Я всю ночь ворочалась. Снилось что-то странное и страшное. Порой призраки прошлого все еще тревожат мой разум по ночам.
***
Разрушенная изнутри школа, испуганные лица однокурсников, ребят помладше, учителей. В суматохе, я сажусь на метлу позади какого-то парня с надетым на голову капюшоном и от страха закрываю глаза. Только вот чего боюсь больше – полетов или того, что сейчас творится внизу… Не знаю, да и не хочу знать. Цепляюсь за плечи и от бессилия утыкаюсь в широкую спину. Парень чуть дрогнул. Не ожидал? Испугался? А может быть ему неприятно? Я даже боюсь отвечать себе на эти вопросы. Но, слава Мерлину, он не спихнул меня и, с неохотой, поднимается в воздух. Я понимаю, что лететь ему теперь вдвое сложнее, метла периодически крениться на один бок, а иногда резко ухает вниз. Мне становиться от этого еще страшнее, и я прижималась ближе…
– Грейнджер, будь осторожнее и хватит наваливаться на меня. Если ты немного не отодвинешься, я окончательно потеряю управление. А лететь нам еще долго. Пожиратели…
– Не говори ничего, пожалуйста...
– Я вообще не понимаю, что им нужно в Хогвартсе. Ваш хваленый Поттер?! Тогда почему они не могут достать его в магловском мире?! Ах, да! Там же за ним приглядывает Орден!
– Откуда ты все знаешь?
– Не забывай, кто мой отец.
– Так почему ты бежишь вместе с нами, а не нападаешь?!
– Запомни, Грейнджер, с отцом у нас есть только одно общее – это фамилия…
– А внешность? Ты же очень на него похож, Драко.
– С как их пор ты называешь меня по имени? – В этом весь Малфой! Он отлично умел переводить разговор на другую тему, когда это было ему нужно.
– Тебе неприятно?
– Нет. Просто непривычно. Расслабься немного. Ты слишком напряжена. От этого тяжелее и страшнее лететь. И мне, и тебе.
– Я не могу расслабиться, Малфой, я боюсь.
– А ты не бойся. Подумай о том, что скоро все это кончится. Наверняка Поттер в очередной раз встретится с Темным Лордом, всадит ему самое действенное заклинание, и мир будет спасен. Осталось только немного подождать.
– Ты так говоришь, как будто знаешь все наперед…

***
И действительно, он словно в воду смотрел. Конечно, триумфальной победе Гарри предшествовали еще пять лет страшной войны, в которой верх брали то сторонники Ордена, то Пожиратели. Пять страшных лет, в которые, несмотря ни на что, люди продолжали жить, влюблялись, заводить детей… реже, конечно, но все же… Тогда, в последний год, ближе к осени родилась моя дорогая Лора. Мое чудо, моя радость, мой самый дорогой человек в этом мире! Сегодня дочь в первый раз отправится туда, откуда, со слезами на глазах, улетала пятнадцать лет назад ее мама.

Побег (он)
Сегодня мне снова снился лагерь. Наша первая ночь в нем, и то, как Гермиона во сне произнесла мое имя. Может быть, это была всего лишь иллюзия, но, проснувшись, я понял, что это на самом деле было, только очень давно, будто в другой жизни.
Очень хорошо помню, что нас впятером отправили в одну палатку. Но если все остальные – Гарри, Джинни, Рон и Гермиона – тут же сели обсуждать планы на завтра (как они сбегут из лагеря, где и как устроятся, что будут делать дальше), то я отвернулся к стенке и сделал вид, что сплю.
Но она, как всегда не поверила мне и громко спросила:
– Малфой, ты с нами?
– Нет, – буркнул я. – Больно мне это надо. Да и вам не советую. Вы только наживете себе неприятностей. Сказано же было – любой, кто покинет лагерь без особого на то разрешения, будет объявлен предателем.
Поттер тут же отмахнулся от меня и, как военный командир, отправил всех на боковую. Ребята заснули быстро, а я никак не мог понять, что тревожит меня в этой истории больше всего. Поттер и младшая Уизли сопели, обнявшись, Рон похрапывал и ворочался во сне, а Гермиона, лежащая ближе всех ко мне, была слишком бледна. Я почему-то испугался и нерешительно тронул ее холодный лоб. Она тут же проснулась.
– Что?
– Почему ты села на мою метлу?
– Никого из знакомых не было поблизости. Я села на первую попавшуюся, а её владельцем случайно оказался ты.
– Я не верю в случайности, Грейнджер.
– В смысле? – она приподнялась на локте и внимательно посмотрела мне в глаза. Я стушевался и отвернулся к матерчатой стене.
– Не обращай внимания. У вас же завтра побег. Спи! А то будешь плестись за своим легендарным Мальчиком-со-шрамом и вашим рыжим дружком, как сонная муха.
«Черт бы побрал весь преподавательский состав! Неужели они не могли достать нормальные палатки, а не это магловское убожество?!» – думал я, слушая тяжелое дыхание заснувшей девушки. Не вытерпев, повернулся лицом к ней и увидел, как растрепанные волосы прилипли ко влажному лбу, а губы что-то еле шепчут. Сам не понимаю зачем, но я нагнулся ближе и явственно услышал свое имя.

Наутро, как только палатка опустела, я еще немного полежал на холодной земле и все же вышел наружу. Получилось это не очень грациозно, но что сделаешь, если выбраться из брезентового убежища приходилось на четвереньках.
Туман настолько низко спустился на лес, где обосновался лагерь из учеников и преподавателей Хогвартса, что сложно было разглядеть свои ботинки, не то что найти кого-то в тишине весеннего утра. Но тут, чуть в стороне, треснула ветка, и я направился именно туда. Через пару минут, на небольшой опушке, я обнаружил собирающихся бежать ребят. Их количество изрядно меня удивило - человек тридцать, не меньше. Из знакомых, кроме Золотого Трио и Джинни, тут были Невилл, Полумна, одна худенькая пуффендуйка, которая как-то помогала мне с гебрологией, кажется, ее звали Иган, смуглая дечконка с когтеврана, с которой на пятом курсе встречался Поттер, несколько моих одногодок гриффиндорцев... и ни одного слизеринца.
– Привет, ты с нами? – Гермиона поздоровалась со мной очень приветливо, за что ее очень хотелось придушить. Лучше бы вообще не обращала на меня внимания. Я тогда вовсе не собирался сбегать. Просто решил посмотреть, что за "армия" собралась покидать пусть не очень уютное, но достаточно безопасное убежище в лесу. А когда она посмотрела на меня... я просто не смог отказаться и выставить себя трусом.
– Да, – как можно вальяжнее ответил я. – Тухло как-то сидеть тут, когда "великие" гуляют на воле.
Она рассмеялась. Тихо, чуть слышно, а меня вдруг передернуло. Зачем я это делаю?! Только лишь потому, что услышал свое имя из этих пересохших губ? Или потому, что хочу услышать его еще раз? Когда перестал существовать тот Малфой, которого знали и боялись? Тот Малфой, которого ненавидели, и с которым даже не здоровались эти трое? Я и сам не до конца понимал. Может после того, как впервые увидел настоящего отца. Жестокого, и лицемерного. А может, когда понял, что свободы и выбора мне никогда и никто не даст. Я просто обязан буду принять черную метку, хочу я этого или нет. С детства ненавидел моменты, когда от меня ничего не зависело. Поэтому тогда и сел на метлу, чтобы улететь из Хогвартса вместе со всеми, а не остался в нем, примкнув к отцу и его соратникам.

Война закончилась и в этом, наверное, есть и наша заслуга. Хотя, кто знает, может быть, если бы мы тогда не сбежали, то могли бы спасти сотни жизней, а может, это Мерлин увел нас слишком далеко от лагеря, чтоб мы не успели вернуться, увидев над лесом в сером унылом небе черный силуэт знака, холодящего душу.
Как странно иногда бывает… Ты начинаешь задумываться о жизни только тогда, когда совсем близко тебе подходит смерть. О любви ты - когда тебя преследует ненависть. И о детях вспоминаешь именно во время войны. Это так странно, но так естественно. Я всегда хотел сына. Большеглазого мальчугана, задиристого и непоседливого. Но война…

***
Он родился три года назад. Моя жена говорит, что малыш очень похож на меня. Светлые волосы и умные серые глаза. Трудно с ней не согласиться. Люк любит перебирать мои пальцы своими маленькими пухлыми руками. Может часами рассматривать шрамы на правой кисти и одновременно мычать себе под нос какие-то песенки. Когда он появился на свет, я понял, что значит настоящее человеческое счастье.
Что значит быть любимым я узнал раньше, в годы Великой Войны… Ведь именно тогда я начал задумываться о том, что могу любить.

..::Чтобы влезть одной пяткой в историю, нужно быть всего навсего дурочкой::..

Сломлена потерями, возрождена любовью (она)

Ненавижу утро. Так всегда хочется еще понежиться в объятьях любимого человека, послушать, как за окном просыпается мир, но приходится идти на кухню и готовить завтрак. Но каждый раз я успокаиваю себя тем, что у меня есть, для кого стряпать, есть кого любить и о ком заботиться. Бедный Гарри, он потерял Джинни еще на третий год войны. После этого он, кажется, сошел с ума. Перестал думать о себе и своей безопасности, кидался в бой сломя голову, размахивал палочкой на право и на лево, изобретал новые заклинания, пусть не такие страшные, как Непростительные, но в школьную программу их врятли бы включили.
Помню его глаза, когда запыхавшийся, израненный Дин прибежал в штаб и единственное, что успел сказать, перед тем как отключиться: "диверсионная группа попала под жестокий обстрел Пожирателей". Главой отряда была Джинни. Надежды на ее спасения не было никакой. Поттер молчал несколько минут, пока не унесли гонца, потом траурное молчание вдруг не нарушила чья та невнятная фраза: «Я сожалею…»
Что-то было тогда в глазах взъерошенного парня такое, чего испугались даже мы с Роном, видавшие Гарри и не в таких передрягах.
– К черту! Пошли все к черту! – он кричал на всю комнату и, казалось, что тут же достанет палочку и уложит каждого кто посмеет к нему приблизиться.
Именно тогда я по-настоящему испугалась. Да, знакомых убивали в те года часто, а от большой семьи Уизли сегодня вообще остались лишь Рон, Джордж и их мама. Молли тогда по-прежнему хранила волшебные часы, стрелки которых теперь не сходили с деления «опасность». Да, знакомых убивали, но так близко смерть подобралась впервые. Наша четверка, две влюбленные парочки - я и Рон, Джинни и Гарри, всегда служила примером и даже каким-то флагом надежды для всех остальных. А тут... Тут остались мы втроем. Только вот Трио давно перестало быть Золотым. Может быть, в школьных коридорах мы и были непобедимой силой, но тут, на тропах настоящей войны нужно было больше, чем просто дружба. Нужна была любовь. Большая, безбашенная, готовая на все. Любовь, во имя которой стоило бороться. Та самая любовь, которая когда-то спасла Гарри. Но смерть подобралась слишком близко и неласково лизнула всех нас, забрав с собой совсем еще недавнюю школьницу с огненно-рыжими волосами.
В голове всплывает будто кадр из старого маггловского кино: Я тихо плачу на чердаке и не слышу, как ко мне подходит Малфой.
– В моей тетради стало на одну запись больше, – говорю я, утирая слезы.
– Что за тетрадь? – садясь рядом, спрашивает он.
– Что-то вроде некролога... Когда умирает кто-то из наших близких, там появляется его имя. Сегодня не стало Мери, Стива, Эрики и… Джинни. Еще одна строчка в злосчастной тетради, ещё одна невыносимая потеря... Как же я устала от всего этого!
– Все будет хорошо, слышишь? – он гладит меня по волосам и я, давно уже переставшая верить в эту фразу, только киваю и тихо всхлипываю. – Все будет хорошо, главное, не отчаиваться и не опускать руки.
– Знаешь, мне кажется, это никогда не кончится, – я говорю вслух то, о чём боялась раньше даже думать. – Мне кажется, что все это сон, кошмарный, длинный сон. Будто я уже умерла или навсегда уснула. И в моем сне будут продолжать умирать близкие люди, им на смену придут новые и их тоже убьют, а затем другие и ещё, ещё…
– Тише, тише, – он прижимает меня к себе, я начинаю трястись в истерике, первой за эти три года. Первый раз я позволила себе разрыдаться на глазах у чужого, по сути, человека… Или не такого уж и чужого?
Я никогда не замечала раньше, но в ту ночь поняла, что он всегда был близко. В битвах и во время передышек. Днем, вертелся у полевой кухни и ночью сидел рядом, когда все спали, а я смотрела на маленькие слепые звезды. Он всегда был где-то неподалеку, возможно, даже ближе, чем я думала.
– Поцелуй меня, – попросила я. Хотя совершенно не понимала, зачем мне это. Потом я сильно ругала себя за ту ночь, мне нужно было успокаивать, поддерживать Рона и Гарри. Ведь они в одночасье потеряли один – любовь, другой – сестру. Но я так устала быть сильной девочкой, так устала оберегать друзей и заботиться о них, что захотелось хоть раз забыть об этом кошмаре и довериться тому, кто все еще уверен, что «все будет хорошо».

***
Я посмотрела в окно, на рассветную полумглу первосентябрьского утра и вспомнила то утро на чердаке, когда обнаружила себя уютно свернувшейся на плече у парня, которого раньше ненавидела до мозга костей. Это был тоже первый день осени. Первый день предпоследней военной осени. Первый день моего долгого счастья.

Холодно, как никогда (он)

Я проснулся, как это стало в последнее время традицией, в одиночестве.
Вот уже прошло столько лет, а я все вспоминаю, как просыпался рядом с ней в лесу, в подвалах и на чердаках. И каждый раз, открывал глаза чуть раньше, прижимал к себе дрожащее девичье тело. Она никогда не признавалась, что ей холодно, больно или просто грустно. Всегда строила из себя железную леди. Даже когда мы оставались наедине, Гермиона еще несколько месяцев смотрела на меня с опаской. Я прекрасно знал, что трудно понять человека, предавшего семью, даже ради благой цели, трудно принят врага, неожиданно переметнувшегося на другую сторону, трудно признать, что тебя тянет к человеку, которого ты раньше ненавидела.
Знал, но хотел, чтобы она скорее поняла, приняла и признала.
Это не было романом, а с другой стороны это было даже что-то большее.
Торопить события было не в моих правилах, и я готов был ждать сколько угодно, но… Все продолжали думать, что она встречается с Роном. Днем она шарахалась от меня по углам и пыталась не заговаривать, а ночью приходить в мою коморку, палатку или подсаживаться на мой камень у реки и молча клала голову мне на плечо.
Что это было – любовь, дружба или просто доверие, я не понимал, пока не наступило самое холодное утро той войны.

Это было Рождество четвертого года Войны. Детей, в полном понятии этого слова, среди повстанцев, конечно, не было, но всем хотелось праздника. Уже пару недель наш штаб обосновался в одной из заброшенных магловских деревень. Испуганные паранормальными явлениями, люди бросили дома и животных. Еды и дров нам должно было хватить еще на несколько месяцев, главное, чтобы нас не обнаружили Пожиратели. Это был как раз один из тех периодов, когда казалось еще немного и наступит настоящий конец света.
Накануне я узнал, что в очередной битве убили отца и пару его знакомых, которые так часто гостили в Малфой-Меноре. Все в штабе (бывшем сельском магазинчике) праздновали большую победу. А мне было так не по себе, что я ушел в дом напротив, где никого не было.
Скудная обстановка магловского жилья меня уже давно не смущала, за годы скитаний я уже и забыл, когда последний раз наедался вдоволь, спал на мягкой кровати и надевал чистые вещи. Это перестало что-либо значить. Хотелось просто, чтобы все как можно скорее закончилось.
Я прекрасно слышал, как она неловко открыла дверь комнаты, но дал ей подойти ближе к окну, на котором я сидел, поджав ноги. Грейнджер пристроилась на краешек подоконника и не смотря на меня спросила:
– Ты один?
– Как видишь…
– Тебе неприятно, да?
– От чего же. Это очередная победа и довольно крупная. Малфой – далеко не пешка в партии Темного Лорда.
– Ты не такой циник, Драко. Я знаю, тебе больно. Я вижу…
– Да что ты видишь, Грейнджер? – от непонимания самого себя и режущей боли где-то внутри, меня пробило на откровенность. Мне порядком надоело, что эта девчонка уже четыре месяца, просыпаясь рядом со мной, пряча глаза, отворачивается в другую сторону и делает вид, что ничего не было. – Ты видишь, как меня трясет только от одного твоего присутствия? Ты видишь, что я тут, в этом коровнике с полусотней безмозглых сопротивленцев только ради тебя?
– Ради меня?
Глупая, неужели она до сих пор не поняла, что если бы ни ее глаза, волосы, руки, то я бы погиб еще тогда, вместе со всеми в лесу, или сегодня на пару с отцом…
Я не хотел отвечать ей, не хотел показаться слабым, глупым… Не хотел навязываться. Понимал, что зря завел этот разговор и поэтому молчал.
А она подошла ближе и положила свою холодную ладошку на плечо, а я сквозь ткань плаща почувствовал, как ее прикосновение прожигает кожу. Не хотелось новой безмолвной ночи. И такого же тихого утра. Я сбросил ее руку и уткнулся лбом в холодное стекло.
– Прости, – тихо сказала она и посмотрела в окно. Звездное зимнее небо неласково хмурилось, пряча звезды за тучами. И лишь одна из них, не удержавшись своими лучами-иглами за серую ткань, медленно начала катиться к горизонту. Краем глаза я успел заметить, что Гермиона тоже увидела падавшую звезду, смешно сморщившись, зажмурила глаза. А потом резко отвернулась и пошла прочь, лишь мой вопрос на секунду остановил ее.
– Что ты загадала?
– Если по-настоящему любишь человека, то когда падает звезда, загадываешь, чтобы у него все было хорошо.
Тогда я не понял этих слов. Или боялся поверить им?
Я почему-то загадал то, что казалось мне тогда неосуществимым. Как же я испугался, когда на утро мое желание сбылось.
Оставшись спать в том доме, рано утром я услышал крики и леденящий душу вой. Хотя и давно уже привык к набегам Пожирателей, но по-прежнему боялся их. Хотя, трудно сказать боялся ли я самих облав, или увидеть знакомые лица на противоположной стороне баррикад, или все же опасался за свою шкуру и очаровательную головку Грейнджер.
Наспех достав палочку, я выскочил на улицу и попал в самую гущу событий. Пожирателей было человек двадцать, причем трое из них уже были повержены. С нашей стороны потерь оказалось больше. Я успел насчитать пятерых пострадавших, прежде, чем начал отражать боевые заклинания противника. За меня взялись двое, первого я уложил сразу же парализующим заклинанием, со вторым же пришлось изрядно повозиться. Успел только заметить, что по правую руку стояла Гермиона, слева - Дин и Кэти, и то, что мы каким-то образом оказались в тылу у захватчиков, остальные сражались немного впереди.
Второй мой противник вдруг потянулся к капюшону, я думал, что заклинание, пущенное мной секундой назад, угодило в горло, но оказался не прав. Пожиратель стянул маску и меня, будто окатило ледяной водой.
– Что сынок, не ожидал меня здесь увидеть? Наверное, вместе со своими дружками праздновал мою смерть, а нет! Я жив и практически здоров. А вот тебе, Драко, сейчас не позавидуешь… Ты как был сопляком, так им и остался!
Он поднял палочку, а я… Совершенно не помню, что тогда чувствовал, ни страха, ни боли, ни разочарования. Просто неожиданно понял, что фраза «Бойтесь своих желаний, они имеют свойство исполняться», как нельзя сейчас кстати. "Увидеть отца" - ну, спасибо звездочка за одолжение! И еще одно: не смотря на то, что этот человек уже произнес первое слово непростительного заклинания, я никогда не смог бы поднять палочку против него. Какой бы он ни был, он мой отец.
– Авада Кедавра! – Услышал я сквозь заложенные шумом битвы уши. Но готовый упасть, от чего-то остался на ногах, а вот мой противник, пораженный зеленым лучом, покачнулся, расширяя от ужаса глаза, и упал… Ему на смену тут же встал новый Пожиратель. Затем еще один.

Я так и не понял, кто поразил отца смертельным проклятьем, пока следующей ночью ко мне не подошла Гермиона, чтобы попросить прощения.
– За что? – не понял я.
– За то, что убила его. У меня не было выбора. Вы действительно очень разные люди. Я знала, что ты не сможешь, а он убил бы тебя, не моргнув и глазом.
– Может быть, так было бы лучше?
– Нет, – она наклонилась ближе и впервые поцеловала меня сама. – Я не хочу больше терять тех, кто мне дорог.

..::Чтобы влезть одной пяткой в историю, нужно быть всего навсего дурочкой::..

Это слабость (она)

После окончания всего этого пятилетнего кошмара я не пошла работать в Министерство, как Гарри, не отправилась в бизнес, понемногу поднимавшийся из пепла войны, как Рон и Джордж, а устроилась в школу, заменив незабвенную Макгонагалл, на посту преподавателя трансфигурации. Каждый вечер я возвращаюсь домой, с помощью каминной сети. Тут меня, как обычно, встречал муж, он-то как раз у меня высокопоставленный чиновник. Не может просидеть без работы и дня. С его подачи как раз и восстановили первым делом Хогвартс, чтоб дети смогли продолжить учебу. Хотя, какая учеба, когда в домах была полная разруха.
Два года счастья пролетели незаметно. Слишком много событий, слишком много случайностей и совпадений. Я, наверное, не права, называя два последних года войны своим счастьем, но это было действительно так. Хотя, тогда я считала всё это чуть ли не кошмаром. Теперь, оглядываясь назад, понимаю, что это и было счастьем. Настоящим счастьем.

***
Я продолжала сомневаться и прятаться, а он снова и снова находил меня в самых укромных уголках. Садился рядом и молчал. Или я сама находила его… Просто тянуло, просто рвало на части без его теплых рук и серых глаз. А с ним мне было так хорошо, что это трудно выразить словами. И я просто клала голову на его плечо и засыпала, потому что точно знала, что когда он рядом, мне ничего не грозит.
Были, конечно, и бурные ночи, когда мы ходили на разведку или нападали на лагеря противника. Были и бессонные вечера в засаде. Были долгие дни траура по погибшим… Была близость, такая, о которой я не мечтала ни с кем другим. Горячие поцелуи, ласки. Мне казалось, что дня него это так же важно, как и для меня. Не просто иступленный секс, как когда-то с Роном, а настоящая любовь, когда не нужно говорить, достаточно просто дотронуться губами, провести рукой, закрыть глаза и дышать в одном ритме, доказывая друг другу, что мы еще способны любить и жить.
Но счастье заключалось вовсе не в этом. Если сейчас спросить меня, что значит для меня это слово, я вновь отвечу как тогда: «Счастье – это когда у твоего любимого человека все хорошо». А мы любили друг друга, хранили эту любовь и не подпускали к ней никого. По отряду давно ходили слухи, но нам не было до этого никакого дела. Золотое Трио по-прежнему держалось во главе отряда, а Малфой, как бы я его не просила, к нам не присоединялся и оставался в стороне. Обедал не рядом с нами, бился тоже всегда неподалеку, и только если нужна была помощь, мне стоило только посмотреть на него и дело, считай, было сделано. С каждым днем напряжение между нами росло, мы понимали, что молчать дальше бесполезно и даже опасно. От близости нас бросало и в жар, и в холод. Мы то избегали встреч, то, не сговариваясь, шли к озеру или на крышу и подолгу сидели молча. У нас вообще было все молча. Мы редко говорили. Потому что было страшно. А тишина стала нам ангелом-хранителем. Так проходили минуты, и даже часы. Было прекрасно понятно, чем может закончиться это молчание, но ни один не двигался с места, будто приручал норовистого гиппогрифа. Воздух наэлектризовывался, и мы просто кидались навстречу, готовые искусать, исцарапать, убить и возродить друг друга этой запретной сегодня любовью. Глупо было строить планы на будущее и обещать друг другу, что будем всегда вместе. Слишком зыбко было наше "завтра". Мы любили, но, ни разу не произносили этого слова. Наверное, боялись. Но чего?!
Лично я боялась ответственности. Боялась, что сказав то заветное слово, что знала пока только я одна, свяжу ему руки, обяжу быть рядом со мной из жалости, из чувства благодарности или просто, потому что он мужчина, а я женщина. Еще мне было страшно, что он в обычной своей манере посмеется надо мной и, не дай Бог, назовет грязнокровкой. Хотя, с его губ уже давно не слетало это слово. Я по-прежнему боялась, что Драко относиться ко мне как к развлечению, отдыху между жестокими боями. А еще… больше всего я боялась его потерять. Потерять, как лучших друзей. Как Фреда и Мери, Джинни и Виктора... Я боялась, что эта потеря окончательно сломит меня, и в очередном бою я направлю палочку на себя.
Драко первым отважился произнести эти слова.
Кажется, это был декабрь четвертого года. Зима была слишком холодной для боевых действий и обе армии отсиживались в тылу. Я радовалась тем недолгим дням, когда можно было не думать о том, что завтра в тетради появиться новая строчка.
Мы сидели с ним в его комнате Малфой-Менера. После смерти отца Драко автоматически вступил в наследование, так как Нарциссы уже давно не было в живых, и наш официальный штаб уже почти год держал оборону тут. Все обжились, устроили свой быт и даже обзавелись семьями. У Иган и Дена родилась прелестная дочь Вивиен, а Чжоу ждала ребенка от Гарри. Я так и не поняла, когда они успели сойтись. Последнее время он ходил угрюмый и злой, срывался на всех, а особенно на нас с Роном. Говорил что-то про то, что друзья и семья делают человека слабее. Мы пытались возражать, говорили, что так может говорить только темный человек. Друзья делают человека сильнее, они обеспечивают крепкий тыл, помогают, спасают, наконец! Но он только отмахивался и уходил к себе.
Я как раз рассказывала об этом Малфою, когда он встал и отошел к окну.
– Он прав, Грейнджер. Тысячу раз прав! Да и вы… тоже.
– В смысле? – опешила я.
– В том смысле, что друг, настоящий друг, всегда выручит, подставит плечо, поднимет за тебя палочку… Но и Поттер прав говоря, что семья и друзья сковывают по рукам и ногам, они ограничивают возможности, заставляют думать не только о своей шкуре, но и о любимых людях. Когда у тебя за душой не только твоя жизнь, ты становишься в сто раз слабее. – После долгого молчания он повернулся и посмотрел в мои глаза. – Я пытался, но у меня ничего не получается. Я не хочу быть слабым, но я так люблю тебя.

Миссис Малфой (он)

День обещает быть длинным. Сначала на вокзал Кинг Кросс, потом на работу, там обязательно найдется чрезвычайно важное дело, которое без мистера Малфоя никак не решить, затем по магазинам, у жены нет на это свободного времени, а я уже привык ко всем этим магловским штучкам, после снова домой, в теплый уютный… нет, не Малфой-Менор.

***
Наше родовое гнездо разрушили в последний год войны. Даже, я бы сказал, в последний день войны. Хотя и после падения Темного Лорда Пожиратели пытались выбрать себе нового лидера и отражать атаки сторонников Министерства.
Вся мужская часть отряда сопротивления отправилась на очередную, казалось бы, обычную вылазку. От места нашего тогдашнего обитания это было не слишком далеко, всего час лету. Пожиратели уже несколько месяцев держали оборону и не нападали. Ходили слухи, что после очередной схватки с Орденом Темный Лорд порядком ослабел и не кажет своей змеиной морды из убежища. Где находиться основной лагерь, конечно, не знал никто, но так случилось, что Дин, опытный лазутчик, раздобыл информацию об одном очень интересном месте, туда мы и отправились пятого ноября последнего года уходящего кошмара. Самое тяжелое было оставлять тогда в Малфой-Меноре наших девочек. Полугодовалая зеленоглазая Джинни Поттер и высокая величавая Чжоу, уже почти взрослая вечно растрепанная Вивьен с уставшей от беспокойства за дочь Иган, и, конечно, мои любимые девочки – все такая же прекрасная и светлая Гермиона с трехмесячной Лорой на руках.
Я как знал и, взлетая, постоянно оглядывался на них. Официально, конечно, никто из нас свои отношения не оформлял, все ждали конца Войны. Девчонки мечтали о кружевных шторках и уютной домашней обстановке, в которой росли бы их дети, а мы с парнями не редко сидели на полу в одной из многочисленных комнат замка и думали, какой будет жизнь без Темного Лорда, как будет все хорошо: работа, дом, семья. Пусть однообразно, но без ненавистных смертельных заклятий, без страшных потерь… Все-таки тогда мы еще были детьми, способными представлять себе мир без забот, не думая о том, что восстановить всё после Войны будет стоить не меньших усилий, затраченных на саму войну.
Как-то так вышло, что в наших семьях рождались только девчонки. Рон часто смеялся, что это Проведение старается, вот придет время, когда останутся одни девчонки – им-то воевать ни к чему, тогда то и воцариться мир во всем мире. Время шло, а он единственный не потерял еще оптимизма и своей неутомимой веселости.
Известие о том, что Малфой-Менор стерт с лица земли пришло к нам неожиданно грубо и цинично. Мы все сидели в засаде, пытаясь понять, как Пожиратели попадают внутрь огромной скалы, где у них и располагался штаб, когда на плечо Гарри с шумом села белая сова. Поттер с тревогой отвязал смятую записку от лапы птицы и быстро прочитал пару строк. Кулаки его сжались и даже побелели.
– Я убью его, – произнес он и вскочил с места. – Чего бы мне это не стоило! Хватит жертв, достаточно потерь, чёрт возьми!
Гарри опрометью кинулся к группе Пожирателей, как раз подходящий ко «входу». Ребята тоже повскакивали с мест и кинулись ему на подмогу. Я лишь на секунду задержался, чтоб прочитать помятую записку, выпавшую из рук Поттера. Там, легкой рукой Чжоу было написано всего три предложения: «На нас напали. Их слишком много, мы не сможем обороняться и пяти минут. Мерлин вам в помощь, прощайте».
Вернувшись с победой домой, мы не обнаружили ни дома, ни победы… Нет, Гарри все-таки выполнил свою клятву и добрался до Темного Лорда… Но никакого счастья это нам не принесло. Замок был разрушен до основания, а все наши девочки, по-видимому, погибли, а если и не так, то это было еще страшнее, ведь зная жестокость Пожирателей, можно было предположить, как будут пытать и истязать пленных…

***

Мне и сейчас страшно вспоминать, какого было там, на развалинах родного дома, как было страшно, какой безысходностью вело от осколков былого спокойствия.
Выхожу на кухню и вижу, что жена, давно уже приготовила завтрак и стоит, смотря в окно.
– Доброе утро… Как себя чувствует моя миссис Малфой?
– Все хорошо, Драко, все хорошо, – улыбается она. И я так рад, что мы вместе, что мы живы, что смогли забыть про этот кошмар войны. Что он уже ушел и о нем можно вспоминать только иногда, когда приходиться оплакивать погибших, но благодарить Бога, что дал нам шанс все исправить, дал возможность замолить грехи и вырастить своих детей в мире.

Имена (Лора Малфой)

Война – это очень страшно. Я совершенно не помню ее, как некоторые ребята постарше, но всё же понимаю, что никогда бы не хотела попасть в этот ад. Мой брат Люк родился уже после Великой войны, и я помню, как радовались ему мама и папа. У меня самая прекрасная семья на свете. Хотя они и пережили эти ужасные годы, они всегда оставались вместе, любили друг друга и делали всё, чтобы их дети и дети их друзей были счастливы в мирное время.
Лишь однажды они расстались надолго. Когда было разрушено родовое гнездо Малфоев, мама, со мной на руках, смогла сбежать оттуда. Мы почти полгода жили в лесу, скрываясь. Пока, отец не получил от мамы сову… Он нашел нас в пригороде Стаффорда и забрал на уже мирную землю Лондона.
У нас в Хогвартсе, на самом верхнем этаже есть длинный коридор, вместо обычных серых стен там тысячи имен, тех, кто погиб в те ужасные годы. Я очень люблю сидеть там, когда становиться грустно, касаться пальцами золоченых букв таких знакомых имен. Достаточно коснуться палочкой любого имени, как тут же рядом появляется лицо человека, а рядом с ним дата рождения и смерти. Чаще всего попадаются веселые детские мордашки, будто бы моих сверстников. Такие по-детски простые, такие спокойные, даже не вериться, что их больше нет, что не будь войны, их дети учились бы вместе со мной, а сами они работали бы с моими родителями, ходили бы на работу и в магазины, пили бы огненный виски в Дырявом котле и наряжали на Рождество елку…
Все детство я слушала рассказы о доблестных братьях Уизли и о их бедной сестре Джинни, которая погибла, едва достигнув совершеннолетия, о мудром и справедливом профессоре Дамблдоре, бывшем директоре нашей школы, о благородном Северусе Снеге и неотразимой мисс Тонкс. Все они здесь, на этой стене…
И я так счастлива, что среди этих фамилий нет моих мамы и папы – Гермионы и Драко Малфоев.

..::Чтобы влезть одной пяткой в историю, нужно быть всего навсего дурочкой::..

Нет, понятно, что это в основном очепятки, но всё же

А сам фанфик приятный, мне понравилось...