяев, в прихожей зажглись светильники, а в камине гостиной весело затрещал огонь. По дому быстро распространилось тепло вместе с запахом вишневой коры, успевшим полюбиться Гермионе за последние две недели. Северус опустил ее на ноги в центре гостиной и отстранился, чтобы сбросить верхнюю мантию, слишком теплую для обогреваемого помещения. Гермиона тоже хотела сбросить с плеч накидку, но отчего-то дрожащие пальцы никак не могли справиться с предательской застежкой, она почти с отчаянием дернула тонкую петельку, но специально зачарованная на прочность, она не поддалась.
      «Позволь мне», – глубоким успокаивающим голосом произнес Северус, и, не дожидаясь ответа, его тонкие длинные пальцы одним ловким движением избавились от злополучной застежки, вызвав у Гермионы вздох облегчения. Северус бережно, стараясь не зацепить распадающиеся по спине девушки густые волосы, снял с ее плеч накидку, но вместо того, чтобы положить ее рядом со своей мантией, он сгреб руками волны белого шелка и прислонил к лицу, глубоко вдыхая аромат ее духов. Свежие нотки цветка лотоса и пьяняще сладкий аромат жасмина – этот запах удивительно шел ей, сочетание чистоты и дурманящего соблазна. Когда он отбросил шелковую накидку на диван и посмотрел на Гермиону, сердце в ее груди сделало тройное сально, столько огня было в его взгляде, и все это пламя было обращено к ней. Как она ждала, как жаждала этого пламени, и сейчас стоило ему подойти и заключить ее в объятия, как внутри нее вспыхнуло ответное бушующее пламя, жаркое, обжигающее, но больше не приносящее боли. Северус прижимал ее к себе, покрывал поцелуями лицо и полуобнаженные плечи, задыхаясь от желания, теряя разум от возможности наконец-то быть с ней, но не раньше, чем убедиться в том, что она тоже готова стать его. Он хотел знать ее мысли, ее чувства, ее желания, это было просто необходимо... Что ж, для легилимента это не такая уж сложная задача, он надеялся, что сумеет проникнуть сквозь ее защиту, ему нужно всего несколько секунд, чтобы понять, почувствовать все оттенки ее эмоций. Не прерывая поцелуев, он взглянул в ее полуприкрытые глаза, коснулся краешка сознания и... не обнаружил никакого блока, даже в самых дальних уголках, где обычно бывают естественные блоки даже у людей, не владеющих окклюменцией, у нее не было никаких преград, словно она специально распахнула для него все тайные уголки своих мыслей. «Неужели это правда, и все ее чувства настолько открыты и однозначны?». Почти шокированный своим открытием и ощутивший укол совести за свое вторжение, он чуть отшатнулся, пытаясь понять не спугнуло ли ее проникновение в мысли, и тут же услышал то, чего меньше всего ожидал.
      – Все в порядке, Северус. Ты можешь увидеть все, что тебя интересует. Если захочешь, ты можешь изучить все... я хочу, чтобы ты узнал меня всю, и душу, и тело, и мысли.
      Вот так просто... Он столько времени мучился догадками и сомнениями, пытался понять, разгадать тайный смысл ее действий и слов, а сейчас он может просто увидеть все, как есть. Как бы сильно он ни хотел, но невозможно научиться доверять за такой короткий срок после долгих лет жизни шпиона, когда нельзя было доверять никому. То, что предлагала Гермиона, было почти спасением, шансом хоть на какое-то время избавиться от демонов, не позволяющих до конца поверить в ее чувства и принять ее тепло. Слишком заманчиво, чтобы отказаться. В эту секунду ничего не казалось таким важным, как избавиться от груза бесконечных терзающих сомнений, и Северус просто отдался потоку ее мыслей, образов, хранящих всю ее жизнь. Как многого он не знает о своей любимой, сколько тайн хранит в себе ее душа, но все это потом, у него будет еще целая жизнь, чтобы изучить эту удивительную женщину – его жену. А сейчас только самое важное, то, что не давало покоя ему со дня встречи в парижском кафе... Северус смотрел и не узнавал самого себя, в ее памяти он не был резким, неприятным, некрасивым, каким обычно воспринимали его люди, для Гермионы он был особенным, интригующим... привлекательным?.. искренне любимым... желанным. И все это правда, Гермиона, эта восхитительная женщина действительно любит его – Северуса Снейпа, ее бывшего учителя зельеварения и бывшего пожирателя смерти... От последней мысли он вздрогнул, ведь и она не знает о нем слишком многого... того, о чем даже он не позволяет себе думать, но ночные кошмары не позволяют ему забыть и просто вырвать ту часть его прошлого из памяти. Гермиона, наверное, почувствовала перемену в его настроении, потому что теперь он сам ощутил ее попытку проникнуть в его мысли, но тут же прервал контакт.
      – Поверь, ты не захочешь этого видеть, – почти обреченно произнес Северус. В его глазах не осталось и отблеска огня, только ледяное смирение, которое всегда приходит на смену надежде. Гермиона почувствовала острую боль, снова увидев этот взгляд, но боль лишь придала ей решимости, нужно закончить то, что она начала.
      – Пожалуйста, Северус, не отгораживайся от меня. Ты же понимаешь, что если я не сделаю этого, то между нами всегда будет невидимая стена. Я не хочу больше стен, Северус, ни сейчас, ни потом... особенно сейчас.
      Конечно, она была права, абсолютно права во всем. Мысленный блок – это невидимая стена, непреодолимая преграда, постоянно сохраняющая дистанцию между людьми. Именно из-за постоянной необходимости окклюменции он когда-то отказался от любых отношений с женщинами. Конечно, начинать что-то серьезное не имело смысла из-за любви к Лили, но легкие ни к чему не обязывающие контакты на то время его бы вполне устроили. Только став двойным агентом, вынужденный держать под замком мысли и чувства двадцать четыре часа в сутки, не имеющий права на ошибку он не сразу осознал, что почти перестал что-либо чувствовать. И лишь после нескольких малопримечательных эпизодов окончательно пришло понимание, что физический контакт не имеет никакого смысла, когда большая часть сознания под замком, а душа и вовсе где-то в другом месте, это не приносило ничего кроме опустошения. Может ли он позволить повториться этому бессмысленному фарсу с Гермионой, женщиной, которую полюбил больше жизни? Хочет ли постоянно контролировать каждое движение мысли, когда впервые за столько лет пожелал открыться, впустить ее в свое сердце? Будет ли смысл в этих отношениях, если между ними всегда будет недоговоренность, и тени прошлого постепенно будут отдалять их друг от друга. Нет, конечно, нет. Он это знает, и его чудесная мудрая девочка тоже все как всегда знает. Она не заслуживает того, чтобы видеть ужасы, через которые он прошел, но другого выхода нет, иначе они обречены на одиночество вдвоем.
      – Тебе не понравится то, что ты увидишь, – снова этот надломленный хрипловатый голос, полный обреченности.
      – Я знаю, но что бы там ни было, я разделю это с тобой, как и обещала. А потом мы оба будем свободны от любых преград.
      Державшиеся много лет барьеры поддавались с трудом, слой за слоем приоткрывая его жизнь. Сначала простые воспоминания, детство, поступление в Хогвартс, учеба, преподавание, работа в лаборатории. Новый барьер, Мародеры, унижение и злоба, тоннель под Гремучей ивой, молодой Люциус, амбиции, жажда быть оцененным по заслугам, заманчивые перспективы, если он согласиться примкнуть к таинственному Темному Лорду. Снова барьер, рыжая девочка на качелях, дружба, распределительная шляпа, отстраненность, ревность, «Грязнокровка», раскаяние, отчужденность, черная метка. Еще один блок, кровь, боль, жестокость, смерть, ужас и отвращение ко всему, к себе, пророчество, отчаяние, встреча на холме. Снова блок, смерть Лили, годы и годы борьбы и нестерпимой боли, планы Дамблдора, уроки с Гарри. И снова барьер – последний, за которым самое сокровенное, оберегаемое ото всех без исключения, даже от Дамблдора: она на кресле в лаборатории с чашкой мятного чая, расслабленная и умиротворенная, ее слова у дверей дома «То, как вы играли сегодня, это было восхитительно...», поцелуй с Драко, разочарование, танго, она, кружащаяся в вихре осенних листьев, бледная и неподвижная в больничном крыле, боль, нежность, страх потерять, надежда, их сплетенные за спиной руки, согласие. А потом снова хрупкая преграда, за которой можно спрятать мысли от самого себя: слишком глубокое декольте в ее свитере, ее улыбка, ее поцелуи и сны, в которых она обнаженная и доступная, стоящая на коленях откровенно ласкающая его, страсть, обжигающая, всепоглощающая, сводящая с ума, и такой же сводящий с ума страх быть отвергнутым, нежеланным...
      Все границы сняты, теперь главное не дать им снова захлопнуться. Когда Гермиона покинула сознание Северуса, он все еще стоял, прикрыв глаза, глубоко погруженный в собственные мысли, и было лишь несколько мгновений, чтобы сделать последний шаг. Он свой шаг сделал, открыл для нее все, что прятал от остального мира, всю свою боль, свои надежды и желания, теперь ее очередь. Один взмах палочки, и последняя преграда в виде их одежды бесшумно падает на кресло, оставляя мужчину и женщину в их первозданном виде. Прикосновение тела к горячей бархатной коже посылает волну трепета по телу Северуса, горячие поцелуи на губах, на шее, груди не дают опомниться, пока не спускаются к животу и... Когда он открывает глаза, то на мгновение кажется, что он все еще мысленно находится в одной из своих фантазий, но их гостиная и цветы в ее волосах, и ощущения от ее поцелуев, приближающихся к центру его желания, такие острые, что голова идет кругом и едва удается устоять на ногах... «Гермиона, что ты...», – выдыхает он, но следующее движение губ обрывает фразу на середине и заставляет задыхаться от удовольствия. Глаза сами закрываются, мысли разлетаются, как стая встревоженных птиц, и остается только водоворот чувственного наслаждения, которое она дарит ему.
      Все было так странно и так естественно, без тени смущения или неловкости, без опасений сделать что-то не так. Что может быть не так, когда Северус был перед ней как раскрытая книга? Без панциря своих неизменных черных одежд, он выглядел таким обычным, понятным – просто мужчина... Высокий, стройный, с гладкой светлой кожей, такой приятной на ощупь, когда ее ладошки мягко скользят по плоскому животу, она чувствует, как он вздрагивает. Не нужно было гадать, какие эмоции испытывает Северус в этот момент, об этом сполна говорили приоткрытые губы, с силой втягивающие воздух, тяжело вздымающаяся грудь, запрокинутая голова, судорожно сжимающиеся и разжимающиеся тонкие пальцы и выгибающееся навстречу ее ласкам сильное напряженное тело. Она сводила его с ума, и осознание этого кружило голову и заставляло что-то внизу живота сжиматься в сладкой истоме. Когда Северус на мгновение открыл глаза и поймал ее взгляд, полный неприкрытой страсти, это стало последней каплей, сметающей остатки контроля и возносящей на самый пик блаженства. Ее имя сорвалось с его губ вместе с тихим стоном, и в следующую секунду он опустился на ковер рядом с ней, прижимая к себе ее изящную фигурку, возвращая сотни коротких легких поцелуев, фейерверком рассыпавшихся по ее лицу, плечам, рукам.
      Постепенно дыхание Северуса стало выравниваться, и поцелуи, которые он щедро рассыпал по ее коже, стали более нежными и чувственными. Сильные руки перестали прижимать ее к себе и неторопливо заскользили по спине, талии, бедрам, распространяя по телу горячие волны возбуждения. Когда же его поцелуи медленно спустились от тонкой шейки к груди, Гермиона не вынесла и уже в голос застонала, прогибаясь, стараясь плотнее прильнуть к телу любимого. От ощущения гибкого, податливого, горячего тела Гермионы под его руками, от звука ее стонов, новая волна страсти, еще более сильной, чем раньше, накрыла Северуса. Хотелось, чтобы эти ласки длились бесконечно, и одновременно хотелось немедленно слиться воедино, наконец, ощутить себя одним целым. Желание затопляло каждую клеточку их тел, заставляя задыхаться от этого жара, но они не спешили, наоборот их движения становились все неторопливее, прикосновения все легче, невесомее. Они всеми силами пытались оттянуть последний шаг, словно впитывая глазами, губами, кожей каждое мучительно-сладостное мгновение, запоминая себя такими, как сейчас. До исступления, до умопомрачения они растягивали мгновения, прежде чем перейдут последнюю черту, и за этой чертой навсегда останутся в прошлом они, не знавшие друг друга. Но невесомые касания лишь распаляли уже зажженное пламя, желание, как жидкое золото, неотвратимо затопляло собой все пространство, заставляя даже воздух густеть, раскаляться и плавиться, превращая его в тягучую вязкую карамель. В этом сгустившемся вязком воздухе все сложнее становилось подчинять тело своей воле, все больше усилий требовалось, чтобы оторвать ладонь от теплой шелковистой кожи возлюбленного, все тяжелее сделать вдох, если губы отрывались от поцелуя, казалось, воздух жжет легкие, и только влага мягких губ дарила спасение от этого невыносимого зноя. Больше не осталось сил выносить эту изысканную чувственную пытку, и на ее смену пришел самый древний и прекрасный танец любви, в котором больше не было ни ее, ни его, было лишь одно тело, одно дыхание, одна душа. Было одно бесконечное небо любви, в котором они растворялись, теряя себя, но обретая и познавая друг друга.
      Он был таким невозможным, эфемерным, почти потусторонним и таким горьким. Но это была самая восхитительная горечь, какую она только испытывала в своей жизни. Она никогда не пробовала коньяк многолетней выдержки, но когда-то один знакомый рассказывал о неповторимых ощущениях, которые испытываешь, снимая пробку с пыльного горлышка тонкого сосуда, осознавая, как много лет до этого он хранился в глубине темных прохладных погребов в томлении, ожидании своего часа. Как темно-золотистая жидкость впервые выплескивается из своего заточения, обдавая обострившееся обоняние своим терпким тонким букетом. А когда губ касается прохладное стекло бокала, то от одного предвкушения замирает дыхание, и голова идет кругом. Лишь затем губы и язык заполняет обжигающая горечь, пряная, пьянящая, бесподобная, заполняющая каждую клеточку трепетом живительного тепла. И ты принимаешь наслаждение этой горечью с восторгом, изумлением и почти сожалением от того, что потревожил это чудо, десятилетиями, а то и веками дремавшее в недрах хранилищ в своей неприкасаемой прелести, а теперь прервавшее свой долгий покой, чтобы подарить тебе минуты изысканного удовольствия. Почти такое же наслаждение, смешанное с сожалением, испытывала Гермиона, прикасаясь к своему возлюбленному, ощущая вкус его пьянящей горечи, почти испытывая муки совести за то, что вырывает его из долгих объятий чувственного покоя. Да, он был одинок и не слишком счастлив в своем холодном покое, в своих неприступных мрачных подземельях, но как невероятно прекрасен он был, ведь именно таким одиноким и холодным, полным выдержки и самообладания она узнала и полюбила его, именно такой он восхищал и околдовывал ее разум и сердце. И если бы не сводящая с ума необходимость быть с ним, ощущать его всем своим существом, обладать им всем без остатка, если бы не чувство, что помедли она еще секунду и тогда просто умрет от невыносимой жажды его любви, она бы не осмелилась его потревожить, вырвать из знакомого замкнутого мира. Каким он станет теперь, после ее любви, после ее ласк, когда его броня окончательно пала, не оставив ни следа холодности, ни тени мрачности. Он был перед ней весь открытый, распахнутый настежь со всеми мыслями и чувствами, как ребенок, не способный сдержать и утаить и малейшего оттенка эмоций, наполняющих его в моменты их абсолютной близости. Она не могла оторвать взгляд от его порозовевшего лица, от тонких плотно сжатых губ, с которых уже непрерывно срывались хриплые низкие стоны, от широко распахнутых темных глаз, в которых застыл восторг удовольствия, нестерпимого, такого острого, что оно почти причиняло боль. Видеть его таким – откровенно отдающимся ее любви, беспрекословно отвечающим на каждое ее движение, каждую ласку, было почти невыносимо, это рождало в ее сердце волны трепета и благодарности, заставляло захлебываться от щемящей нежности. Становилось страшно от его податливости и абсолютной беззащитности, от чувства, что сейчас она может одним словом или жестом ранить его сильнее, чем когда-либо мог кто-то другой. Хотелось прижать его еще сильнее, растворить в себе, спрятать от всего мира с его несовершенством, отгородить от боли и разочарования, чтобы этот счастливый блеск в его глазах никогда не потух, чтобы улыбка блаженства никогда не стерлась с его лица. Чувствовал ли Северус что-то подобное к ней, ощущал ли ее так же? Она была уверенна, что да. Даже если бы не могла читать его мысли, улавливать оттенки его чувств, она бы все равно это знала, потому что сейчас у них были одни чувства на двоих.
      Она была такой хрупкой, невесомой, неземной, такой трепетной и упоительно-сладкой. Ее легкие касания были подобны прикосновению крыльев бабочки, такие нежные и осторожные, словно любое неловкое движение может повредить эти тонкие прекрасные крылья. Она открывалась перед ним медленно, как открываются весенние цветы под едва оттаявшим снегом. Они тянутся на тоненьких гибких стебельках к ласковым лучам раннего солнца, обнажают тугие белоснежные бутоны, уже таящие в себе намеки будущей красоты, а затем, почувствовав, что настало время их цветения, лепесток за лепестком раскрываются перед миром, являя свое великолепие, источая манящий, дурманящий аромат, соблазняя сладостью своего нектара. Она была самым прекрасным, чистым, нетронутым цветком. Сцеловывать этот сладостный нектар с ее мягких, припухших от поцелуев губ, с ее юного тела было одновременно неземным блаженством и нестерпимой мукой. Впервые припадать к этому цветку, зная, что навсегда разрушишь его хрупкую неприкосновенность, обрывая весеннюю юность, зная, что со временем белоснежные лепестки потускнеют и увянут, все это заставляло сердце сжиматься от восхищения и тоски. Да, он знал, что таково предназначение цветов – одаривать своей красотой, поить сладким нектаром, вынашивать семена новой жизни и увядать, что каждая из этих ступеней неизбежна, так диктует сама природа. Но почему он? За что ему отдано право наслаждаться ее цветением, ее юностью, ее разгорающейся страстью? Разве смеет он претендовать на чистоту, ее нежность, ее трепетные вздохи и нетерпеливые стоны. Он бы не посмел, никогда бы не коснулся ее гибкого, упругого тела, если бы не чувствовал, что обезумеет без ее теплого взгляда, умрет от жажды без ее ласкающих губ, без сладостного лона, уносящего на вершину удовольствия, заставляющего позабыть обо всех тревогах и пережитой боли, оставляющего в мыслях и чувствах одну ее – его возлюбленную, его маленькую прекрасную женщину. Какое счастье – видеть, что она охотно принимает его всего, с каким жаром отвечает на его страсть, как беззаветно отдается его требовательной ласке. Ловить губами ее стоны, тонуть в расплавленном огне ее янтарных глаз, чувствовать, как самозабвенно она дарит ему первые в своей жизни ласки – это было больше, чем он когда-нибудь мог мечтать. Все, чего он мог желать сейчас – это вечно видеть ее такой прекрасной, искренней, счастливой, чтобы ничто не заставило померкнуть ее свет, не спугнуло ее доверчивости, не заставило пошатнуться ее веру в лучшее. Ему хотелось навсегда заключить ее в крепкие объятия, стать ее щитом от всего зла и страданий, не подпускать к ней ничего, что может огорчить, уберечь от печалей и разочарований, чтобы золотистые искорки в ее глазах и искренняя улыбка никогда не исчезли с прекрасного лица, чтобы ее доброе сердце, открытое для всего мира, никогда не знало боли. Для него она навсегда останется его светлым невинным ангелом, и он будет оберегать ее хрупкие крылья, потому что с ней он тоже может летать.
      Маленькое повседневное чудо, такое мимолетное и вечное, единство для двоих, открывающее врата для чего-то несоизмеримо большего, чем просто двое... Ничто не длится вечно, и у танца любви есть последняя незабываемая нота, а дальше утомленность, наполненность, сонная истома, теплый кокон объятий и тихий шепот «Моя...», а спустя мгновение еле слышный ответ «Твоя...».
      Проснулся Северус от того, что по лицу заскользили яркие лучи солнца. Должно быть, спали они действительно долго, потому что солнце в этой комнате появлялось не раньше полудня. Он несколько раз сонно моргнул и открыл глаза. Гермиона еще дремала, ее волосы, разметавшиеся по его груди, щекотали кожу при каждом легком движении. Не хотелось ее будить, но нужно размять ноющую шею, все же он не привык спать без подушки. Вчера они так и уснули на ковре в гостиной. «Скоро пятый десяток пойдет, а ты ведешь себя, как пылкий подросток», – мысленно посмеялся над собой Северус. Нужно было подниматься, у них не так много времени в запасе. Вечером должен сработать портключ, который перенесет их куда-то там, где они должны провести медовый месяц – подарок от преподавательского состава Хогвартса. Кажется, это была идея Минервы – кругосветное путешествие по местам магических древностей. Придется собирать чемоданы и к вечеру уже лицезреть эти самые древности, чтоб они были неладны. Наверное, он пробормотал это вслух, потому что Гермиона проснулась, заерзала, открыла глаза и тепло улыбнулась ему. От ее невинных телодвижений сравнение с «пылким подростком» стало еще более уместным.
      – Доброе утро, мой ангел, – произнес он, чуть потягиваясь.
      – Доброе утро, Северус, – ответила она в ответ и поцеловала его слегка колючую от пробивающейся щетины щеку.
      – Извини, что так и не донес тебя до спальной, я вовсе не планировал нашу брачную ночь на ковре в гостиной. В постели было бы безусловно лучше. – с легкой усмешкой произнес Северус, когда сонная истома начала покидать тело.
      – Ммм... лучше быть просто не могло, – блаженно улыбаясь, промурлыкала Гермиона.
      – Хм... Вот как значит? Маленькая мисс Всезнайка после единственной ночи решила, что познала вершину плотской любви? Я бы простил тебе это невинное заблуждение, но вот сомневаться в моих словах – непозволительная ошибка. И я намерен раз и навсегда отучить тебя оспаривать мои слова, и докажу тебе твою неправоту немедленно.
      – Миссис Всезнайка со вчерашнего дня! – только и успела возразить Гермиона, прежде чем сильные руки подхватили ее, а жадный поцелуй лишил возможности говорить.
      Через мгновение Северус внес ее, все еще обнаженную и теплую ото сна, в спальню.
      – О, это определенно в твоем вкусе, – протянула она, разглядывая огромную кровать из черного дерева, застеленную черным шелком.
      – Ты сама предложила мне оформить все ко дню нашей свадьбы согласно моим эстетическим предпочтениям, – иронично заметил Северус.
      – Да, но мы договаривались, что будет белое и черное, а здесь только черное, – довольная, что нашла весомый аргумент, сказала Гермиона. Но все последующие слова застряли в горле, потому что на губах Северуса мелькнула поистине демоническая улыбка, а глаза загорелись таким огнем, от которого во рту вдруг пересохло, и она нервно сглотнула.
      Не выпуская ее из рук, он сделал едва заметный взмах неизвестно когда появившейся в его руке палочкой, и тяжелые бархатные шторы задернулись на окне. На смену дневному свету тут же пришел приглушенный, трепещущий свет множества свечей, парящих под потолком. Гермиона залюбовалась игрой света и тем, как преобразилась вдруг комната, а в следующее мгновение взвизгнула от неожиданности, когда Северус с силой бросил ее на кровать. Постель спружинила, чуть подкидывая ее тело вверх, а затем она буквально утонула в ощущении мягкости перины и прохладной гладкости шелка. Она взглянула на полог над кроватью, и оттуда прямо на нее посыпались белые лепестки роз.
      – Смотри, – прошептал Северус своим низким завораживающим голосом, затем чуть склонился к ней, заставляя смотреть ему прямо в глаза, и, как только их взгляды встретились, в ее сознание хлынул поток образов, которые он хотел передать. С удивлением Гермиона увидела саму себя, лежащую на постели. Ее светлые локоны разметались по подушке, белая кожа резко выделялась на фоне черного шелка, этот контраст удивительным образом подчеркивал каждый изгиб ее обнаженного тела, а довершающие картину медленно падающие сверху белые лепестки создавали впечатление нереальности, какой-то ожившей фантазии. Вид ее собственного обнаженного тела, так откровенно распростершегося на огромной кровати, переданный его глазами, оказался невероятно возбуждающим. Волна неистового желания накрыла ее с новой силой, сметая на своем пути жалкие остатки смущения от собственной наготы.
      – Ты права, милая, это одна из моих любимых фантазий о тебе, только с небольшим уточнением, – произнес он шелковым голосом, от которого у нее по всему телу пробежала дрожь. Затем Северус прервал зрительный контакт, чтобы она могла видеть, как он нависает над ней, прокладывает дорожку легких поцелуев по телу все ниже, ниже, пока его голова не исчезла между ее бедер и лавина неописуемых ощущений не заставила все ее мысли исчезнуть. Последним, о чем она успела подумать, было: «Никогда, никогда, никогда больше я не буду сомневаться в его словах», и услышала в своей голове самодовольное: «Рад, что ты усвоила урок, ты всегда была прилежной ученицей». А потом был только жар его губ, мягкость шелка, легкие прохладные касания лепестков к коже, отвлекающее от нарастающего желания и продлевающие эту сладостную муку, пока, наконец, ее тело не вознеслось на самый пик ощущений и не растворилось в долгожданной волне удовольствия. Ей казалось, что она видит звезды, кружащиеся в ночном небе и падающие на землю... или это были лепестки роз?.. сейчас это было совершенно не важно.
      Когда мир перед глазами перестал кружиться, и она немного пришла в себя, то увидела лежащего рядом Северуса, со странной задумчивостью наблюдающего за ней.
      – Что-то не так, любимый? Тебя что-то беспокоит? – ласково спросила она.
      – Нет, меня абсолютно ничего не беспокоит, и это так странно... Знаешь, у меня такое чувство, будто я долго-долго блуждал в темных лабиринтах, без конца попадая в тупики и не находя выхода, а сейчас впервые появилась ниточка, способная вывести меня обратно к началу пути, дарящая возможность построить жизнь с начала и так, как я сам захочу... Чему ты улыбаешься? – нахмурив брови, спросил он, когда Гермиона с мечтательной улыбкой стала разглядывать смятую простынь.
      – Ничему, – беззаботно ответила она. – Просто подумала, что мы могли бы назвать нашу дочку Ариадна, мне всегда нравилось это имя и легенда. А какие имена тебе нравятся?
      Они с Северусом с самого начала решили не использовать никаких контрацептивных зелий или заклинаний. Из-за проклятия, лежавшего на Снейпе, шанс иметь ребенка был лишь один, и наиболее благоприятными условия для зачатия были сразу после проведения брачного ритуала. Да и сам Северус настаивал на том, чтобы сразу завести ребенка. Хоть он и не говорил почему, Гермиона догадывалась, что он просто переживает из-за собственного возраста и хочет оказаться отцом как можно раньше. У Гермионы не было причин возражать, после стольких потрясений, которые они оба пережили, появление новой жизни – их общего ребенка будет настоящим желанным чудом.
      – Не знаю, я не думал об этом, – задумчиво ответил Северус.
      – Совсем-совсем не думал? Не может быть! Мне казалось, все когда-то придумывают имена, которые могли бы дать детям, – весело пролепетала Гермиона, но, заметив, как помрачнело лицо любимого, и сама забеспокоилась. – Северус, все в порядке?
      – Да, извини, ты права, я еще в школе придумал, как назову своего ребенка. Только тогда я думал, что это непременно будет мальчик, и хотел, чтобы его звали Александр, – он тихонько хмыкнул, как бы посмеиваясь над собственными мыслями.
      – Почему именно Александр? – продолжила расспрашивать Гермиона, ей было очень интересно, какими мечтами жил ее молчаливый сдержанный супруг в юности.
      – О, образ Александра Македонского, воспеваемый маггловскими историками, как человека, в молодые годы сумевшего покорить полмира, казался мне весьма романтичным, – ответил он с саркастичной усмешкой, на что Гермиона лишь закатила глаза и тоже улыбнулась. – Да, дорогая, я тоже когда-то был юн и романтичен, – наигранно серьезным голосом продолжил Снейп.
      – Ну, ты и сейчас очень даже романтичен, – промурлыкала Гермиона, собрав в ладонь белые лепестки, покрывающие их ложе и медленно осыпая их на обнаженную грудь Северуса.
      – Но определенно не юн, – ответил он глубоким голосом, из которого тут же исчезли наигранные интонации.
      – В этом для меня только плюс, – в тон ему продолжила Гермиона, кончиками пальцев распределяя лепестки по напрягшемуся животу мужчины.
      – Очень разумно с твоей стороны принять этот факт, – парировал он с самым высокомерным выражением лица, на какое только был способен лежа рядом с обнаженной молодой супругой, чьи ласковые пальчики все ниже и ниже спускались по его животу.
      – Ах, ты наглый самодовольный тип, – воскликнула девушка, хлопая его ладошкой по плечу в знак своего негодования и из последних сил сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
      – Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, – иронично заметил он, переворачивая девушку на спину и накрывая ее собственным телом.
      – Я люблю тебя, Северус, – прошептала она, сбившимся дыханием обжигая кожу на его шее. Его дыхание тоже стало прерывистым, а в глазах вновь расплескалось пламя, но прежде чем продолжить, он снова серьезным голосом спросил:
      – Ты же понимаешь, что у нас может ничего не получиться... с ребенком? Я ни разу не слышал, чтобы кому-то удалось настолько отодвинуть проклятье. Может не стоит заранее настраиваться на успех, я не хочу, чтобы ты потом разочаровалась.
      – Я понимаю, любимый, но я уверенна, что все получится. И я никогда не разочаруюсь, потому что у меня есть ты.
      Похоже, ей действительно удалось сказать ему что-то, чего он не знал, потому что дальше вместо слов говорили только горячие поцелуи и исполненные желания стоны. Позже, когда они уставшие и счастливые засыпали в объятьях друг друга, она расслышала еле различимый шепот: «Ариадна – прекрасное имя, любимая...».
      Этим вечером Гарри и Джинни получили сову от новобрачных. В конверте находился маленькая золотая пирамидка и короткая записка.
     
      «Дорогие Гарри и Джинни,
      Этот портключ – единственная необходимая вещь для кругосветного путешествия по местам самых знаменитых магических древностей. Надеемся, вам понравится путешествие.
      С пожеланиями счастливого пути,
      Северус и Гермиона.
      P. S. Пожалуйста, передайте остальным, что ближайшие две недели мы не принимаем гостей и корреспонденцию».

     
      Счастливая Джинни послала им ответное письмо с благодарностью, но оно так и не попало к адресатам, поскольку защитные чары, окружающие домик у моря, не пропускали ни посетителей, ни сов, надежно ограждая маленький мир молодоженов от любого внешнего вторжения, чтобы ничто не потревожило их покой и не помешало двум любящим сердцам с упоением познавать друг друга.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
julia-spДата: Понедельник, 24.10.2011, 12:13 | Сообщение # 29
Нежный воин
Магистр
Награды: 54
Репутация: 214
Статус: Нет на месте
      Глава 27. Вместо эпилога
      Мирная жизнь быстро отвоевывала сданные территории. Первый послевоенный год был рекордным за последние полвека по количеству свадеб и новорожденных детей. Магический мир словно сошел с ума, опьяненный открывшейся свободой и новыми перспективами. В это время каждый старался наверстать упущенные за время войны возможности, бросая все силы на воплощение самых смелых мечтаний. В этой всеобщей восторженной лихорадке никого не удивило, что возвратившиеся спустя месяц из кругосветного путешествия Гарри и Джинни оказались уже женаты. Они обвенчались где-то в перерыве между посещением святилищ Майя и места традиционных анимагических перевоплощений индейцев. Толька Молли Уизли была расстроена, что так и не увидела свадьбу единственной дочери. Но Джинни слишком переживала, что после победы над Волдемортом, когда Гарри больше не будет находиться в смертельной опасности, а станет главной знаменитостью и по совместительству самым завидным женихом магического мира, найдется слишком много желающих занять ее место. Поэтому, когда Гарри предложил обвенчаться «прямо сейчас» она не стала возражать, что мечтала выйти замуж в одной из старых церквей Рима в присутствии всех друзей и родственников, а согласилась на необычную церемонию под струями серебристого водопада с многообещающим названием «Нити вечной любви».
      Вернувшись в Англию Гарри, как и мечтал, поступил на работу в аврорат, но вопреки опасениям друзей и молодой супруги, он почти не принимал участия в полевой работе, а больше составлял планы и стратегии обезвреживания опасных темномагических артефактов и выслеживания бывших пожирателей смерти. Очень скоро он стал начальником отдела, и на этой должности его огромный опыт в изучении повадок пожирателей смерти и разгадывании скрытых намерений противников в сочетании с харизмой настоящего лидера и умением расположить к себе людей оказались по-настоящему неоценимыми качествами. Конечно, ему во все голоса пророчили пост министра магии, но он отшучивался, что пойдет в министры, когда ему наскучит нынешняя работа, на что его сотрудники дружно обещали не давать скучать своему шефу еще очень долго. И в работе и в семейной жизни Гарри оказался таким же верным и преданным, каким всегда был для своих друзей, поэтому понервничав несколько месяцев, Джинни поняла, что ее страхи и волнения совершенно напрасны и однажды по секрету поведала Гермионе, что считает себя самой счастливой девушкой на земле. Гермиона не стала переубеждать подругу и лишь мечтательно улыбнулась каким-то своим мыслям.
      Лаванде Браун повезло немного меньше. Несмотря на все ее ухищрения, Рон так и не захотел связать с ней свою судьбу, повторяя, что он кот, который гуляет сам по себе. И Гермиона даже немножко чувствовала себя виноватой, ведь это она его однажды так назвала, а ему видимо понравилось, и он превратил эту фразу в жизненное кредо. Впрочем, Лаванда не растерялась и вскоре сменила свою фамилию на Финниган. Рон же успешно совмещал карьеру квидичного игрока с делом покорения девичьих сердец по обе стороны Атлантики, пока однажды не встретился со старой знакомой, но при этом юной и очаровательной девушкой Габриэль Делакур. Эта маленькая белокурая бестия оказалась именно той, кому без особых усилий удалось приручить и почти одомашнить свободолюбивого рыжего кота. Габриэль легко вписалась в активный образ жизни Рона с частыми поездками и светскими приемами, и вскоре их уже называли самой блистательной парой магической Европы. Такой титул очень льстил Рону, который подсознательно всегда стремился к славе и признанию, это и стало последней каплей, сподвигшей Рональда Уизли сделать своей голубоглазой вейлочке предложение руки и сердца.
      Драко Малфой и Элен Сюзон поженились спустя три месяца после финальной битвы. Элен была представительницей древнего чистокровного рода, умной и обаятельной девушкой, блондинкой с изысканными манерами, в общем идеальной претенденткой на роль новой миссис Малфой. Все ближние и дальние родственники Драко единогласно поддерживали кандидатуру Элен на эту роль, к тому же их союз сулил немалые прибыли семейному бизнесу Малфоев, что тоже было взято в расчет. Элен была на седьмом небе от счастья и с обожанием взирала на своего прекрасного спасителя. Сам же Драко был слишком опечален повторным заключением отца в Азкабан, да и его собственное положение в обществе оказалось довольно шатким после войны. Несмотря на то, что он был полностью оправдан перед судом, наличие темной метки на его предплечье было равносильно клейму прокаженного, и никакими деньгами и заслугами перед обществом его было не смыть. Многие отказывались вести дела с Малфоем, и новые контракты с будущими родственниками были настоящим спасением для угасающего бизнеса. Но ни радужные деловые перспективы, ни красота невесты не могли развеять тяжелую тоску в серых льдинках глаз Драко. Чем более оживленной казалась жизнь вокруг, тем мрачнее выглядел юноша, он все чаще замыкался в себе и избегал тягостного общения почти со всеми, кроме собственной семьи и супружеской четы Снейпов.
      Северус и Гермиона первый год совместной жизни провели в почти полном затворничестве. Этим таким разным и таким близким людям предстояло стать одним целым – предстояло стать семьей, и оба подошли к новой задаче со всей свойственной им решимостью и старательностью. Жить с Северусом, было все равно, что ходить по тонкому льду, каждый шаг приходилось делать с опаской, предварительно прощупывая почву, постоянно слыша легкое потрескивание и с замиранием сердца ожидая, что вот-вот хрупкая опора под ногами не выдержит, и следующий шаг обернется провалом в ледяную воду отчуждения. Но Гермиона была осторожна, она не торопилась получить все и сразу, а медленно, постепенно завоевывала доверие Северуса, своей искренностью и постоянством развеивая его страхи и сомнения, заставляя отступить настороженность и подозрительность. И со временем на ее ласковые слова он вместо настороженного взгляда стал отвечать мягкой улыбкой, а на маленькие проявления недовольства вместо угрюмого молчания он стал реагировать саркастичными усмешками и колкими подшучиваниями – в общем, он просто был самим собой. Жить с Гермионой, означало ежедневно сдавать экзамен, доказывая, что достоин того аванса доверия, который она давала ему с самого начала вопреки здравому смыслу. Это была ежедневная битва с самим собой, с выработавшимися за долгие годы шпионской практики моделями поведения. Приходилось сдерживать рвущиеся с языка язвительные замечания и раздражение, так много лет успешно маскировавшие его истинные эмоции, учиться принимать чужую заботу и внимание, давать понять свои чувства и желания. Но, видя, как в ответ на его простой жест или слово на прекрасном личике его супруги расцветает искренняя счастливая улыбка, он просто не мог себе позволить оступиться и вызвать ее разочарование. Постепенно он и сам начал получать удовольствие от того, что можно не прятать свои чувства и порывы, можно не подавлять свои желания, а лишь чуть намекнуть, и Гермиона без лишних слов откликнется на непроизнесенную просьбу. В конце концов, это была их семья, их мир, где правила устанавливали они сами.
      Они быстро обнаружили, что абсолютно счастливы в своем маленьком уютном мире для двоих, и им не так уж много нужно кроме друг друга. Они просто наслаждались размеренным ходом жизни и обществом друг друга, прекрасно понимая, что ни более приятной компании, ни более интересных собеседников для них просто не может быть. А когда в середине лета с появлением маленькой Ариадны Луизы Снейп их мир стал миром для троих, они просто не помнили себя от счастья. Рождение малышки разрушило их последние опасения, она стала их общим чудом, маленьким островком жизни, навсегда соединившим их, и эту связующую нить уже ничто никогда не сможет нарушить.
      На роль крестного для Ариадны единогласно был выбран Драко Малфой, поскольку он был близок обоим родителям. Но Драко отказался от этой роли, сославшись на то, что совсем не умеет обращаться с детьми и не являет собой достойный пример для подражания. Кроме того именно в это время Драко был занят разводом с Элен, которая в общем и целом оказалась замечательной супругой, но ненадолго. Месяц назад в характере очаровательной блондинки выяснилась маленькая особенность – нечто вроде «синдрома принцессы». Дело в том, что Элен без памяти влюблялась в своих спасителей, и хоть героическое спасение ее жизни Драко Малфоем на время затмило любые другие рыцарские поступки мужчин, но перед Этьеном, который успел подхватить свою принцессу, сломавшую каблучок и чуть не упавшую с крутой и довольно высокой лестницы, она устоять не смогла. Нужно сказать, что Драко не был слишком расстроен фактом развода, а скорее вздохнул с облегчением и пообещал сам себе, что больше никогда не пойдет на компромисс со своими чувствами ни ради семейного одобрения, ни даже ради спасения мира.
      Вместо Драко крестными Ариадны стали Гарри и Джинни. За те два года, что Гермиона провела во Франции, Гарри и Северус сблизились намного больше, чем показывали окружающим, и по окончанию войны их отношения только укрепились. То, что Джинни была беременна, стало дополнительной радостной новостью для Снейпа. И радовал его в первую очередь тот факт, что наконец-то у жены появится благодарный слушатель и собеседник в темах кормления грудью, легких детских недомоганий и прочих мелочей, которые уже порядком подрасшатали его сдержанность. Появление же другой женщины с аналогичным гормональным фоном снимало с него обязанность принимать участие в подобных беседах и освобождало время для работы в лаборатории.
      Гермиона уговорила Северуса заняться совместными исследованиями на стыке маггловских наук, колдомедицины и зельеварения. Поначалу Снейп не был уверен в успешности таких исследований, в первую очередь из-за того, что быстрый результат нельзя было гарантировать и это при необходимости довольно серьезного финансирования. Но когда Гермионе удалось заинтересовать в участии Драко, и он согласился на необходимые вложения, супруги Снейп с головой ушли в любимое дело. Драко предпочитал не вмешиваться в творческую часть процесса, но его деловая хватка и реализм направляли исследования в практическое русло. Вскоре фамилии Малфой и Снейп перестали вызывать у окружающих воспоминания о пожирателях смерти, а стали ассоциироваться с быстро расширяющейся сетью магических клиник и аптек, занимающихся новаторскими и весьма эффективными методами лечения даже самых сложных последствий темных проклятий.
      Учитывая одержимость обоих родителей исследовательской работой, не было ничего удивительного, что Ариадна практически выросла в их лаборатории. Вместо кукол и игрушечных наборов для чаепития, ее игрушками были небьющиеся цветные колбочки и всякие диковинные штучки, которыми мама с папой играли в лаборатории. Девочка, как и все дети, копировала действия и разговоры родителей, а поскольку наиболее частыми темами их разговоров были необычные свойства каких-нибудь редких ингредиентов или влияние магии на клеточную структуру эпителия, то к двенадцати годам Ариадна была почти специалистом в колдомедицине и зельях. Правда на этом ее таланты и заканчивались. Ни успехов в трансфигурации (тайной гордости ее мамы), ни способностей к ЗОТС (нежно любимой ее отцом), ни большой любви к чтению и неуемной тяги к знаниям (что являлось общей чертой супругов Снейп) у девочки не обнаружилось. Внешне Ариадна до смешного была не похожа ни на одного из родителей. У нее были темно-русые волнистые волосы, карие глаза (не такие темные, как у папы, и не золотисто-медовые как у мамы, а просто карие), и уж совсем несвойственная для родителей смугловатая кожа. Когда маленькую Ариадну спрашивали, на кого она похожа, малышка не терялась и говорила, что похожа на бабушку Эйлин и демонстрировала старую колдографию бабушки, где она была еще совсем юной. Взрослые в ответ согласно кивали – некоторое сходство, пожалуй, действительно можно было найти.
      Когда Ариадне исполнилось одиннадцать, родители не стали отправлять ее в Хогвартс, справедливо рассудив, что по всем предметам могут подготовить ее и сами. Кроме того сама Ариадна была вовсе не в восторге от необходимости уезжать их дома почти на целый год, она была очень домашним ребенком и не хотела расставаться с обожаемыми родителями. Сами Северус и Гермиона, хоть и не признавались в этом вслух, просто не хотели отпускать свою девочку так надолго. Так уж получилось, что их семья почти сразу стала состоять из трех человек, и они воспринимали свою маленькую семью как одно целое. Поэтому, когда Ариадна гостила у бабушки Джейн или оставалась ночевать у Поттеров, в доме сразу становилось как-то пусто, так остро чувствовалось, что кого-то не хватает. Конечно, Гермиона и Северус понимали, что рано или поздно Ариадна вырастет, и придется ее отпустить, но не хотели делать этого раньше, чем станет действительно необходимо. Они окружали ее любовью и ужасно баловали, исполняя почти любые пожелания единственной дочери. Мама учила ее основам светлой магии (раз уж способностей к защите от темных искусств у нее все равно не было), а папа посвящал в те тонкости своей работы, которые даже мама считала слишком сложными, но все равно относился как к ребенку и называл малышкой даже после того, как ей исполнилось семнадцать.
      Время для маленькой семьи Снейпов летело незаметно, не оставляя никаких следов своего присутствия. Ни Гермиона, ни Северус почти не изменились за эти годы, возможно, причиной было то, что продолжительность жизни волшебников больше, чем у обычных людей, и изменения, более растянутые во времени, менее заметны, а может, время действительно вознамерилось вернуть долг за множество потерянных лет в прошедшей, но не забытой войне. Иногда Гермионе казалось, что главная причина, по которой им не заметно течение времени, заключается в замкнутости их маленького мира. После свадьбы они так до конца и не вышли из добровольного заточения, почти все свободное время проводя в доме, в саду или на трансфигурированном из части каменистого берега песчаном пляже, а работали они в своей маленькой, но удобной лаборатории. Супруги Снейп не стремились расширить круг общения, им вполне хватало общества близких и проверенных многими испытаниями друзей. В основном их общение ограничивалось четой Поттеров и Драко. Поттеры были частыми гостями в их доме, сначала как поддержка Гермионе после рождения дочери, потом как крестные Ариадны. Особенно любила проводить с Ариадной время Джинни, так как сама очень хотела девочку, а ее первые двое детей были мальчишки. Миссис Поттер даже удалось пристрастить обычно неактивную крестницу к квидичу. А когда Гарри назвал второго сына в честь Северуса, и супруги Снейп стали крестными Альбуса Северуса, они вообще довольно часто стали отдавать детей друг другу на попечение, если была необходимость (или просто желание спокойно провести вечер наедине). Иногда Джинни и Гермиона засидевшись допоздна за чаем с пирожными полушутя мечтали, чтобы Джеймс и Ариадна когда-нибудь стали не только друзьями. Но хотя Ариадна была старше Джеймса всего на четыре месяца, ее сдержанность и серьезность создавали впечатление, что разница в возрасте с озорным Джеймсом гораздо более значительна, да и девушка, казалось, совсем не интересовалась романтическими увлечениями.
      Драко, в отличие от Поттеров, не любил появляться в домике у моря, где уже почти двадцать лет жил его крестный с Гермионой. Почему-то именно это место было для него напоминанием о его самой большой в жизни ошибке, здесь когда-то он и крестный чуть ни лишились жизни, здесь из-за его неуместного поцелуя чуть не потеряли друг друга двое таких дорогих ему людей, людей, которые поддерживали его в самые трудные моменты его жизни. Здесь когда-то Гермиона подарила ему кулончик в форме слезы, который должен был помочь ему узнать свою истинную любовь, кулончик, который не светился, когда он женился на Элен, не светился, когда он был почти одержим одной из своих коллег, не светился, когда он крутил короткие романы со множеством прекрасных и не очень женщин, он не светился так долго, что Драко почти поверил, что просто не способен любить по-настоящему, так, как любили друг друга Северус и Гермиона. Сначала он почти отчаивался после нового разочарования, а потом просто смирился и отдался на волю судьбе, и это, наконец, принесло в его сердце долгожданный покой. Но так устроена человеческая душа, что рано или поздно она созревает для любви, и тогда ничто не может помешать ей сиять своим истинным светом. Полгода назад все в жизни Драко перевернулось с ног на голову, и сегодня он пришел поделиться изменениями в своей жизни с самыми близкими людьми, в надежде, что его примут и поймут так же, как это было всегда в маленьком тихом домике у моря.
      Драко глубоко вдохнул и постучал в дверь. Ему открыла Гермиона, как всегда элегантная, но при этом совершенно домашняя. Драко всегда удивляла ее способность совмещать несовместимые качества, быть строгой, но веселой, удивительно привлекательной, но скромной, доверчивой, но по своему безошибочно проницательной, такое невероятное сочетание противоречивых черт он встречал еще лишь у одной женщины...
      – Проходи, Драко, рада тебя видеть, – предложила Гермиона, бросая внимательный взгляд на гостя. Драко выглядел непривычно сдержанным и официальным. Последние годы в магическом мире стала гораздо более распространенной удобная маггловская одежда, и Малфой легко переключился на нее, сохраняя при этом свою манеру выглядеть элегантно, но слегка небрежно, будто ему ничего не стоит быть таким привлекательным. Поэтому было вдвойне непривычно видеть его в идеально разглаженной темной парадной мантии с аккуратно собранными в хвост волосами. Гермиона понимающе улыбнулась ему.
      «Ну вот опять, ни капли удивления от моего внезапного визита, ни расспросов „Что случилось, и все ли в порядке?», только эта всепонимающая и приободряющая улыбка, словно ей заранее все известно. Чем не Дамблдор в юбке?», – в очередной раз удивляясь непонятной проницательности Гермионы, подумал Драко. Но вслух не стал озвучивать свои мысли, нужно сначала поговорить с крестным, пока он не растерял остатки решимости. Они с Северусом общались почти каждый день лично или через камин, между ними давно установились отношения равных друзей и партнеров, но часто под внимательным взглядом черных глаз крестного Драко чувствовал себя бестолковым мальчишкой-школьником, который снова умудрился сделать какую-то ошибку. Вот и сейчас от одной мысли об этом взгляде (а то, что вскоре он обязательно будет одарен подобным взглядом, сомневаться не приходилось) во рту пересохло, и говорить было трудно.
      – Чай будешь? – почти ласково спросила Гермиона, но по ее глазам было видно, что спросила она просто чтобы разрядить обстановку и дать Драко еще несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Как ни странно звук ее голоса действительно придал мужчине уверенности.
      – Нет, спасибо, в другой раз. Мне нужно поговорить с Северусом...
      – Он у себя в кабинете, проходи, – и снова эта понимающая улыбка.
      «Может быть, все пройдет немного проще, чем я предполагал...», – подумал Драко прежде чем вошел в кабинет.
      Мужчины говорили почти два часа, и Гермионе не хотелось прерывать их, хотя она была уверена, что то, что они обсуждают, касается и ее тоже. Но Северус и Драко были непреклонны в некоторых вещах, и одной из таких вещей были сугубо мужские разговоры и некоторые решения, относительно которых ее мнения просто не спрашивали. Двадцать или даже пятнадцать лет назад ее это приводило в бешенство, она не могла понять толи это какая-то особая доктрина слизеринцев, толи банальный шовинизм. Но сейчас она находила в этой маленькой особенности мужчин даже некоторое очарование, это подчеркивало их ответственность, заботу, давало почувствовать себя оберегаемой, более женственной. Тем более Северус никогда не принимал решений, с которыми Гермиона бы не согласилась, и не было необходимости интересоваться ее мнением, он и так знал, что она думает и чувствует, ведь за годы совместной жизни они действительно стали одним целым.
      Как только Драко ушел, Северус тоже вышел из кабинета. На его лице явно читалось выражение показного недовольства и уже не столь явно – легкой растерянности. Гермиона решила не начинать разговор первой и не обнимать его, как она обычно делала, когда он появлялся из кабинета или лаборатории. Нужно дать мужу выговориться, а потом у них, безусловно, будет повод для объятий.
      – Ты знала о том, что наша дочь собирается замуж за Драко? – сказано нейтральным тоном, каким люди обычно интересуются о погоде.
      – Догадывалась... – примирительно, с легкой улыбкой.
      – Она говорила тебе? – настойчиво и чуть громче, чем обычный тон.
      – Нет, ты же знаешь, эта юная леди никого не посвящает в свои тайны. Ох, она так на тебя похожа, Северус, – почти с умилением сказала Гермиона. Говорить о дочери с любыми другими оттенками эмоций у Гермионы никогда не получалось, как ни старалась перенять она у Северуса способность передавать голосом любые желаемые интонации.
      – Откуда же ты узнала? – заинтересованно приподымая бровь, продолжил расспрос Северус, чем немного смутил Гермиону. На этот невинный мимический жест и прозвище «мисс Всезнайка» она всегда реагировала смущением и учащенным сердцебиением, и муж этим пользовался вполне сознательно. Когда он вот так заламывал бровь и еще улыбался самыми кончиками губ, любой спор для Гермионы можно было считать проигранным.
      – Месяц назад она пришла ко мне и спросила, как тебе удалось избавиться от метки, и когда я ей рассказала, она стала очень подробно расспрашивать о тех ритуалах...
      – И ты рассказала ей? Ты представляешь, что эта сумасбродная девчонка задумала? – самым тихим и спокойным голосом, каким он обычно скрывал обеспокоенность, спросил Северус.
      – Думаю, что она это уже сделала... – мягко, успокаивающе ответила Гермиона (ее мягкий голос всегда действует на мужа лучше успокоительного зелья).
      – И ты так просто об этом говоришь? А что, если у них ничего не сложится, она же поломает себе жизнь... Почему ты не остановила ее, почему не предупредила о последствиях, почему в конце концов не сказала мне? – звучит строго, как упрек, но по глазам видно, что он скорее обеспокоен, чем сердит.
      – Не беспокойся, родной, у них все сложится, я уверенна. И я, конечно же, рассказала ей о всех сложностях и последствиях, но это ее жизнь, она вправе сама принимать решения. – Гермиона и сама не знала, кого успокаивает – его или себя. «Надо же, их малышка выходит замуж...»
      – Да ей всего девятнадцать, какие решения она может принять? И как ты можешь быть так спокойна и уверенна? – уже с обреченным смирением в голосе.
      – Помнишь, я говорила тебе об амулете, который отдала Драко тогда... Я видела его, он сияет даже сквозь черную мантию. А Ариадна всегда была взрослее своих сверстников, и она не стала бы принимать необдуманных решений. Мне ведь и самой тогда было лишь на полгода больше, помнишь? – нежно, почти шепотом.
      – Помню... Хорошо, что мы не отправили ее в Хогвартс, я бы не пережил, если бы мой единственный ребенок учился в Гриффиндоре, а уж с ее безрассудством не приходится сомневаться в выборе шляпы... – капелька сарказма, значит, уже точно не сердится.
      – Они будут счастливы... – подходя ближе и, наконец, обнимая любимого супруга.
      – Да, будут... Представляешь, Ариадна, когда Драко по камину сообщал ей о нашем согласии, сказала, что собирается оставить карьеру на ближайшие двадцать лет и родить десятерых Малфоев, – тоже обнимая жену и шепча ей все это на ушко, как самую большую тайну.
      – Это было бы чудесно!
      – Да! Я уже начал переживать, что она станет такой затворницей, как я в ее возрасте, а тут такие перемены... Драко предложил дать их будущим детям двойную фамилию Малфой-Снейп. Это звучит так... странно, – с легким оттенком горечи в голосе.
      – Знаешь, это наверно плохая идея, – почти безапелляционно.
      – Наверно... Но ты же понимаешь, после меня моя фамилия исчезнет, не то, чтобы я слишком ею гордился... – с ироничной насмешкой, но все же не до конца скрывающей неизменный оттенок горечи в голосе.
      – Думаю, это поправимо... – сказано слишком задорно для предыдущего разговора. Обычно она таким напускным задором пыталась замаскировать сильное волнение. От этого Северус мгновенно изменился в настроении, и, развернув к себе лицом, внимательно посмотрел на жену.
      Гермиона смотрела на него глазами, полными нежности, но еще в них плескались лукавые огоньки. О, он слишком хорошо знал этот взгляд, так на него смотрел еще только один человек в его жизни, и это всегда означало, что он что-то задумал и собирается ошарашить Северуса раскрытием очередной невероятной интриги...
      – Ох, и угораздило же меня жениться на единственной ученице Альбуса Дамблдора. Ты же не хочешь сказать, что...? Но это же невозможно... мы же перепробовали тысячу способов... – почти задыхаясь от внезапной догадки.
      – Угу, но наша дочь – талантливый колдомедик, и она все же превзошла нас в области зельеварения, – с явно читаемой гордостью, но волнение так и не исчезло из голоса.
      – Так ты..? Как давно?
      – Две недели. Ариадна просила не говорить тебе, пока мы нее будем уверенны, что все в порядке. У нас будет мальчик, – ей все-таки не удалось справиться с эмоциями, и в янтарных глазах заблестели слезы.
      – Сын? Сын... Любимая, у нас будет сын! – словно пробуя это слово на вкус и все же не веря собственному голосу и произносимым словам. Но горячему, солоноватому от слез поцелую не поверить невозможно, так же как тихим простым словам жены.
      – Александр Северус Снейп, как мы мечтали...
     
     
      *****************
      Гермиона и Северус Снейп прожили вместе 94 года и увидели рождение четырнадцати внуков – десяти Малфоев и четырех Снейпов. Долгие годы в их доме не умолкал детский смех, наполнявший каждое новое мгновение жизни простым и непостижимым счастьем. А когда их сердца сполна испили чашу жизни, они вдвоем отправились в последний путь, через пылающие багрянцем осенние леса на священную Землю Предков, охраняемую самыми прекрасными существами на земле – Снежными драконами... в мир, где возможно все.


Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.
Хуан Рамон Хименес

Мой дневник

 
Форум » Библиотечная секция "Гет" » Снейджер » "За гранью невозможного" (Автор: Северное Сердце, R, СС/ГГ, романс, макси, закончен)
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:

Copyright MyCorp © 2024